чёл» — как выражаются ваши охотники. Не пройдёт и двадцати лет, как половина жителей Земли перебывает на Луне!
— Ура! Да здравствует Мишель Ардан! — воскликнули все, даже наименее убеждённые.
— Да здравствует Барбикен! — крикнул в ответ скромный оратор.
Рис. Поезда, составленные из вагонов-снарядов, направленные к Луне
Это громогласное признание заслуг Барбикена вызвало долгие и единодушные аплодисменты.
— Теперь, друзья мои, — продолжал Ардан, — вы, быть может, пожелаете задать мне кое-какие вопросы? Пожалуйста! Хотя мне, профану, и нелегко будет ответить, но всё же я постараюсь.
До сих пор председатель «Пушечного клуба» был, по-видимому, очень доволен общим ходом беседы. Ардан толковал о более или менее отвлечённых вопросах и благодаря своему яркому воображению блестяще их излагал. Но надо было отвлечь Ардана, а также аудиторию от вопросов чисто практических, в которых Ардану было бы, конечно, труднее разобраться. Поэтому Барбикен поспешил взять слово и спросил своего нового друга, что он думает относительно обитаемости Луны и вообще планет Солнечной системы.
— Ты мне ставишь трудную задачу, дорогой мой председатель! — ответил оратор с улыбкой. — Однако, насколько я помню, на этот вопрос отвечали утвердительно люди большого ума, как Плутарх, Сведенборг, Бернарден де Сен-Пьер и многие другие. Становясь на точку зрения философии природы, я вынужден буду разделить их взгляды и признать, что в этом мире не может существовать ничего бесполезного. На твой вопрос, друг Барбикен, я отвечу так: если миры могут быть обитаемы, значит, все они или населены, или раньше были населены, или будут населены со временем.
— Замечательно! — воскликнули слушатели первых рядов, задававшие тон всему собранию; их мнение было законом для остальных.
— Нельзя ответить убедительнее и логичнее, — согласился председатель «Пушечного клуба». — Итак, вопрос сводится к следующему: «Обитаемы ли миры?» Что до меня, я склонен в это верить.
— А я так вполне в этом убеждён, — отвечал Ардан.
— Однако, — заметил один из членов собрания, — существуют серьёзные возражения против обитаемости миров. Во всяком случае, на большинстве планет условия жизни значительно отличаются от соответствующих условий на Земле. Поэтому, ограничиваясь даже одними планетами, можно сказать, что на планетах, удалённых от Солнца, живые существа должны замёрзнуть, а на близких к Солнцу они должны сгореть.
— К сожалению, я не имею удовольствия лично знать моего почтенного оппонента, — ответил Мишель Ардан, — но всё же попытаюсь ему ответить. Его возражение, конечно, очень основательно, но, мне кажется, его можно с успехом опровергнуть, так же как и все остальные возражения против населённости планет. Будь я физиком, я сказал бы ему: если на близких к Солнцу планетах высокая температура умеряется более слабым выделением внутреннего тепла планеты, то на отдалённых планетах, напротив, это тепло выделяется сильнее, — и, таким образом, на их поверхности может создаться температура, вполне подходящая для существ, организованных наподобие земных. Будь я натуралистом, я сказал бы ему, что целым рядом крупнейших учёных доказана приспособляемость земных организмов к самым различным условиям жизни. Ведь рыбы дышат в среде, безусловно пагубной для других животных. Амфибии ведут двойственную жизнь — явление трудно объяснимое! Некоторые морские животные обитают в очень глубоких слоях воды и выдерживают давление в пятьдесят и шестьдесят атмосфер. Иные низшие организмы совершенно нечувствительны к температуре и встречаются как в горячих источниках, так и в ледяных пустынях полярных океанов! Итак, нужно признать, что природа создаёт настолько разнообразные, порою непостижимые условия жизни, что её можно назвать всемогущей. Будь я химиком, я сказал бы ему, что в аэролитах, то есть в телах, образовавшихся вне земной сферы, путём анализа обнаружены следы углерода; а это вещество имеет органическое происхождение и, как доказывают исследования Рейхенбаха, несомненно входило когда-то в состав живых тел. Наконец, будь я теологом, я сказал бы ему, что, согласно учению апостола Павла, божественное искупление распространяется не на одну только Землю, но и на все небесные миры. Но я не химик, не естественник, не физик и не теолог, я полный невежда, я не знаю великих законов, управляющих Вселенной, и должен буду ответить так: мне неизвестно, населены ли другие миры, — потому-то я и хочу полететь на Луну, чтобы убедиться в этом собственными глазами.
Нашлись ли у противника Мишеля Ардана новые возражения, неизвестно. Собрание заглушило его слова, встретив последнюю фразу Ардана криками исступлённого восторга. Когда, наконец, водворилось молчание даже в самых отдалённых рядах аудитории, победоносный оратор смог продолжать свою речь и добавил следующее:
— Вы прекрасно понимаете, мои славные янки, что я лишь слегка затронул этот вопрос: я приехал сюда не для того, чтобы читать публичные лекции на эту богатую тему. Есть ещё целый ряд доводов в пользу обитаемости миров. Я их оставлю в стороне, позвольте мне остановиться лишь на одном. Людям, которые утверждают, что планеты необитаемы, нужно ответить так: быть может, вы были бы и правы, если бы могли доказать, что Земля — наилучший из миров; но это далеко не доказано, что бы там ни говорил Вольтер. У Земли всего один спутник, а у Юпитера, Урана, Сатурна и Нептуна — к их услугам несколько; это даёт этим планетам известные преимущества, которыми отнюдь нельзя пренебрегать. Но что особенно неудобно на Земле — это наклон её оси к орбите. Отсюда происходит неравенство дней и ночей, отсюда и досадное разнообразие времён года. На нашем злополучном шаре всегда или слишком жарко, или слишком холодно; мы мёрзнем зимой, а летом жаримся на припёке. Земля — планета насморков, воспаления лёгких и всякой простуды! То ли дело на Юпитере, ось которого почти перпендикулярна к плоскости его орбиты! Там для одного и того же места не бывает скачков температуры. Там существует зона вечной весны, зона вечного лета, зона вечной осени, зона вечной зимы. Каждый юпитерианин может выбрать климат себе по вкусу и всю свою жизнь не бояться перемен погоды. Вы, конечно, согласитесь, что это большое преимущество Юпитера по сравнению с Землёй, не говоря уже о его длинных годах, которые продолжаются по двенадцати земных лет! Более того, я совершенно убеждён, что при таких изумительно благоприятных условиях жизни обитатели этого счастливого «мира» должны быть высшими существами: учёные там более учёны, артисты более талантливы, люди злые менее злы, чем на Земле, а добрые ещё лучше наших. И, увы, подумать только, чего не хватает нашей Земле, чтобы достигнуть такого совершенства: сущего пустяка! Только оси вращения, менее наклонённой к плоскости орбиты.
— За чем же дело стало? — внезапно раздался неистовый голос. — Объединим наши усилия, изобретём машины и выпрямим земную ось!
Гром рукоплесканий раздался в ответ на это предложение, которое могло прийти в голову лишь Дж. Т. Мастону. У него всегда была склонность к инженерному искусству, и при его пылком воображении ему ничего не стоило хватить через край. Однако надо признаться — ибо это правда, — что многие поддержали его восторженными криками. И, разумеется будь у американцев точка опоры, которую требовал в древности Архимед — они непременно создали бы рычаг, чтобы повернуть Землю и выпрямить её ось, но, увы, точки опоры как раз и недоставало этим отважным механикам!
Как бы то ни было, но «практическое предложение» Мастона имело большой успех: оно прервало прения на добрых четверть часа. И долго ещё после этого митинга толковали в Соединённых Штатах о смелом проекте пожизненного секретаря «Пушечного клуба».
Глава двадцатаяАтака и оборона
Казалось бы, на этом и должен был закончиться митинг. Трудно было бы придумать лучшее заключение.
Однако, когда шум, наконец, улёгся, послышались следующие слова, произнесённые твёрдым, суровым голосом:
— Теперь, когда оратор уделил так много времени области фантазии, не угодно ли ему будет вернуться к основной теме? Нельзя ли поменьше вдаваться в теории и прямо перейти к обсуждению технической стороны путешествия?
Все взгляды обратились на говорившего. Это был худощавый, сухой человек, с энергичным лицом, с бородой, подбритой по-американски с боков и густой под подбородком.
Пользуясь движением в толпе, он мало-помалу пробрался в первый ряд слушателей. Скрестив руки, он устремил сверкающий, смелый взгляд на героя митинга. Высказавшись, он умолк. По-видимому, его ничуть не смущали ни тысячи обратившихся на него взглядов, ни ропот порицания, которым собрание встретило его заявление. Не получив сразу ответа, он повторил свои слова тем же суровым голосом, добавив:
— Мы собрались сюда, чтобы говорить о Луне, а не о Земле.
— Вы совершенно правы, милостивый государь! — ответил Ардан. — Прения уклонились в сторону. Вернёмся к Луне.
— Милостивый государь, — продолжал незнакомец, — вы утверждаете, что спутник Земли обитаем. Допустим. Но если жители Луны существуют, то они живут не дыша, так как — я прошу вас принять это во внимание ради вашей же пользы — на поверхности Луны нет ни единой молекулы воздуха.
Рис. Атака и оборона
Мишель Ардан встряхнул своей львиной гривой. Он сразу почуял, что имеет дело с сильным противником. Он смерил незнакомца твёрдым взглядом и сказал:
— Вот как! По-вашему, на Луне нет воздуха? А позвольте вас спросить: кто это утверждает?
— Учёные.
— В самом деле?
— В самом деле.
— Милостивый государь, — возразил Ардан, — шутки в сторону. Я питаю глубокое уважение к учёным, которые знают своё дело, и глубокое презрение к тем, которые его не знают.
— А вам известны и такого рода учёные?
— Известны. Во Франции, например, есть сейчас один «учёный», который утверждает на основании «математических вычислений», что птицы не могут летать; есть и такой, который доказывает, что рыбы не приспособлены к жизни в воде.