— А разве нет? — насмешливо спросил он, радуясь, что снова оказался хозяином положения и ему не придется извиняться. Извиняться Тверитинов не любил, считая, что другие расценят это как проявление слабости.
— Что бы вы себе ни думали, это не правда, — сказала Сабина. — У меня нет никакого желания примешивать к рабочим отношениям всякие эмоции. Кроме того, вы не в моем вкусе.
— Вы врете. Я нравлюсь всем женщинам. — У босса было омерзительное выражение лица, которое провоцировало и дальше говорить ему гадости.
Сабина уже раскрыла рот, но вовремя вспомнила о том, что она — высокий профессионал, и замолчала. Как это она позволила себе так разойтись? Если бы Петька услышал, он бы убил ее.
— Разрешите мне пройти, — мрачно потребовала она.
— А я вам не мешаю.
На самом деле он ей мешал. Для прохода оставалась узкая щель, через которую можно было протиснуться только бочком. Разгневанная, Сабина полезла в нее, оказавшись на мгновение лицом к лицу с Тверитиновым. Условно говоря. Он был значительно выше и смотрел на нее сверху с дурацкой ухмылкой. У него был колючий пиджак, от которого слабо пахло табаком, и жесткий ремень, поцарапавший ей живот. Она ойкнула, но не стала останавливаться. Прошла по коридору, нырнула в кабинет и натянула кофточку, сердясь на себя, на своего босса, на всех на свете.
Дневник Ани Варламовой, завернутый в пакет, лежал под ее сумочкой. У Сабины не было времени прочитать записи до конца, зато она успела замаскировать опасную находку. Купила в киоске другой блокнот, подходивший по размеру, оторвала обложку и вложила в нее дневник. Его собственную, яркую, блестящую обложку пришлось выбросить. Теперь уж точно не вернешь находку в спальню Тверитинова. Кроме того, вряд ли удастся приклеить ее скотчем на прежнее место. Технически сделать это очень сложно, шкаф так устроен: дно довольно высоко, а к полу опускается низкая резная планка. У нее точно ничего не выйдет, так что не стоит и пытаться. Самое главное, чтобы сегодня Тверитинов не хватился пропажи. Позже будет невозможно связать исчезновение дневника с появлением в доме новой помощницы. Если он вообще знает о дневнике.
Сабине страстно захотелось прочитать, что еще думала Аня Варламова о своем боссе. Первая ее запись весьма оптимистична. Но кто знает, что будет потом? Сабина украдкой взглянула на дверь. Тверитинов думает, что она здесь одевается, поэтому не ворвется без предупреждения. В запасе есть несколько минут.
Сабина достала дневник и перевернула первые страницы. У предыдущей помощницы был свободный, очень разборчивый почерк. Записи читались легко, без запинки.
— На чем я остановилась? — пробормотала Сабина, бегая глазами по строчкам. — А, вот. Нашла.
«Сегодня со мной произошла ужасная история. До сих пор не могу прийти в себя. С.Ф. попросил принести несколько фирменных блокнотов, завернуть их в подарочную у паковку и положить ему на стол. Я отправилась к секретарше, но она уже ушла, и я решила, что запросто могу попросить блокноты у кого-нибудь из производственного отдела — у них всегда есть в запасе парочка образцов.
Я спустилась по лестнице вниз, рассчитывая поговорить с Чагиным, но того не было на месте. А из-за двери в маленькую комнату, которую все называют кафельной, доносились голоса — мужские. Мужчины спорили, по крайней мере, разговаривали на повышенных тонах. Мне показалось, что один голос принадлежит Чагину, но я и сейчас в этом не совсем уверена. Я подкралась поближе и тут услышала нечто ужасное!
Первый голос говорил, что нужно придумать какой-то другой план, потому что, если разделаться с НИМ здесь, будет слишком много грязи. А следы оставлять опасно. На что второй отвечал, что ничего страшного, у него есть человек, который со всем справится. А если останутся следы, он их лично уничтожит. Кроме того, стены там из плитки, а она отлично моется.
Я сразу подумала, что эти люди задумали кого-то убить! Хотя они и не произносили слово «убийство». Но зато было сказано: «разделаться с ним». У меня от страха подкосились ноги. Мне захотелось немедленно испариться. И тут я дала маху. Нужно было осторожно отойти от двери, подняться по лестнице и тихо выйти. Потом где-нибудь спрятаться и понаблюдать. Тогда я узнала бы наверняка, кто были те двое. Но я до ужаса испугалась, побежала и споткнулась на лестнице. Загремела, как кастрюля… Кажется, они успели меня увидеть, когда выскочили на шум… Или же они ничего не увидели? Я ведь буквально взлетела наверх! Господи, хоть бы не увидели.
Теперь я не знаю, что делать. Рассказать С.Ф.? А может быть, Патрику ? Конечно, расскажу Патрику. И С.Ф. Или никому не рассказывать?».
Сабина сидела на диване, тупо уставившись в блокнот. Убийство?! Она ожидала чего угодно — разоблачения финансовых махинаций, бурного выражения чувств… Но такого?
Из-за двери между тем послышались голоса, какой-то шум и шаги. Они были громкими, словно кто-то специально топал, возвещая о своем приближении. Наконец шаги замерли, и голос Тверитинова спросил:
— Сабина, вы оделись? Нужна ваша помощь.
Она молниеносно спрятала дневник обратно в пакет, прыгнула к двери и поспешно ее открыла, улыбаясь широко и оптимистично. Однако голос ее подвел, и она тонко проблеяла:
— Чем я могу вам помочь?
Именно так построила бы фразу какая-нибудь иностранка, изучающая русский на вечерних курсах.
Тверитинов смотрел на Сабину сверху вниз, не мигая. Была у него такая привычка. С помощью этого трюка он всегда получал дополнительные очки, потому что под прямым и неподвижным взглядом люди обычно начинают нервничать.
Сабина тоже нервничала. Особенно сейчас. Ведь она только что узнала, что на его фирме творятся страшные вещи — знает об этом Тверитинов или нет?
Впрочем, паниковать рано: Аня Варламова могла и ошибаться. В конце концов, она сама подчеркнула, что никто не произносил слово «убийство». Кроме того, планировать убийство и даже говорить о нем — совсем не то, что отважиться на него. Слишком страшное это дело.
Нет, нужно немедленно дочитать дневник до конца. Сабина чувствовала себя так, словно ей всучили горячий пирожок, а она не смеет перекинуть его из руки в руку. Вероятно, ожог будет сильным, очень сильным.
— Приехал врач, он настаивает на госпитализации, — сказал Тверитинов. — Я помогу Вадиму дойти до машины. Вы можете подержать дверь?
— Разумеется, — засуетилась Сабина. Уложив референта на диван и накрыв его одеялом, она решила, что сделала для него все возможное, и теперь испытывала неловкость.
У нее были и другие причины испытывать неловкость. Она только что ходила перед новым боссом полуголой. Орала на него. Ела продукты из его холодильника. И она подозревает его в ужасных вещах.
— Я тоже уезжаю, — сообщил Тверитинов, оглянувшись на нее через плечо. — На сегодня вы свободны. Отправляйтесь домой. И заберите с собой вашего представителя.
— Да нет же, это ваш представитель! — возмутилась Сабина.
— Но коньяком его поили вы, — парировал тот. — Так что он целиком на вашей совести.
Сабина обреченно вздохнула. Саблуков, воспылавший к ней любовью, по-прежнему обретался на кухне, и выкурить его оттуда наверняка будет непросто. Поймав ее взгляд, Тверитинов ворчливо добавил:
— Я вызвал для него такси, оно уже у подъезда. Когда спущусь, назову шоферу его адрес и оплачу поездку. Ваша задача — спустить канадского представителя вниз. Если не получится, призовите на помощь консьержа — он безумно чуткий.
— Спасибо, — выдохнула Сабина.
К ее великому облегчению, Саблуков безропотно оделся и отправился восвояси, напоследок оторвав этикетку от опустевшей бутылки коньяка. Из окна такси он махал ей рукой и даже завел какие-то стихи, но таксист нажал на газ, и поэтические строки потонули в реве мотора.
Сабина несколько секунд стояла на месте, провожая глазами умчавшийся автомобиль, после чего развернулась и бросилась обратно в квартиру. Там ее ждал дневник Ани. Сейчас самое время присобачить его на место, к дну шкафа. Вначале прочитать и потом присобачить. Может быть, зря она выбросила обложку?
Через несколько минут Сабина поняла, что у нее в любом случае нет шансов. Дверь спальни Тверитинова оказалась заперта. Не закрыта, а именно заперта. На ключ. Она даже вообразила себе этот ключ — длинный и холодный, с затейливой бородкой, покоящийся в глубине кармана вместе с завалявшейся мелочью и чеком с бензоколонки. Все понятно: Тверитинов ей не доверяет. Неужели понял, что она заходила внутрь? Внезапная догадка заставила ее покрыться холодным потом. В спальне наверняка установлены камеры слежения, и новый босс видел, как она валялась на его кровати!
Нет, вряд ли. Тогда бы он уж точно ее уволил. И знал бы про то, что она стащила дневник. А он, конечно же, не знает, раз спокойно уехал.
Наконец-то можно дочитать все до конца, не опасаясь, что тебя схватят за руку. Сабина села на диван, но даже не откинулась на спинку — так была напряжена. Строчки прыгали перед глазами, и ей пришлось прижать нужную указательным пальцем.
«Я рассказала Патрику про кафельную комнату. Он страшно расстроился и целый вечер переживал. Потом предложил мне обратиться в „русскую полицию“. Потому что я дорога ему, и он боится, как бы со мной чего не случилось. Весь следующий день он звонил мне через каждые полчаса — беспокоился. Но мне почему-то не хочется обращаться в органы. Представляю, что будет, когда менты заявятся в офис и начнут всех допрашивать! А я буду выглядеть Павликом Морозовым. Ужасно.
Хотела выложить все С.Ф., но из-за того, что я забыла сообщить ему про какой-то дурацкий звонок из Дании, он на меня злится».
Следующая запись была сделана другой ручкой. И вообще сильно отличалась от предыдущей — почерк изменился, и буквы плясали папуасский танец, наскакивая друг на друга.
«И как я раньше ничего не замечала?! Стоило только заподозрить неладное, как все странности сразу полезли наружу! Здесь происходит нечто нехорошее, я нутром чувствую. С этой эксклюзивной бумагой что-то не так. Теперь я никому не доверяю, даже Эмме, которая обо мне печется. И зачем только меня занесло на эту работу?! Впрочем, в противном случае я бы не познакомилась с Патриком! Мы столкнулись на улице, когда я выходила после собеседования. Тверитинов подписал приказ о моем зачислении в штат, и у меня голова шла кругом. Патрик едва не сшиб меня своим автомобилем