По поводу приема еврейской депутации Витте послал следующую телеграмму графу Ламздорфу для сообщения министру финансов: «Вчера я целый вечер беседовал с главными вождями здешнего еврейства, которые имеют существенное влияние на американское общественное мнение, располагают громадными капиталами и помогают японцам в денежных операциях. Из этой беседы, которую я вел в присутствии посла, я убедился, что они знакомы с нашим еврейским вопросом по крайне односторонним сведениям, черпаемым из источников нам враждебных, и рассказам массы эмигрантов, сюда ежедневно прибывающих. Потому-то действительное положение, в котором у нас пребывают евреи, представляется им в таких размерах и форме, которые успешно могут сделать врагом России каждого человека. Я им выяснил действительное положение дела и настоящий фазис обсуждения этого вопроса русским правительством, причем фактически доказал, что в царствование его императорского величества были принимаемы меры, только клонящиеся к облегчению положения евреев, что они сами признали. Барон Розен думает, что беседа моя может иметь серьезное влияние на общественное мнение американцев и, во всяком случае, не может не тревожить японцев, так как лица, бывшие у меня, – банкиры Японии».
<…> 2/15 августа. Наконец пошел дождь, охладивший раскаленную атмосферу, а то было совсем невыносимо, особенно ночью. По приезде в Неви-Ярд мы долго ждали японцев, которые что-то замешкались. Сегодняшний день должен был выяснить, будем ли мы продолжать переговоры, ибо обсуждались пункты четвертый и пятый о Сахалине.
По поводу статьи четвертой касательно обязательства России и Японии не препятствовать развитию торговли и промышленности в Маньчжурии, Комура заметил, что когда шли переговоры между Японией и Китаем по поводу заключения торгового договора, Россия воспротивилась открытию в Маньчжурии городов для иностранной торговли. Во избежание подобных недоразумений в будущем Япония желала бы знать, каковы намерения России на этот счет. Витте ответил, что факты эти относятся ко времени, когда в Маньчжурии происходили волнения, но что в будущем Россия готова открыть все порты Маньчжурии для иностранной торговли, с тем что Япония примет такое же обязательство, включая Ляодунский полуостров. Комура изъявил согласие на эти условия.
Затем перешли к пункту пятому о Сахалине. Комура сказал, что ввиду несогласия его с русской точкой зрения на этот вопрос он изложил свои соображения в особой памятной записке. Pycские уполномоченные заявили в своем ответе, что не разделяют японских соображений и смотрят на оккупацию Сахалина как на вопрос факта, а не как на право. Японские уполномоченные желали бы узнать от русских уполномоченных доводы, подтверждающее это мнение.
Витте объяснил, что Россия готова сделать уступки, поскольку последние не затрагивают ее чести и достоинства, уступка же территории, которая принадлежит России по договору и которой она владеет 30 лет, при настоящем положении вещей недопустима. Комура в ответ произнес довольно пространную речь, доказывая справедливость и законность японских притязаний. Он подчеркнул, что владение Карафуто (Сахалин) для Японии есть вопрос жизни и национальной безопасности, для России же – вопрос политического расчета и самолюбия. Уже 250 лет тому назад в некоторых частях острова существовали японские поселения и были японские власти. Первые японские чиновники появились на острове в 1624 году, a русские посетили Сахалин лишь в 1803 году, Амур же заняли в 1850 году. Японское народное чувство никогда не признавало законности русской оккупации Сахалина, считая ее актом насилия. Географически Карафуто – продолжение японского архипелага, а стратегически остров необходим для безопасности Японии.
Витте, со своей стороны, привел несколько исторических данных в пользу наших притязаний. «По договору 1875 года Япония взамен Курильских островов признала право России на Сахалин. С точки зрения экономической я допускаю великое значение острова для Японии, и это, по-моему, главная причина притязаний японского народа. Мы готовы сделать возможные уступки в этом отношении». Затем Витте обрисовал политическое и стратегическое значение Сахалина, владение коим необходимо для безопасности Амурской области. «Сахалин – это часовой у наших дверей, между тем Япония желала бы быть этим часовым у дверей соседа. Одним словом, мир будет более обеспечен, если Сахалин останется в руках России, ибо отторжение территории всегда создавало причины неудовольствия. Так, присоединение Эльзас-Лотарингии к Германии в 1871 году является еще теперь главным источником вражды между двумя соседями. Напротив, в 1866 году Германия по настоянию князя Бисмарка воздержалась от присоединения какой-либо части Австрии, и результатом этой мудрой политики был союз, существующий до сих пор. И в данном случае русское национальное чувство не примирится с утратой территории, бывшей долгое время в законном владении России».
В ответ на доводы Витте Комура перечислил новые исторические доказательства в пользу Японии. «Что же касается замечания г-на Витте, – не без язвительности сказал он, – что Россия не предполагала создать из Сахалина базы для нападения, я считаю, что если бы театром войны была не Маньчжурия, а Приморская область, то Сахалин явился бы такой базой. Ныне России остается лишь признать совершившийся факт, Япония же готова дать всякие гарантии относительно безопасности Приамурья».
Витте, в свою очередь, продолжал делать возражения против японских притязаний, говоря, что, по его мнению, до занятия Сахалина Муравьевым Япония не придавала значения владению островом. «Народное чувство в Японии вытекает из чувства сожаления по поводу того, что остров не был занят, когда это было легко сделать. В России же это народное чувство гораздо серьезнее, и его нельзя игнорировать, если мы хотим заключить мир».
После двухчасовых прений с полной определенностью выяснилось, что никто не хочет уступить и что соглашение по этому пункту недостижимо. Ввиду непримиримых разногласий <…>, было решено перейти к обсуждению следующего пункта, а пока сделать перерыв до трех часов. Тон обсуждения был все время спокойный. Страсти с обеих сторон видимо улеглись, уступив место более трезвому настроению.
В час подали обычный завтрак. Сергей Юльевич не завтракал и, пока мы сидели за столом, прогуливался по столовой. Он уже несколько дней нездоров и сидит на диете. До сих пор мы с японцами держались на строго официальной ноге, прибегая к любезному посредничеству добрейшего мистера Перса. Сегодня Витте отступил от этой тактики, спросив барона Комуру, как он себя чувствует и любит ли здешнюю пищу. Комура ответил, что к американской пище привык, ибо жил в Америке, и что к тому же они получают из Японии некоторые съестные припасы и лакомства. Этот обмен любезностей вызвал улыбку на невозмутимых лицах японцев. <…>
По газетным отзывам, еврейские банкиры вынесли отличное впечатление из свидания с Витте, охарактеризовав его как либерального и гуманного государственного деятеля, притом замечательно прямого и искреннего. Газеты выставили его поборником равноправия евреев и свободы вероисповеданий, что будто бы подтверждается его заступничеством за старообрядцев и штундистов. <…>
3/16 августа. <…> Интересно наблюдать, как ведут себя наши и японские уполномоченные. Барон Комура говорит по-японски, a Отчиай переводит на французский. Он говорит с расстановкой, отдельными фразами, останавливаясь, чтобы секретарь мог перевести. Перед ним лежат документы, с которыми он часто справляется. Видно, что он тщательно изучил подробности и хорошо подготовился, вероятно, при содействии американца Денисона.
Витте говорит залпом, как бы по вдохновению. Хотя речь его не так плавна и закончена, но говорит он с большой самоуверенностью, приводя неожиданные аргументы, вызывающие смущение японцев. Он не пользуется справками. Около него инструкция министерства и чистая бумага. Во время заседания он встает и ходит по комнате и обращается к Розену. Я бы сказал, что Витте талантливее и импульсивнее, а Комура основательнее и обдуманнее.
Невозмутимее и молчаливее всех Такахира и Розен. Первый говорит лишь по приглашению Комуры и курит папиросу за папиросой, второй же вмешивается только в тех случаях, когда ему показалось, что перевод не точен или в случае обращения Витте. До сих пор все происходило весьма мирно. Взаимное раздражение обнаружилось при обсуждении вопроса о Корее и об эвакуации. Когда Витте недоволен, то ерзает на стуле, жует бумагу и закидывает ногу на ногу. Комура выдержаннее: его раздражение выражается в том, что он стучит пальцами по столу и говорит резче и отрывистее. На втором заседании Витте спросил чаю, на следующий день японцы последовали его примеру. Теперь пьют чай ежедневно, впрочем, одни послы. Секретарям не полагается. Да это было бы трудно, ибо приходится писать, не отрываясь от бумаги. Сегодня, когда стемнело, Витте захотел сам зажечь электрические люстры. Это представило некоторые затруднения ввиду вышины лампы, и ему пришлось вытянуться во весь рост, чтобы захватить шнурки. Маленькие японцы с интересом следили за этой операцией, видимо завидуя росту нашего посла.
Витте не всегда может сдержать природный пыл и прерывает Комуру, вернее Отчиая, каким-нибудь колким возражением. Медленный и монотонный голос последнего, видимо, раздражает Витте, который тогда обращается прямо к Комуре или к Адачи. Импровизации Сергея Юльевича не всегда, впрочем, удачны. Например, при обсуждении вопроса о Сахалине, когда Комура стал настаивать на жизненной важности острова для Японии, Витте заметил, что, в сущности, Россия могла бы обойтись без Сахалина, но что по принципиальным причинам она не может делать территориальных уступок. Японцы, конечно, воспользовались этим lapsus linguae