— Напишите обо всем.
— Но я же вам все рассказала.
— Мне нужно письменное признание. И тогда мы с этим покончим. Ну же, Лени, не сдавайте позиции, осталось совсем чуть-чуть. Вы же хотите об этом забыть?
Лени взяла ручку. Уставилась на пустой лист бумаги.
— Что, если я попрошу вызвать адвоката? Дедушка наверняка бы мне это посоветовал. Он юрист.
— Пожалуйста, — согласился Уорд, — виновные так и делают. — Он взял трубку. — Ну так что, позвать?
— Вы мне верите, правда? Я его не убивала, мама тоже не хотела его убивать. Закон же теперь защищает женщин, пострадавших от домашнего насилия.
— Конечно. Тем более что вы сказали мне правду.
— То есть мне нужно лишь все это записать и вы меня отпустите? И я смогу поехать в Канек?
Он кивнул.
Что изменится, если она обо всем напишет? Лени начала медленно, слово за словом, восстанавливать события того ужасного вечера. Как отец набросился на нее с кулаками, как взял ремень, как хлынула кровь, как собралась в лужицу на полу. Дорога по морозу на озеро. Последний взгляд на папино лицо цвета слоновой кости в лунном свете — перед тем как он скрылся под водой. Стук льдинок, выплеснувшихся из проруби.
Лени умолчала лишь о том, что им помогала Мардж Берд-солл. Об этом она словом не обмолвилась. Не упомянула ни о бабушке с дедушкой, ни о том, куда именно они с мамой уехали с Аляски.
Закончила она так: «Мы улетели из Хомера в Анкоридж и уехали с Аляски».
Подвинула листок Уорду.
Шеф полиции вынул очки из отвисшего нагрудного кармана, пробежал глазами ее признание.
— Мам, я дочитал, — подал голос Эмджей.
Лени поманила его к себе. Он захлопнул книгу и кинулся к ней со всех ног. Забрался на колени, как обезьянка. Он был уже крупноват, но Лени не стала его прогонять. Обняла сына. Эмджей болтал худенькими ножками, пинал кроссовкой металлический стол. Бум-бум-бум.
Шеф Уорд посмотрел на Лени и объявил:
— Вы арестованы.
У Лени земля ушла из-под ног.
— Но… вы же говорили… что если я напишу, то мы на этом закончим.
— Мы и закончили. Теперь вами займутся другие. — Он запустил руку в волосы. — Зря вы сюда пришли.
Ее ведь годами предупреждали. Как же она забыла? Но потребность в прощении и искуплении победила здравый смысл.
— Что вы имеете в виду?
— От меня теперь ничего не зависит, Лени. Вами займется суд. Я посажу вас под арест — по крайней мере, до тех пор, пока вам не предъявят обвинение. Если у вас нет денег на адвоката…
— Мам! — нахмурился Эмджей.
Шеф зачитал Лени по бумажке ее права и добавил напоследок:
— А сына вашего передадим в социальную службу — если, конечно, его некому забрать. В опеке о нем позаботятся. Обещаю.
Лени диву давалась: как она могла оказаться такой глупой и наивной? Почему сразу не догадалась? Ее ведь предупреждали. А она все равно поверила полицейскому. Хотя знала, что к женщинам закон жесток и несправедлив.
Ее так и подмывало разразиться руганью, завизжать, заплакать, расшвырять мебель, но поздно. Она допустила ужасную ошибку. Второй не будет.
— Позвоните Тому Уокеру, — сказала Лени.
— Тому? — нахмурился шеф Уорд. — С какой стати я должен ему звонить?
— Позвоните, и все. Скажите, что мне нужна помощь. Он за мной приедет.
— Кто вам нужен, так это адвокат.
— Ага, — согласилась Лени. — Вот и про адвоката тоже ему скажите.
Тридцать
До этого дня слово «производство» ассоциировалось у Лени скорее с огромными заводами или какими-то фабриками, где продукты менялись до неузнаваемости, превращались во вредные. Типа плавленого сыра.
Теперь же это слово обрело совершенно иное значение.
Отпечатки пальцев. Фотографии крупным планом анфас и в профиль. «Пожалуйста, повернитесь вправо». Ее обыскивают.
— Прикольно! — Эмджей бегал туда-сюда по камере, водил рукой по решетке. — Я как вертолет. Послушай. — И он снова припустил вдоль решетки, со стуком пересчитывая пальцем прутья.
Лени не сумела выдавить улыбку. Ей не хотелось смотреть на Эмджея, но и отвернуться тоже не могла. Чего ей стоило уговорить полицейских, чтобы позволили взять его с собой в камеру! Слава богу, они в Хомере, а не в Анкоридже, уж там-то для нее не сделали бы послабления. Тут же, видимо, уровень преступности невелик. В камеру сажают разве что пьяниц по выходным.
Тук-тук-тук.
— Эмджей, — рявкнула Лени и только по лицу сына — в зеленых глазах страх, рот открыт от удивления — поняла, что кричала. — Прости, — сказала она. — Прости, сынок.
Настроение Эмджея — что море: посмотрел — и сразу все ясно. Вспышка Лени его обидела, может, даже напугала.
Теперь она будет казниться еще и из-за этого.
Эмджей пересек крохотную камеру, специально шаркая подошвами кроссовок.
— Я катаюсь на коньках, — пояснил он.
Лени выдавила улыбку, похлопала по бетонной скамье. Эм-джей уселся рядом с ней. В камере было так тесно, что он едва не упирался коленкой в унитаз без крышки. Сквозь железные решетки Лени видела почти весь участок — стойку дежурного, приемную. Дверь в кабинет шефа Уорда.
Она еле удержалась, чтобы не обнять Эмджея крепкокрепко.
— Нам надо поговорить, — сказала она. — Помнишь, я рассказывала тебе о папе?
— У него повреждение мозга, но он все равно будет меня любить. Какой противный туалет.
— Папа живет в лечебнице, там за ним ухаживают. Поэтому он нас и не навещает.
Эмджей кивнул:
— Тем более что он все равно не говорит. Он провалился в дыру и разбил голову.
— Ага. Он живет здесь. На Аляске. Где выросла мама.
— Ну, мам, чего ты, я знаю. Поэтому мы и приехали. Пойдем гулять?
— Пока нельзя. Но… у тебя еще есть дедушка. Он живет здесь. И тетя по имени Алиеска.
Эмджей наконец перестал стучать пластмассовым трицератопсом по скамье и посмотрел на Лени.
— Еще один дедушка? У Джейсона их три.
— А у тебя теперь два, разве не здорово?
Она услышала, как отворилась дверь участка, донесся шум проехавшего по улице автомобиля, скрип гравия под колесами. Гудок.
В участок вошел Том Уокер. В линялых джинсах, заправленных в сапоги, черной футболке с огромной разноцветной эмблемой «Гостиницы и парка приключений в бухте Уокеров» и грязной бейсболке, надвинутой на глаза.
Остановился, огляделся.
Заметил ее.
Лени не усидела бы на месте, даже если хотела бы, а она не хотела. Она отстранилась от Эмджея и встала.
Волнение мешалось в ее душе с радостью. Она только сейчас осознала, как соскучилась по мистеру Уокеру. За эти годы он для нее превратился в мифического героя. И для мамы тоже. Для мамы он олицетворял упущенную возможность, для Лени — идеал отца. Поначалу они с мамой часто вспоминали о мистере Уокере, но обеим это причиняло боль, и со временем они перестали о нем говорить.
Мистер Уокер направился к Лени, стянул бейсболку, смял в руках. Он переменился — не постарел, но как-то поблек, словно от непогоды. Светлые с проседью волосы забраны в хвост. Он явно работал в лесу, когда позвонил шеф Уорд, — к фланелевой рубашке пристали сухие листья.
— Лени. — Мистер Уокер подошел к самой решетке. — Я не поверил, когда Курт сказал, что ты тут. — Он обхватил прутья широкими, покрасневшими от работы ладонями. — Я думал, отец тебя убил.
Лени вспыхнула от стыда.
— Нет, мама его убила. Когда он набросился на меня с кулаками. Нам пришлось бежать.
— Я бы вам помог. — Он придвинулся ближе, понизил голос: — Мы все помогли бы.
— Я знаю. Мы потому и не попросили.
— А… Кора?
— Умерла, — хрипло ответила Лени. — Рак легких. Она… часто о вас вспоминала.
— Ох, Лени, прими мои соболезнования. Она была…
— Да, — мягко перебила Лени, стараясь не думать о том, какая мама была замечательная и как горько, что ее не стало. Прошло не так много времени, и Лени еще не научилась говорить о потере. Лени посторонилась, чтобы мистер Уокер увидел сидевшего за ее спиной мальчика.
— Эмджей, Мэтью-младший, это твой дедушка Том.
Мистер Уокер всегда казался сильным, как супермен, но, увидев мальчика, так похожего на его сына, утратил самообладание.
— Господи боже мой…
Эмджей, сжимая в кулачке красного пластмассового динозавра, вскочил на ноги.
Мистер Уокер присел на корточки и сквозь прутья решетки посмотрел внуку в глаза.
— Ты так похож на другого мальчика со светлыми волосами.
Держись.
— Я Эмджей! — Мальчик подпрыгнул, расплылся в улыбке. — Хочешь, покажу динозавров? — И, не дожидаясь ответа, принялся одного за другим вытаскивать из карманов пластмассовых динозавров и с гордостью демонстрировать мистеру Уокеру.
Мистер Уокер сказал, перекрывая рычание («так делает Ти-рекс, ррррр»):
— Как же он похож на отца.
— Да.
Прошлое пробралось в настоящее. Лени потупилась, не в силах поднять глаза на мистера Уокера.
— Простите меня, что я вам ничего не сказала. Нам пришлось уехать быстро, и мне не хотелось, чтобы у вас были неприятности. Я не хотела, чтобы из-за нас вам пришлось врать, и не могла допустить, чтобы маму посадили в тюрьму…
— Ох, Лени, — мистер Уокер выпрямился, — ты всегда была ответственна не по годам. Кстати, если Эрнта убила твоя мама, почему ты здесь? Да Курт вас обеих наградить должен, а не в камеру сажать.
Во взгляде мистера Уокера было столько тепла, что Лени едва не расплакалась. Неужели же он нисколечки на нее не злится? Ведь она бросила его больного сына, годами скрывалась, украла у него несколько детских лет внука. А теперь еще и намерена попросить об услуге.
— Я ей помогала после всего, что случилось. Ну… избавиться… от тела.
Мистер Уокер подался к Лени:
— Ты им об этом рассказала? Но зачем?
— Шеф меня перехитрил. Ну и ладно, может, так и надо. Мне нужно было сказать правду. Я устала притворяться. Ничего, как-нибудь разберемся. У меня дед юрист. Мне просто… нужно знать, что… пока я тут, с Эмджеем ничего не случится. Не могли бы вы его забрать?