Если Фрейд действительно воспользовался предоставляемой моралью сексуальной свободой, размышлял Юнг наедине с самим собой, то сам Бог велел ему, молодому и здоровому мужчине, преступить черту моногамного существования.
Стоит ли придерживаться былых семейных устоев, если, согласно взглядам Фрейда, в основе неврозов лежат подавляемые человеком сексуальные желания?
Может быть, ему пора выпустить «птичку» на свободу?
И все же долгое время Юнг не мог поступиться своими принципами. Он убеждал себя в том, что не может подвергнуть риску так удачно складывающуюся врачебную и научную карьеру. Он подавлял в себе вспыхнувшие чувства к молодой русской пациентке, предлагая ей помощь в качестве врача, друга и наставника.
Однако 1908 год оказался переломным в жизни Юнга. Лечение Отто Гросса, исповедующего полигамный образ жизни и предлагающего полигамию в качестве эффективного средства для поддержания физического и психического здоровья, обернулось радикальным пересмотром ранее разделяемых Юнгом ценностей.
Сабина Шпильрейн еще только собиралась выступить в качестве врача и исцелить больного Юнга своей любовью, когда Отто Гросс, будучи больным, страдающим от наркотической зависимости и поступившим на лечение к Юнгу, перевернул психоаналитическую ситуацию таким образом, что подчас невозможно было сказать, кто из них двоих является аналитиком, а кто пациентом.
От моногамии к полигамии
В начале лечения Гросс вызывал у Юнга явную антипатию. И в этом нет ничего удивительного, если учесть то обстоятельство, что пациент злоупотреблял наркотиками, в то время как врачу были несвойственны подобные «дурные привычки». Юнг не только негативно относился к наркотикам, но и был великим трезвенником. Он строго соблюдал правила, установленные в Бургхольцли Блейлером, который сам не употреблял спиртное и требовал того же от своих подчиненных.
Однако по мере осуществления курса лечения Юнг стал открывать в Гроссе ранее неизвестные ему качества. И дело не только в том, что Гросс нравился Фрейду, который говорил о нем как о талантливом и умном человеке. Этот неряшливый и не сдерживающийся в выражении своих эмоций пациент стал все больше привлекать Юнга своими экстравагантными идеями и своей неординарной жизнью.
Гросс ввел Юнга в тот мир необузданных страстей и жизнеутверждающих деяний, который был отделен от швейцарского врача плотной завесой религиозных и светских предписаний, способствующих правильному обустройству жизни.
Этот мир всегда прельщал Юнга. Он манил его к себе и в то же время вызывал у него опасения. Поэтому Юнг с восхищением взирал на пучину страстей, затянувшую на дно Гросса, не побоявшегося с головой уйти в эту непонятную для швейцарского врача реальность, которая представлялась ему странной, вызывающей одновременно и удивление, и ужас.
Дело дошло до того, что не только Юнг анализировал Гросса, но и последний стал анализировать его самого. Причем пациент оказался в большей степени психоаналитиком, чем лечащий врач.
Юнг и Гросс на протяжении нескольких дней и ночей столь интенсивно анализировали друг друга, что подчас лишались последних сил и одновременно погружались в объятия Морфея.
В конце мая 1908 года Юнг признавался Фрейду в том, что когда во время анализа Гросса он начинал вязнуть в своих концептуальных построениях, то пациент, этот «славный парень», приступал к анализу его самого. В этих случаях, как заявлял Юнг, улучшалось не только психическое состояние Гросса, но и его собственное здоровье.
В середине июня того же года Юнг сообщает Фрейду, что проводит с Гроссом все дни и ночи. Обоюдный анализ привел к тому, что он выявил у себя те потаенные наклонности, которые были свойственны Гроссу и которые, в отличие от него, тот открыто проявлял.
«В Гроссе я обнаружил многие аспекты моей подлинной природы, так что он часто кажется мне моим братом-близнецом».
Именно об этом открытии Юнг и написал Фрейду, подчеркнув тем самым новый поворот в восприятии им самого себя.
Этот новый поворот был связан с тем, что в процессе лечения Гросса, сопровождавшегося анализом пациентом своего врача, пробудились ранее подавляемые влечения Юнга. Таящиеся в бессознательном Юнга полигамные наклонности всплыли на поверхность его сознания. Они заявили о себе во весь голос, напоминая ему о том, что природу молодого мужчины, наделенного недюжинной физической силой и повышенными сексуальными потребностями, трудно обмануть.
Юнг был рослым, широкоплечим, сильным мужчиной. С детства он выделялся среди своих сверстников отменными физическими данными. Так, когда однажды в гимназии сверстники попытались его обидеть, то он, не сдержавшись, схватил одного из них и, подняв в воздух, стал отбиваться от других с такой силой, что разметал всех вокруг себя.
Что касается его сексуальных потребностей и желаний, то, судя по всему, они вполне соответствовали его физическому здоровью. Возможно, поэтому он принципиально не употреблял спиртные напитки. Лишь один раз Фрейду удалось сбить Юнга с пути праведного, в результате чего тот пригубил вино, налитое ему в бокал. Позднее Юнг придерживался раз и навсегда установленного правила ни при каких обстоятельствах не брать в рот спиртного и даже возглавил одно из первых обществ трезвенников.
Как считал венгерский психоаналитик Шандор Ференци, обратившийся к осмыслению проблемы алкоголя и его связи с психическими расстройствами, алкоголь представляет опасность для тех, кто по внутренним причинам имеет повышенную потребность в достижении удовольствия при помощи внешних средств. Однако если рассмотреть отношения между алкоголем и неврозом через призму анализа антиалкоголиков, то обнаруживается любопытная картина. В ряде случаев принципиальное неупотребление алкогольных напитков сопряжено с подавленным желанием сексуальной свободы.
В опубликованной в 1911 году статье «Алкоголь и неврозы» Ференци показал, что абсолютный отказ от алкоголя оказывается своего рода наказанием за проявление сексуальной свободы. Бегство от алкоголя может быть рационалистически оправдываемой реакцией, обусловленной бессознательным сопротивлением человека против реализуемого им в действительности или в фантазии проявления сексуальной свободы.
Не исключено, что при написании данной статьи Ференци имел в виду Юнга, который к тому времени был президентом Международной психоаналитической ассоциации и о котором ходила слава принципиального трезвенника.
Если принять во внимание положения Ференци, можно рассматривать Юнга в качестве человека, обуреваемого повышенными сексуальными желаниями, но бессознательно сопротивляющегося их реализации в реальной жизни. Во всяком случае, распаленный любовью со стороны своей молодой пациентки, Юнг прикладывал титанические силы в борьбе с самим собой и вряд ли выдержал бы натиск сексуальных влечений, если бы позволял себе выпить бокал хорошего вина, как это делал, в частности, Фрейд.
Юнг помнил высказывание Фрейда о том, что сдерживание, подавление сексуальных влечений может привести и часто приводит к невротизации. Однако только идеи Гросса вклинились в его сознание таким образом, что произвели коперниковский переворот в его душе.
В процессе лечения у Юнга Гросс прибегал к пространным рассуждениям, переиначивая идеи Фрейда на свой лад и делая акцент на необходимости полигамии.
Он говорил Юнгу о том, что эротика обладает неистребимой силой и не должна быть скована никакими ограничениями. Брак существует только в силу необходимости юридической защиты женщин и детей. Истинная любовь может быть полноценной лишь за пределами института брака. В своем выражении эротизма мужья и жены не должны ограничивать друг друга. Ревность – не более чем убожество и пережиток.
Приходя в возбуждение от собственных речей, Гросс заявлял, что, подобно тому как каждый из нас может иметь несколько друзей, точно так же в любой момент времени он может иметь сексуальные связи с различными партнерами. Всякая вера в постоянство чувств к одному-единственному человеку иллюзорна. Будучи направленной постоянно на одного человека, сила любви неизбежно ослабевает. Любовь основывается на сексуальности, которая требует многостороннего удовлетворения. Моногамные ограничения не способствуют достижению всей полноты сексуального удовлетворения. Они подавляют природные влечения и тем самым ставят под угрозу здоровье тех, кто им следует.
Поэтому, убеждал Гросс Юнга, не следует страшиться нового опыта, способного вызвать у человека новые ощущения и доставить ему полное сексуальное удовлетворение. Нужно решительно отбросить все оковы, мешающие свободному проявлению любви. Только свободная любовь спасет наш мир.
Юнг с двойственным чувством слушал экзальтированные призывы Гросса к полигамии. С одной стороны, они вызывали у него привычный протест, поскольку он не только не имел подобного опыта, но и осуждал тех, кто придерживался полигамных отношений. С другой стороны, в глубине его души разгорался такой пожар подавленных желаний, от которого он мог спастись, только сбросив сдерживавшие его оковы.
В конечном счете совместные дневные и ночные бдения Юнга и Гросса привели к тому, что лечащий врач оказался под сильным воздействием идей и образа жизни пациента. И если до лечения Гросса Юнг строго придерживался моногамии, то в процессе общения с ним он стал все чаще прислушиваться к своим полигамным сексуальным влечениям.
Итогом взаимного анализа Гросса и Юнга оказалось то, что примерный семьянин и верный муж, каким Юнг был до встречи с полигамным пациентом, не только перестал с осуждением относиться к полигамному образу жизни своего пациента, но и сам был не прочь выйти за рамки моногамии. Во всяком случае, видимо, именно тогда у Юнга зародилась мысль о том, что предпосылкой хорошего брака является, по его собственному выражению, «разрешение быть неверным».
Во время лечения Гросса с Юнгом произошло то, что было однажды описано Фрейдом на примере специфических взаимоотношений между страховым агентом и пастором.