В частности, примерно полтора года спустя после их первого обмена письмами Юнг поведал Фрейду о своих аффективных свойствах, которые последний назвал «комплексом самосохранения». Этот комплекс, по его собственному признанию, неоднократно подводил швейцарского врача, в том числе и при подготовке его работы о шизофрении. В этой работе его «злой дух» не позволял ему писать о том, о чем он хотел бы.
С большой неохотой Юнг признался Фрейду в том, что он «безмерно восхищается им как человеком и исследователем», но сознательно не завидует ему. По его мнению, комплекс самосохранения связан не с его завистью к Фрейду, а с тем, что его восхищение мэтром психоанализа носит своего рода религиозный характер, имеющий эротический подтекст. Это кажется ему достаточно смешным, противным и даже мерзким.
Дело в том, пояснил Юнг Фрейду, что это неприятное для него чувство уходит своими корнями в далекое детство, когда он стал жертвой гомосексуального посягательства со стороны одного человека, которого он очень уважал в то время. Он давно позабыл этот эпизод, но, будучи в Вене, услышанное им замечание дам о том, что они «наконец-то наедине», воскресили в его памяти забытое чувство, хотя он до конца не понял, в чем дело.
По признанию Юнга, он так и не избавился от этого чувства, мешающего ему. Оно выражается в том, что его отношение с коллегами оказывает на него сильное воздействие и вызывает в нем отвращение. Именно поэтому он боится доверия Фрейда и его беспокоит возможность точно такой же реакции со стороны мэтра психоанализа, когда приходится рассказывать о некоторых интимных вещах. По этой причине он старается избегать рассказов об интимных подробностях жизни, так как со временем они начинают придавать общению совершенно ненужный колорит. В качестве примера Юнг сослался на свои отношения с Блейлером, откровенность которого оскорбительна для него.
Фрейд был достаточно корректен, чтобы не расспрашивать Юнга о травмирующем эпизоде детства. Он не стал углубляться и в суть комплекса самосохранения.
Однако мэтр психоанализа отметил, что Юнгу за те двойственные отношения, которые установились между ним и его шефом Блейлером, приходится расплачиваться своими колебаниями в отношении него и выдвинутых им идей.
Вместе с тем, Фрейд выразил уверенность, Юнг сумеет пройти в обратном направлении тот маленький отрезок пути, который уводит его в сторону от него, и что в конечном счете тот останется его соратником. В написанном в середине 1908 года письме Фрейд признался, что он не может обосновать, на чем зиждется его уверенность. Скорее всего, на неком ощущении, которое возникает у него при встрече с Юнгом. Однако, подчеркнул Фрейд, он твердо уверен в единении с Юнгом и не опасается, что «кому-нибудь удастся их рассорить».
Прошло пять лет, и действительно никому не удалось их рассорить. Фрейд не учел лишь того, что их личные отношения могут дойти до такой точки развития, когда они сами не смогут поддерживать долее ранее имевшую место дружбу.
После разрыва личных отношений на протяжении 1913 года Юнг послал Фрейду 12 деловых писем и сообщений, в то время как последний ответил ему лишь одним письмом. 27 октября того же года Юнг написал Фрейду, что в силу дошедших до него слухов о том, что тот сомневается в его добросовестности, он считает невозможным дальнейшее сотрудничество с ним и слагает с себя возложенные на него основателем психоанализа обязанности редактора «Ежегодника».
20 апреля 1914 года Юнг послал мэтру письмо, в котором заявил, что его взгляды находятся в остром противоречии со взглядами большинства членов Международной психоаналитической ассоциации и что в силу этого он не может оставаться ее президентом.
Еще одно, последнее письмо Фрейду было послано Юнгом 9 лет спустя в 1923 году. В этом письме сообщались подробности одного клинического случая в расчете на медицинский авторитет Фрейда, а также выражалась надежда, что «дорогой профессор» сможет оказать этому пациенту помощь.
За 9 лет переписки Фрейд и Юнг написали друг другу 359 писем. В 27 из них имеются упоминания или размышления о Сабине Шпильрейн.
Последнее упоминание о ней в их переписке было сделано Фрейдом в письме от 12 апреля 1912 года.
К тому времени Шпильрейн не только была знакома с Фрейдом, но, оказавшись в центре интеллектуального треугольника, почувствовала то напряжение, которое стало нарастать в отношениях между двумя гигантами мысли.
После разрыва их личных отношений Сабине приходилось выслушивать нарекания как и Фрейда, так и Юнга. Каждый из них хотел, чтобы Сабина была на его стороне. Она же как могла пыталась если не примирить их между собой, то хотя бы сгладить слишком острые углы, на которые каждый из них натыкался.
Юнг написал Сабине Шпильрейн 34 письма, Фрейд – 20 писем. Часть этих писем была написана ими после разрыва друг с другом.
Сабина не только переживала по поводу того, что два уважаемых ею ведущих психоаналитика того времени разошлись между собой, но и оказалась в довольно трудном положении. Ей нужно было определяться в выборе дальнейшего жизненного пути как в профессиональном отношении, так и в личном плане.
Выбор дальнейшего жизненного пути
Что же мне делать?
Я все еще люблю Юнга – этого непокорного, обидчивого, но столь ранимого большого ребенка, которому я дала свободу.
Мы столько пережили с ним вместе, что кому-то хватило бы этого на всю оставшуюся жизнь.
Почему кому-то?
А мне?
Несмотря на то, что Юнг доставил мне столько страданий, я была по-своему счастлива все эти годы. Я обрела потрясающее, необъяснимое чувство томления, когда ожидание прихода любимого превращается в праздник души.
Я полюбила его. Полюбила так страстно и безоглядно, что это невозможно передать никакими словами.
Кто когда-нибудь любил по-настоящему, тот знает, что это такое. Для любящего весь мир сосредоточен в человеке, которого любишь. Все остальное отходит на задний план, куда-то исчезает, стоит лишь любимому прикоснуться к тебе.
Приобщившись к психоаналитическим знаниям, я, конечно, поняла, что вначале моя любовь к Юнгу была тем переносом накопившихся во мне и нерастраченных чувств на лечащего врача, который имеет место в процессе терапии. Но я ничего не знала об этом, когда стала испытывать к Юнгу сексуальное притяжение.
А потом… потом я действительно его полюбила. Полюбила по-настоящему, как только может любить девушка, очарованная единственным мужчиной, являющимся для нее буквально смыслом жизни.
Но Юнг принес мне и неимоверные страдания. Вначале я мучилась оттого, что он не обращает на меня внимания как на женщину, готовую пожертвовать всем ради него. Затем, когда он сам увлекся мною настолько, что едва сдерживал свои безумные желания, а я была просто сама не своя от счастья, что он полюбил меня, на меня обрушились терзания и переживания, связанные с мыслями о том, что же будет дальше.
Словом, Юнг – моя первая настоящая любовь и бесконечная мука, счастье от ощущения себя любящей и любимой и горе от понимания того, что у любимого есть семья и он не собирается оставаться с тобой на всю жизнь.
Благодаря ему я решила получить медицинское образование, чтобы оказывать людям посильную помощь. Не без его помощи я выбрала тему докторской диссертации, написала и защитила ее. Он способствовал пробуждению у меня исследовательского интереса и под воздействием ряда его идей я написала статью о деструкции как причине становления.
Так что я многим обязана Юнгу. Не только обязана, но и признательна ему за все то, что произошло в моей жизни после того, как я попала в клинику Бургхольцли.
С Фрейдом я познакомилась позднее, чем с Юнгом. Личное знакомство с ним состоялась на 7 лет позже, чем с моим лечащим врачом. Однако задолго до встречи с Фрейдом я познакомилась с его работами и содержащимися в них идеями.
При общении со мной Юнг неоднократно говорил о своем восхищении основателем психоанализа. Он был покорен его глубоким умом и способностью быстро схватывать суть вещей. Это восхищение Фрейдом в какой-то степени передалось и мне. Но только знакомство с психоаналитическими идеями, открывшими передо мной удивительный мир бессознательного, вызвало у меня глубочайшее чувство уважения к профессору Фрейду.
Последующее личное знакомство с Фрейдом оказалось для меня поистине потрясающим, поскольку, наряду с его блестящим умом, я обнаружила в нем человеческие качества, которые импонировали мне. Далеко не каждый человек способен не только признавать свои ошибки, но и приносить извинения за них.
Фрейд не знал меня совсем, когда я впервые обратилась к нему с письмом. Тогда он отказал мне в просьбе о встрече с ним. Но как только прояснились обстоятельства моего обращения к нему, он тут же принес мне свои извинения. И это сделал мэтр психоанализа по отношению к неизвестному ему начинающему врачу!
Юнг тоже просил у меня прощения. Но это было совсем другое. Находясь во власти раздирающей нас обоих страсти, он, стоя на коленях, просил простить его за те страдания, которые причинял мне. Его мольба о прощении была обусловлена его неосознанными порывами, когда человек, находясь в исступлении, даже не понимает, что делает, а позднее, возможно, испытывает чувство досады и раздражения на самого себя.
Извинения Фрейда передо мной не были связаны ни с какими эмоциональными порывами. Это было его сознательное решение, основанное на уважении к другому человеку. Такое, что называется, дорогого стоит, тем более что основатель психоанализа мог этого и не делать перед неизвестным ему человеком, каким в ту пору была для него я.
У меня была возможность стать членом Швейцарского психоаналитического общества. Это не составляло никакого труда, поскольку я находилась в Цюрихе, Юнг был моим научным руководителем и я знала швейцарских психоаналитиков.
Вместе с тем опаленность жаром любви к Юнгу и причиняемые друг другу страдания не раз вызывали у меня желание покинуть Цюрих. Будучи студенткой, я хотела уехать в Гейдельберг, чтобы продолжить там медицинское образование. Я даже заручилась поддержкой руководителя клиники Бургхольцли Блейлера, который в конце 1909 года дал мне рекомендательное письмо для поступления в уни