— Милостивый государь, я не таких учёных имею в виду. В подтверждение своих слов я готов привести имена, которые вы не можете не признавать.
— В таком случае, милостивый государь, вы поставите в большое затруднение такого профана, как я. Впрочем, я всегда рад узнать что-нибудь новое!
— Зачем же вы вмешиваетесь в учёные вопросы, если вы их не изучали? — довольно грубо спросил незнакомец.
— Зачем? — отвечал Ардан. — Тот и смел, кто не подозревает опасности! Я ничего не знаю, это правда, но именно в этой слабости моя сила!
— Ваша слабость граничит с безумием! — с раздражением в голосе крикнул незнакомец.
— Э, тем лучше, — возразил француз, — если моё безумие доведёт меня до Луны!
Барбикен и его товарищи пожирали глазами непрошеного гостя, который так дерзко возражал Мишелю Ардану. Никто его не знал, и председатель «Пушечного клуба», несколько смущённый тем оборотом, какой принимали прения, не без тревоги поглядывал на своего нового друга. Всё собрание прислушивалось внимательно и настороженно, понимая, что сейчас будут выявлены все опасности или даже полная неосуществимость предполагаемого путешествия.
— Милостивый государь, — снова начал противник Ардана, — Есть много доказательств полного отсутствия атмосферы на Луне, и они до сих пор не опровергнуты. Я мог бы сказать а priori, что если и существовала когда-нибудь атмосфера на Луне, то её уже давно притянула бы к себе Земля. Но я предпочитаю привести вам несколько неопровержимых фактов.
— Приводите, милостивый государь, — ответил Ардан с самой любезной улыбкой. — Сколько угодно! — Вы знаете, — продолжал незнакомец, — что, когда лучи света вступают в такую среду, как воздух, они отклоняются от прямолинейного направления, другими словами, преломляются. Ну так вот, когда Луна своим диском затмевает для нас некоторые звёзды, то лучи этих звёзд никогда не отклоняются от своего направления, то есть не испытывают ни малейшего преломления. Отсюда неизбежный вывод: на Луне нет никакой атмосферы.
Все взоры устремились на француза: как опровергнет он это положение, из которого вытекают столь важные следствия?
— В самом деле, — ответил Ардан. — Это — ваш самый сильный аргумент и почти единственный. Учёный, быть может, затруднился бы дать на него прямой ответ, но для меня этот довод не имеет решающего значения. Он стал бы решающим, если бы был точно измерен угловой диаметр Луны, однако точного измерения до сих пор не существует. Но оставим это. Скажите мне, сударь, допускаете ли вы существование вулканов на поверхности Луны?
— Потухших вулканов — да, действующих — нет.
— Но в таком случае ведь можно, не выходя за пределы логики, допустить, что некогда вулканы были действующими?
— Разумеется, но они сами могли выделять необходимый для горения кислород, и, следовательно, происходившие на Луне вулканические извержения ещё не доказывают присутствия на ней атмосферы.
— Пойдём дальше, — ответил Ардан, — и вообще оставим косвенные доказательства. Перейдём к фактам, к непосредственным наблюдениям. Но предупреждаю: мне придётся ссылаться на учёные авторитеты.
— Что ж, ссылайтесь.
— И сошлюсь. Третьего мая тысяча семьсот пятнадцатого года астрономы Лувиль и Галлей, наблюдая затмение, отметили необычные световые явления на Луне. Эти поблескивания, очень кратковременные и часто повторяющиеся, они приписали действию грозы, разразившейся в атмосфере Луны.
— В тысяча семьсот пятнадцатом году, — возразил незнакомец, — астрономы Лувиль и Галлей приняли за лунные явления феномены, происходившие в слоях земной атмосферы и вызванные болидами и метеорами. Вот что ответили учёные на сообщение об этих фактах и что теперь я вам повторяю!
— Пусть так! — нисколько не смущаясь, отвечал Ардан. — Теперь сошлюсь на Гершеля, который в тысяча семьсот восемьдесят седьмом году наблюдал множество светящихся точек на поверхности Луны.
— Не отрицаю, но он оставил этот факт без объяснения. Сам Гершель не решился на основании его доказывать существование лунной атмосферы.
— Превосходный ответ! — воскликнул с увлечением Мишель Ардан. — Вы, я вижу, очень сильны в селенографии.
— Весьма силен, милостивый государь, и добавлю вам, что первоклассные астрономы Бэр и Мэдлер, которые подробнее всех исследовали ночное светило, пришли к выводу о полном отсутствии на нем атмосферы.
По рядам аудитории пробежал трепет. Доводы странного незнакомца начали, по-видимому, влиять на общее мнение.
— Пойдём дальше, — хладнокровно продолжал Мишель Ардан. — Что вы ответите на следующий весьма веский довод? Известный французский астроном Лосседа, наблюдая затмение восемнадцатого июля тысяча восемьсот шестидесятого года, констатировал, что края закрытого Луной солнечного диска казались закруглёнными и усечёнными. Такое явление могло произойти вследствие преломления солнечных лучей в лунной атмосфере. Другого объяснения быть не может!
— Но достоверен ли этот факт? — с живостью переспросил незнакомец.
— Абсолютно достоверен!
Новое движение в аудитории, обрадованной успехом своего любимца. Незнакомец молчал. Не кичась победой над противником, Ардан продолжал свою речь самым простодушным тоном:
— Вы видите, уважаемый сударь, что нельзя решительно отрицать существование лунной атмосферы. Вероятно, эта атмосфера очень разрежена, обладает чрезвычайно малой плотностью, но с научной точки зрения приходится признать её существование…
— Только не на лунных горах, с вашего разрешения! — возразил незнакомец, который ещё не думал сдаваться.
— Быть может, но в долинах она есть, даже если её высота не превышает несколько сот футов.
— Во всяком случае, советую вам принять меры предосторожности, потому что ваш лунный воздух окажется невероятно разрежённым.
— О, дорогой мой, на одного человека хватит! К тому же, добравшись туда, я буду соблюдать возможную экономию воздуха и постараюсь дышать лишь в редких, особых случаях.
Разразился оглушительный взрыв хохота. Незнакомец гордо, с вызывающим видом оглядел собрание.
— Итак, — непринуждённо продолжал Мишель Ардан, — вы со мной согласились, что на Луне есть некоторая атмосфера. А если так, то должно быть хоть «некоторое» количество воды. Это обстоятельство лично меня весьма радует. Кроме того, любезный мой оппонент, позвольте вам сообщить ещё одно соображение. Ведь мы знаем одну только сторону лунного шара, которая обращена к Земле, — и если на этой стороне очень мало воздуха, то, быть может, на другой его вполне достаточно.
— Это почему?
— А потому, что Луна под влиянием земного притяжения приняла форму яйца, которое обращено к нам своим более острым концом. С этим предположением согласуются и вычисления Гагзена, доказывающие, что центр тяжести Луны лежит в её заднем полушарии. А отсюда, в свою очередь, следует, что главная масса лунного воздуха и воды должна была устремиться на противоположную сторону земного спутника ещё в первые дни творения.
— Чистейшая фантазия! — воскликнул незнакомец.
— Напротив! Чистейшая теория, опирающаяся на основные законы механики, и я не вижу возможности её опровергнуть. А потому обращаюсь ко всем слушателям и прошу поставить на голосование вопрос: возможна ли на Луне жизнь, подобная той, которая существует на Земле?
Долго не смолкавшие рукоплескания трёхсот тысяч слушателей встретили это предложение. Противник Мишеля Ардана хотел ещё говорить, но его никто не слушал. Градом посыпались на него крики и угрозы.
— Довольно! Довольно! — кричали одни.
— Гоните его в шею! — вопили другие.
— Вон! Вон! — ревела разъярённая толпа. Но незнакомец стоял неподвижно — только схватился за перила эстрады — и с вызывающим видом ждал, пока буря утихнет. Неизвестно, чем бы всё это кончилось, если бы Мишель Ардан жестом не успокоил расходившиеся страсти.
Он был слишком великодушен, чтобы оставить своего соперника беззащитным перед толпой.
— Быть может, вы желаете сказать ещё несколько слов? — обратился он к незнакомцу самым любезным тоном.
— Да! Сто, тысячу слов! — ответил незнакомец запальчиво. — Или нет, только одно! Упорствовать в таком намерении может только человек…
— Неосторожный? Неужели вы считаете меня неосмотрительным, ведь я потребовал от моего друга Барбикена заменить круглую бомбу цилиндро-коническим снарядом, чтобы в пути не вертеться, как белка в колесе?
— Но вы забываете, несчастный, что толчок при вылете ядра разнесёт вас в клочья!
— Дорогой мой оппонент, вот теперь вы попали в цель: это самая настоящая и даже единственная опасность. Однако я верю в изобретательный гений американцев и убеждён, что они что-нибудь да придумают.
— Ну а жар, который разовьётся при страшной скорости снаряда от сопротивления атмосферы?
— О, стенки снаряда достаточно толсты! К тому же я мигом перелечу через атмосферу!
— Ну а съестные припасы? Вода?
— Я рассчитал, что могу захватить припасов на целый год, а в пути я буду находиться лишь четверо суток.
— А чем дышать в пути?
— Можно химически очищать воздух!
— А удар при падении на Луну, если только ядро до неё долетит?
— О, этот удар будет в шесть раз менее силен, чем при падении на Землю, потому что лунное притяжение в шесть раз слабее земного.
— Но и этого удара хватит, чтобы разбить вас вдребезги, как стекло!
— А что мне помешает ослабить силу падения при помощи ракет, которые я буду пускать в нужное время?
— Но, наконец, допустим даже, что вы преодолеете все опасности и всё сложится так невероятно удачно, что вы долетите до Луны здоровым и невредимым, — каким образом вы оттуда вернётесь на Землю?
— А я совсем не вернусь!
При этом ответе, простота которого ещё резче подчёркивала героизм Мишеля Ардана, всё собрание точно онемело. Это молчание было красноречивее всяких криков восторга. Незнакомец воспользовался тишиной, чтобы высказать последний протест.
— Но вы неизбежно убьёте себя, — выкрикнул он во весь голос, — и ваша смерть будет смертью безумца! Она даже ничего не даст науке!