— Эк вы основательно к делу подходите, — сказал Жан, — Грех отказать.
— За прекрасных дам! — поднял кружку Вольф.
— За дам! — повторили остальные.
Жан начал рассказывать в том порядке, как обходит подопечных. Лошади, молодняк, жеребцы-производители. Ласка и Вольф внимательно слушали, но ни один конь пока не подходил. Ну жеребец, ну черный, только все под присмотром.
— В последней конюшне, — продолжил Жан, — Живет самый злобный жеребец. Черный как совесть ростовщика. Огромный как африканский зверь элефант. Злобный как сторожевой пес. Его погулять на цепях выводят, а кобыл к нему подводить и вовсе боязно, вдруг еще хребет сломает.
— Породистый?
— Здесь как посмотреть. Но, не будь он хороших кровей, его бы давно продали. На него овса выделяют на троих, да на ремонт конюшни, да на конюхов, да на цепи. Вот старший конюх и не напоминает лишний раз. Ему с такой ситуации сплошная польза.
— Вот это диво так диво. Спасибо, друг, выручил. Будет, что дома рассказать.
— Спасибо за угощение!
Ночь Вольф провел с Колетт, а на следующий день сходил на разведку снова. Вернулся недовольным.
— Охрана на воротах королевских конюшен следит, чтобы коней не выводили, а людей там каждый день туда-сюда ходят толпы, — начал Вольф, — Каждую лошадь проверят, и верховую, и упряжную, а людей никто не считает, бумаг не спрашивает. Я вчера днем зашел, сегодня вышел. И ты зайдешь. Только надо другого коня искать. И тогда из другой конюшни, не из королевской.
— Почему из другой конюшни?
— Потому что тут охрана умная.
— У императора не хуже была.
— Там нам повезло, что наша птица жила в отдельной башне, которую хуже всех охраняли. Она, если хочешь знать, за периметром стояла. Понимаешь, что такое периметр?
— Я в геометрии такое понимаю, что тебе и не снилось. И в боевом охранении понимаю.
— Ладно. Начнем с того, что я, хоть и вор, но не цыган. Почему я за этот домик зацепился? Потому что там всего один конь стоит, и ни один конюх внутри не дежурит ночью. Так вот, того жеребца, про которого Жан говорил, увести не получится, хотя он там и один.
— Что не так с жеребцом? — спросил Ласка.
— Посмотрел я на него. Это не конь, а бык хороший. Как головой мотнет, так из ушей дым струится. Из ноздрей тоже струйки дыма, как у дракона. Как фыркнет, через раз огонь из пасти вылетает. Внутри конюшни стойло сложено из обожженных дубовых брусьев такой толщины, что когда коня на прогулку ведут, переднюю стенку разбирают, и каждый брус шестеро конюхов вытаскивают. Для прогулки в ящике лежат цепи толщиной в мою руку и железный хомут.
— Похоже, это тот самый, про которого фон Нидерклаузиц просил узнать, кто на нем ездит.
— Никто на нем не ездит. Считай узнал, свои двадцать талеров заработал. Что дальше?
— Попробую с ним договориться, чтобы по доброй воле с нами пошел.
— А сможешь?
— Что не смочь? Ты же знаешь, что я по-лошадиному говорю.
— Одно дело поговорить, другое договориться. Со мной вот поговорить всякий может, а договориться не всякий.
— Строим план, исходя из того, что я с конем договорюсь, — сказал Ласка и тяжко вздохнул.
— Что вздыхаешь?
— Стыдно, Вольф. Я же честный человек, не конокрад какой.
— А кто у татар под Каширой коней угнал?
— На войне у врага за кражу не считается.
— Ничего, друг. После гусекрада конокрад это даже повышение.
— Тогда достань мне одежду чернорабочего, который там навоз вывозит. Какой бы конь ни был, а навоз у него кто-то да выгребает, так и пройдем.
— Навоз? Ты же сын боярский.
— Горожанин ты, Вольф. Навоз это урожай, это жизнь. Крестьяне говорят, хорошая земля навоз девять лет помнит. Говорят, без молока еще можно прожить, а без навоза никак.
Вольф, как старый опытный плут, без труда провел Ласку через охрану королевских конюшен. Нашел ему рабочий костюм навозника, одолжил тачку с лопатой. Местный скарабей взялся показать помощникам королевские конюшни. Он сам совсем не жаждал лишний раз заглядывать к этому злобному жеребцу. Кто такие эти двое? В худшем случае заезжие издалека конокрады. Тогда их ждет большой сюрприз. Королевские конюшни даже цыгане третьей дорогой обходили. Все потому, что на территории стояла часовня Святого Стефана, покровителя лошадей, и его поминали все местные труженики от главного королевского конюшего до последнего навозника. И еще, наверное, охрана против воров помогает и стены. Но это не точно, не всегда и не всем.
В середине каменного здания стояла ограда из толстенных брусьев. Хороший корабельный дуб. В ограде стоял всем коням конь.
Огромный как лось. Черный как вороново крыло. Дневной свет из оконных проемов переливался на его сверкающей шерсти. Густая грива не сплеталась в косички. Вряд ли кто-то заходил внутрь, чтобы причесать этого зверя, скорее конюшенная нечисть его тоже боялась. Конь фыркнул и показал сверкающие белые зубы, которыми не то, что волка, медведя мог бы пополам перекусить, а руку конюха зажевать вместе с морковкой и не заметить.
Ласка говорил, что не хотел бы уводить взрослого коня, который уже работает с каким-то постоянным наездником. Говорил, что хотел бы увести молодого жеребца. Но этот огромный конь для понимающего человека выглядел молодым жеребцом. По пропорциям, по характеру, по манере двигаться.
— Здравствуй, добрый конь! — сказал Ласка по-лошадиному.
— И ты здравствуй, говорящий человек, — ответил конь, — Люди называют меня Элефант. Зачем пожаловал?
— Сахарку тебе принес, — Ласка снял заплечный мешок и подал коню сахарную голову размером с два кулака.
Конь аккуратно взял угощение, не задев ладоней.
— Давно я не видел людей, говорящих по-нашему. Один только рыцарь Арман здесь лошадиную речь знает, и тот не заходит. Только у тебя говор не местный. Кто ты такой, чужестранец?
— Зовут меня Ласка. Служу великому князю Московскому.
— Это далеко?
— Месяц скачи, не доскачешь. В два-три доскачешь.
— Далеко. Не интересует.
— Бьет тебе челом не московский князь, а император Карл из Вены. Просит погостить. Обещает любить и жаловать.
— Слышал я про этого императора. Говорят, он нашего короля когда-то победил и в тюрьму посадил.
— Правду говорят.
— Не говорят, что он хороший наездник. Не говорят, что по-нашему понимает. Не интересует.
Ласка вздохнул. Чем заинтересовать коня? Волей.
— Скучно тебе тут, добрый конь? Так и скакать разучишься. На цепях, поди, выводят?
— Как пса сторожевого держат, — вздохнул конь, — Только куда от людей бежать? Нет в мире поля бескрайнего, чтобы ходили по нему табуны, сотрясающие землю, и чтобы рос там вкусный овес.
— Что сразу бежать? Ты на прогулку выйди. До Вены несколько недель пути. Мир посмотришь, себя покажешь. Овес от тебя никуда не денется.
— А в Вене что? Опять стойло?
— Не понравится, беги на восток. Чем восточнее, тем люди лучше лошадей понимают. Дальше там Польша, потом Русь, потом татары с башкирами.
— Слышал я про восток. Холодно там и овес не тот.
— Ты сам выбирай, что больше любишь, свободу или овес. Где посчитаешь, что того и другого по справедливости, там и останешься. Только в Вене, будь добр, сразу не убегай. Дай шанс императору, он мудрый человек, попусту не будет доброго коня тиранить.
— Так говоришь, будто в этом мире кони что-то выбирают. Посадят под крышу и конец.
— Так ведь кто знает, какая крыша, какие бревна, какая цепь тебя удержат? От Парижа отойти, и с первой попытки никто не угадает, а вторую ты уже сам не дашь.
Конь задумался.
— Верно говоришь, чужестранец. Но, я смотрю, пришел ты сюда навозником. Значит, не отдает тебе меня Его Величество подобру-поздорову. Достаточно ли ты ловок, чтобы краденого коня до Вены довести?
— Достаточно.
— Покажи свою удаль. Приведи мне сюда течную кобылу.
— Как буду готов, приведу, — сказал Ласка, — Только чур не шуметь.
16 ГлаваПолное взаимопонимание
После работы Ласка и Вольф пошли в баню и отмывались там, пока не надоело. Когда от мужчины пахнет конем, это нормально, это по-рыцарски. А когда пахнет навозом от сотни коней, это перебор. Погоня по запаху найдет.
Помывшись, не спеша направились на постоялый двор.
— Тепловата у них баня, — сказал Ласка, — Парилки не хватает. Мылом да теплой водичкой не особо отмоешься.
— Смотря, какое мыло, — сказал Вольф, — Хорошим мылом, да с мочалкой и не такое оттирается. Ты скажи лучше, чего задумал.
— Я вчера смотрел, ночью сторожа внутри стены не ходят, а выпускают собак.
— С пару десятков будет, — подтвердил Вольф.
— Если бы убрать собак…
— Собак я, допустим, уберу.
— Как?
— Я вор. У воров свои тайны.
— Ладно. Верю.
Ласка подумал, что не будь у Вольфа надежного средства от собак, он бы не стал такого говорить. Что до тайны, то у любой профессии свои тайны, хоть у печника, хоть у мельника.
— Еще подумай, что тебе кобылу надо провести почти от стены до стены, пусть и без собак. Течную кобылу мимо конюшен с жеребцами. Над вами кони в сто глоток ржать будут, — продолжил Вольф.
— Да и пусть. Пробежим побыстрее. В худшем случае будет что? Придет в шумную конюшню обходчик, пересчитает коней. Все на месте, все живы-здоровы. Зато обходчик не пойдет в ту конюшню, откуда я уведу Толстушку, и тем более, в гости к Элефанту.
— Допустим, ты привел кобылу. Что ты сделаешь, чтобы Элефант не сломал ей спину? Или плевать? Но если кобыла сломается, жеребец тебе спасибо не скажет.
— Стойло Элефанта закрыто спереди на три толстых бруса. Их надо вынуть, чтобы завести кобылу. Это я, наверное, и сам осилю. Но потом один из них надо поднять и положить на верхние перекладины стойла. Тут нужно два сильных человека. Ты сильный?
— Обижаешь.
— Меня поднимешь?
Вольф присел, обхватил Ласку за ноги и поднял его, посадив себе на плечо.
— Как, не тяжело?