ь. Подстреленного парня пытались подсадить, чтобы он залез на дерево, но ничего не вышло. Илья на сосну залезал последним, до конца пытался помочь одногруппнику.
Достойно уважения, что тут скажешь. Чувство плеча есть.
Мутанты порвали раненого. Следующими на очереди были бы преподавательница со студентами, но тут появились уже волки. Двоих обжёг плевун. Не прямыми попаданиями, а испарениями кислоты.
Судя по тому, как описал Илья: сжёг к чертям слизистую и ослепил. Раненых добили крюкачи. Больше, впрочем, зомби уже ничего не успели сделать — волков было не меньше десятка, и победителями вышли именно они.
— Четырнадцать, — влезла вдруг Маша. В отличии от брата, в её речи акцент вообще не ощущался, будто она всю жизнь прожила в России. — Их было четырнадцать, я посчитала. Двоих убили. Трое остались сторожить нас, девять пошли по следу за деканом геологов и Юлей Кузнецовой.
Я только кивнул. Китаянка внимательная и собранная — это запомню.
Троицу волков удалось спугнуть одним выстрелом. У декана огнестрел тоже есть. На него с поддержкой и похищенной Юлей большой стаей нападут, или волки и в такой ситуации проявят осторожность? Чёрт, знать этого я не могу…
— Так, и куда они идут? — спросил я главное.
— К этой, как её, — пискнул Илья. — К баблайке какой-то.
— Это избушка, — кивнул я. — Баблайка — просто местное словечко, диалектное. Юля помнит что-ли, где охотничий домик?
— Декан помнит, он тут уже был несколько раз.
— Угу, — буркнул я себе под нос.
Путь к избушке простой, главное не забыть вовремя свернуть с Проклада. Во время гражданской войны в этих местах шли бои, через Будачиху от сил белых отступал большой красный отряд под предводительством Петра Сухова. Шли они с обозом, расчищая дорогу, и созданный ими путь сквозь лес не зарос до сих пор, пусть и прошло уже больше ста лет.
Этот путь и называется Прокладом.
— С Юлей всё ясно. Будем догонять. Вас всех я готов взять под своё командование. Сразу говорю — мне гарем собирать не интересно. Творить беспредел — тоже. Легко не будет, все, включая меня, должны работать на благо группы, чтобы не сдохнуть здесь.
— Это, — буркнул Олег глубокомысленно. — Я в деле дядь Никиту видел. Он при мне трёх зомбей сначала уложил, потом ещё одного. И как человек он нормальный. Я — с ним однозначно.
— Что требуется от нас? — спросила Сметана. Она всё ещё перевязывала Олега.
— Пока что — во всём слушаться меня и не творить глупостей. Сейчас любой шаг в сторону — потенциальная смерть. Как до избушки доберёмся, подробно всё обговорим, разделим обязанности и будем думать, как нам теперь не сдохнуть. В одном ваш декан прав — мир прежним уже не будет, и нужно учиться жить с Системой в башке. Выживать, убивать монстров, становиться сильнее. Он предложил тем, кто с ним, путь психопатов, упивающихся вседозволенностью. Я предлагаю стать теми, кого он и ему подобные будут видеть в ночных кошмарах.
Помедлив, Сметана выдохнула:
— Я согласна. Готова подчиняться и работать на общее благо нашей группы. Вы кажетесь мне порядочным человеком.
— «Ты», — напомнил я.
— Да, точно, — она чуть улыбнулась, взглянув на меня. Вдруг — покраснела и потупила глаза. — Ты спас нас, и я… Я никогда этого не забуду.
Я молча кивнул ей — на расшаркивания и взаимное облизывание времени всё равно не было. Уточнил:
— Остальные?
— Мы с братом готовы идти за вами, — сказала Маша.
Миша на неё возмущённо покосился, явно недовольный тем, что сестра решила за него. Но — спорить не стал:
— Согласен.
— Я же сказал — можно на «ты», — напомнил я китаянке.
— Вы здесь старший мужчина, — ответила она серьёзно. — Я предпочту проявлять должное почтение. Так мне комфортнее.
— Дело твоё. Илья?
Парень шмыгнул носом, состроил суровое лицо и пискляво выдал:
— Это как в кино про зомби, только хуже. И даже супермаркета под рукой нет. Но в группе выживших лидер есть всегда. Я с тобой, дядя Никита. Ты воевал, да?
— Да так, в штабе посидел немного.
— Блин, — Илья хмыкнул. — Типа, думаешь, я «Брата» не смотрел?
— Да мне хоть «Брат», хоть «Брат, я застряла в стиральной машине». Скажите лучше — стрелять кто-то умеет?
— Я из воздушки только, — ответил Илья. — В школе на краевых соревнованиях побеждал, кстати.
Сметана только головой покачала, зато порадовала Маша:
— Я занимаюсь биатлоном. Мастер спорта. Смогу стрелять из вашей винтовки.
— Нет, меня кое-что другое интересует. Лена, можно твою ракетницу?
Лена кивнула, передала мне сигнальный пистолет, зачем-то пояснив:
— Это университетская. Для вызова помощи. Ну, мало ли.
Я остался доволен быстрым осмотром.
Обычно у гражданских ракетниц четвёртый охотничий калибр, корпус очень часто пластиковый. Умельцы переделывают их для стрельбы двенадцатым калибром, добавляя металлический вкладыш. Это незаконно, конечно, но вполне работает. Здесь же…
— Выстрел из такой может убить человека. В упор — всё равно, что из ружья стрелять. Лен, какой сигнальный патрон, знаешь? Красный, с парашютом?
— Нет, сейчас вспомню… Звуковой сигнал бедствия или типа того.
Угу, значит — громкий разрыв в воздухе и густой чёрный дым. Такие ещё пушечным выстрелом называют.
Я разломил пистолет, вынул ракету.
— Мы имеем дело не с людьми, а с зомби. Повреждения конечностей и внутренностей их замедляют, уже проверено. Но убить можно, только повредив мозг. Из сложностей — кости у тварей не пробивает даже мой карабин. В том числе и череп. Хотите убить — бейте в глаз. Что до ракетницы…
Я вынул из патронташа патрон, зарядил им ракетницу, с приятным щелчком приведя её в боевую готовность.
— Нам повезло дважды. Здесь двенадцатый калибр — как и у моего обреза. И корпус металлический. Честно скажу, надолго ресурса пистолета не хватит, он на меньший пороховой заряд рассчитан. Но — пару выстрелов выдержит без риска, это я гарантирую. Маша, справишься? Предохранитель есть, стрелять лучше в упор, метя в глаза.
— Из пистолета я стреляла в тире, опыт есть. Ещё патроны можно? — уговаривать девушку не пришлось.
Я передал ей ракетницу, два патрона двенадцатого калибра в довесок и сигнальную ракету. Патронов в патронташе осталось всего шестнадцать — и это чертовски грустно.
— Гильзы не выбрасывай, — наказал Маше.
— Поняла, — девушка кивнула.
Как она осваивается с новым для себя оружием я смотрел с удовольствием. Разломила, вынула патрон, тут же вернула и привела в боевую готовность. Проверила предохранитель. На людей при этом не направила ни разу, действовала ловко, без робости.
Патроны и ракету уложила в карман штанов, он оказался глубоким, и щёлкнула кнопкой, застегнув.
Пока что китаянка в этой группе мне нравится больше всех, из неё точно выйдет толк. А системная прокачка в силу и выносливость должна компенсировать то, что она хрупкая девушка.
— Ещё ракеты есть? — я повернулся к Сметане.
— Две, но они остались у меня в рюкзаке. Я его сбросила, когда мы убегали. Только пистолет вытащить догадалась, всё-таки — оружие. Ещё один такой же сигнальный пистолет с ракетами был у декана — и сейчас тоже валяется где-то в его рюкзаке.
Я только выругался мысленно — те рюкзаки, что мы с Бураном и Пятницей находили по пути сюда, мы не обыскивали, а просто прятали. Кто же знал, что там есть что-то настолько полезное?
Сметана как раз закончила перевязку, и я взялся за командование:
— Олег, не надевай эту одежду, она в крови. Блин, и не выбрасывай! Заверни в пакет — и в рюкзак. Надевай чистое и раздавай всем кайла.
В чехле от сайги их, помнится, три, у Олега на поясе — два.
— Тебе одно из своих придётся пожертвовать. Чехлы тоже всем раздай, с ними удобнее. Маша, Лена, вы без ремней, у меня есть лишние. Сейчас дам. Илья — держи бутылки, надо воду в колодце набрать. Всё, погнали!
«Так, спокойно, я из них таких убиваторов сделаю, что самому страшно будет».
— Да, Илья, реально — черпаешь кружкой и наливаешь в бутылку.
«Мутантов пачками будем гасить и качаться как не в себя».
— Сейчас шило дам, проколите дырки в ремнях под себя.
«Система ещё пожалеет, что качаться нам разрешила».
— Справа кайло цепляй, ты же правша блин!
Не было у бабы печали, купила баба порося… Как дети малые. Следить за лесом еле успеваю. Хорошо, Буран рядом, он никакую дрянь близко не подпустит.
Ещё тик-токер этот…
— Миш, у тебя что в рюкзаке? Хлам лучше сбросить, берём самое необходимое.
— Тут всё необходимое, дядя Никита.
Я в упор уставился на парня, подняв одну бровь, он уже через пару секунд отвёл глаза и горестно вздохнул:
— У меня тут оборудование съёмочное. Камера, стабилизатор, жёсткий диск. Повербанки ещё, микрофон и петлички, ультрабук…
— Ты серьёзно сейчас? Даже на дерево с этим хламом лез?
— … и одежда тёплая, — Миша под моим взглядом с каждой секундой будто становился меньше, а голос его затихал. — И продукты от спонсоров…
— Дай посмотрю.
— Да, дядя Никита.
Китаец сбросил со спины здоровенный походный рюкзак с закреплённым снизу спальником, передал мне. Срань господня! Он сколько весит вообще? Килограмм двадцать? Да нет, даже все тридцать, наверное…
— Ты как его таскаешь вообще?
— Я выносливый.
Ага, как ослик. Маленький, а повозку тянет.
Пожалуй, я сейчас Мишу даже зауважал. Он дурак, тут без вопросов. Но дурак, верный своему делу. Зомби, гигантские волки, Система, энергетические стены вокруг? Да пофиг, надо же видосы снимать!
Творческие люди — они такие. Я с писателем два года в одном отряде воевал. До сих пор помню, как он сидел после двух суток без сна, грел над окопной свечой тушёнку и бубнил: «Да, ладно, Сабатоныч. Зато, какой материал для книги? Я напишу — все охренеют!»
А ещё Миша реально выносливый.
И реально тупой.
— Ладно. Вся электроника сдохла, её выбрасываем. Это понятно?