У гуманизма есть пределы, даже когда речь идёт о самых добрых и гуманных людях.
Парни отлично понимали, что их декан собирался пустить в расход. Девушки — что в них он видел свои подстилки, тёплые и живые секс-игрушки, с которыми можно играть, пока не сломается.
Я опасался одного: что мы скатимся в дебаты о допустимости казни. Честно, грешил на Илью, к писклявым возражениям которого успел привыкнуть, и на Сметану — всё таки, свою заботливость и жертвенность она успела показать на деле.
И когда подавила истерику, чтобы помочь Олегу. И потом — когда бросилась к Илье, даже не думая о собственном состоянии.
Илья, однако, смотрел жёстко. А Лена — просто с безграничным отвращением, будто и не на человека даже, а на мерзкого таракана.
Это хорошо, не придётся терять время на бессмысленные споры.
— Я не буду в очередной раз рассусоливать, что мир изменился. Это поняли уже все. Мы не можем знать целей Системы, но вот выводы из того, как она действует, сделать можем. И, первое — она не хочет, чтобы с опасностями нового мира боролись государства. Она, по сути, государства уже уничтожила практически безвозвратно, разделив планету на осколки.
В каждом сейчас будет стихийно формироваться свой социум с лидерами и аутсайдерами, а катализатором будет угроза быть сожранным мутантами.
Она обещала, что открыть стены осколков можно, только выполняя задания. И осколки постепенно будут открываться, а группы выживших — сталкиваться. Кто-то объединится, кто-то устроит войну за ресурсы… Сообщества людей будут расти, но прежние государства уже не возродить.
И поверьте мне, как человеку, который видел, как военные диктатуры в условиях анархии растут, как грибы после радиоактивного дождя: первыми к власти придут те, у кого есть оружие и решимость им воспользоваться.
Полиция, армия, бандиты, частные армии бизнесменов и чиновников — очень скоро они начнут делить между собой города, а гражданские, что не научатся себя защищать, быстро станут расходным материалом.
И нет, я не думаю, что люди — это исключительно звери без разума, скрывающие хищную суть под налётом цивилизованности. Я видел на войне как примеры бессмысленной жестокости и самые жуткие преступления против человечности, так и настоящие, не наносные и не раздутые СМИ, примеры героизма и самопожертвования.
Осколков много, и в каждом люди пойдут своим путём. Там, где много ресурсов и мало опасностей, вряд ли случится Содом и Гоморра. Но и причин становиться сильнее там будет не много. Когда осколок откроется, люди из тепличных условий попадут к тем, кто шанс на жизнь выгрызал зубами.
Где-то сильные лидеры организуют порядок, где-то мрази с оружием будут творить всё, что захотят, пока их не остановят те, кто сильнее.
Правил больше нет.
Нет полиции.
Нет армии.
Нет адвокатов и прокуроров, миллионов бесполезных бумажек, разрешений, запретов.
Ни больниц, ни психушек — ничего.
Знаете, что это значит?
Мы не будем ждать, когда нас придут и спасут. Мы не будем перекладывать ответственность за себя на больших дядек, которым виднее. Мы не будем лить слёзы и бегать в истерике, заламывая руки.
Вы уже прошли крещение огнём, крещение кровью.
Теперь настало время придумать свои правила — те, по которым мы будем жить в изменившемся мире. Потому что, если правил нет, люди — такие.
И я небрежно кивнул на декана, дёргающегося у сосны.
— Мне нет смысла перечислять, что он сделал, вы все — его жертвы. Минуло это только меня и Олега, но это не значит, что мы в стороне. Этот человек хотел навредить нашим близким. Вы — товарищи Олега и, теперь уже, после всего пережитого — мои товарищи. А Юля… Юля — как дочь для меня.
У нас есть сила, есть оружие, есть мы друг у друга. И мы будем держаться вместе, и вместе же обретём силу, защищая друг друга и поддерживая. Это первое наше правило — единство.
И мы никогда не простим тех, кто будет покушаться хотя бы на одного из нас. На удар отвечаем ударом, и это второе правило.
Мы — люди, а не животные. Право сильного, не обременённого моралью, будет ломаться о большую силу. О нас. Потому что, девушки не должны становиться личными шлюхами психопатов со стволом в руке. Потому что те, кто убивают себе подобных просто потому, что могут, подобны бешеным собакам.
Третье правило — мы должны становиться сильнее, чтобы защитить себя и друг друга, чтобы противостоять любой угрозе, какой бы она ни была.
Ваш декан — это анархия и право сильного.
Мы — порядок.
Я, как лидер нашего отряда, приговариваю его к смерти — за преступления против нашего отряда. Он убил человека, который мог стать нам верным боевым товарищем. Он бросил вас умирать, чтобы спасти свою шкуру. Он похитил одну из нас, и хотел её изнасиловать.
Мы это не прощаем.
Сейчас я видел, как меняются взгляды. Вот то, чего я добивался: понимание своей силы. Понимания, что со мной не нужно будет больше опускать взгляд. Мы теперь не прогнёмся ни под кого, но и не уподобимся животным вроде декана, которые вызывают только омерзение.
Свой путь, свои правила.
— Есть те, кто против моего приговора?
Против не был никто, и смотрели ребята прямо, решительно.
Я кивнул, вынул нож из ножен.
Декан сквозь кляп практически взвыл, но я ударил, и лезвие ножа прошло сквозь рёбра и безошибочно нашло дико бьющееся от ужаса сердце.
Вот и всё.
Мы — не просто вместе выживаем, случайно сведённые судьбой. Мы — нерушимый монолит, объединённый общей идеей. А символ того, что нам противостоит, валяется у моих ног с ножом в груди.
Ради этого стоило рискнуть и оставить декана в живых — чтобы стать большим, чем мы есть.
[Игрок, внимание!
Доступен бонус локации высокого уровня
Получено:
Ячейка навыков — 1 шт.
Освоен навык: Голос лидера
Уровень силы — 1
Описание:
Ваш голос ободряет союзников и вселяет в них уверенность в бою. Ваш голос деморализует противника и вселяет страх в слабых духом
Удачи, игрок!]
Ох, срань господня…
Ладно, признаю: такого я не ожидал.
Глава 23…что возможно сохранить
Говорить отряду об открытии навыка ни к чему. Во-первых, если я правильно понимаю, его использование не должно сопровождаться никакими спецэффектами. Это же просто голос, блин. Хотя, сначала я проверю, конечно.
Во-вторых, лично мне было чертовски неприятно, если бы я знал, что рядом есть человек, способный повлиять на мои эмоции. Даже если влияние положительное — нахрен. Это моя голова, лезть в неё не надо.
А в-третьих, то, как Система взвесила и оценила мою речь и её эффект… Это будто бы обесценивает то, чего я добился.
Я дал ребятам уверенность в своих силах, в том, что над нами больше никогда не будет чужой воли. Я укрепил их веру в меня и объединил общей идеей, превратив декана из психопата-извращенца в символ того, что нам противостоит.
И то, что воодушевление и решимость, которые я вижу в их глазах, с холодным расчётом измерили и посчитали, сведя в итоге к системному навыку… Нет, им этого знать не обязательно.
Оставлю себе этот маленький сек…
Ох, срань господня!
К сожалению, реальность поставила меня перед фактом: моему решению претвориться в жизнь не суждено. Возникшие лёгкое першение в горле и слабую головную боль я поначалу проигнорировал, как что-то несущественное.
А потом вдруг кто-то будто бы выкрутил переключатели на шкале боли от «едва заметно» внизу до «невыносимо» — в самом конце шкалы.
В виски и темя будто вонзились одновременно ржавые толстые гвозди. И, мать его, завибрировали, резонируя прямо в мозгу. А горло полыхнуло изнутри раскалённым свинцом — чтобы огонь через миг ворвался и в лёгкие.
Я схватился руками за горло, мгновенно осознав, что не могу ни вдохнуть, не выдохнуть. В глазах потемнело — и я рухнул набок. Ноги уже не держали, всё, что я мог — судорожно дёргаться. В голове билась одна единственная мысль: «Вдох! Вдох! Вдох!»
Краем сознания я заметил суету вокруг — ребята бросились ко мне, ничего не понимая. Словно сквозь толщу воды до меня доходили их крики, но смысла слов я уловить не мог.
«Вдох! Вдох! Дышать!»
С невероятным усилием я протолкнул воздух сквозь пылающее огнём горло. Правда, ощущалось это так, будто вдохнул я песок, который разодрал в хлам все быхательные пути и просто аннигилировал бронхи. Лёгкие словно взорвались, выведя меня на новый, прежде не достижимый, пик боли.
Кажется, каждая альвеола будто завопила, не в силах этого вынести. А я — вытолкнул воздух обратно. И — вдохнул опять, раз за разом повторяя этот сводящий с ума цикл.
Не знаю, сколько прошло времени, я был сосредоточен лишь на одном — на дыхании. Облегчение пришло так же резко, как и боль до этого. Сознание начало обретать ясность, а чувство облегчения от того, что пытка закончилась, было подобно оргазму.
— … аллергия! — расслышал я писклявый крик Ильи. — Говорю вам, это отёк горла! Надо… Надо пробить дыру в трахее, чтобы он мог дышать! Да дайте мне уже нож, блин, раз сами боитесь!
Я заржал.
Эйфория от того, что меня отпустило, и услышанный способ моего предполагаемого спасения сделали своё дело.
Смеялся я долго, до слёз — а вокруг царила просто могильная тишина. Я раскинул руки и ржал, ржал, ржал. То, что ко мне бросился Буран, начав вылизывать лицо и радостно лаять, ситуацию вообще не облегчило.
А что вы хотели, ребят? Даже у моих нервов есть предел прочности. Тем более, раньше я такой лютой боли не испытывал. Из чего-то хоть сколько то похожего могу только момента прихода Системы вспомнить.
Может быть хоть что-то хуже? Гореть заживо? Упасть в кислоту? Возможно. Проверять я этого, конечно, не буду.
Когда я наконец успокоился, несколько секунд царила тишина, которую нарушало только пыхтение Бурана. Высунув язык, он часто-часто дышал и смотрел на меня влюблёнными глазами.