Но это в последний раз! Хотите уйти – степь широка! Вольному воля! Но каждого, кто останется и решит своевольничать, я убью без разговоров! Невзирая на былые заслуги!
– А вот это хуже… – Полупуд потянул ус в рот, но остановился раньше. – Нельзя его отпускать. Много бед натворит… Вот незадача – куда ни кинь, кругом клин. И так нехорошо, и так плохо.
Василий поглядел на меня, словно совета просил. Здрасьте… Кто из нас опытный воин? Хотя… если в широком смысле… Я же столько боевиков и вестернов пересмотрел, что на все Войско Запорожское хватит. К примеру, Джеки Чан что бы в подобной ситуации сделал?
– Вижу по глазам, – казак придвинулся ближе. – Ты что-то придумал?
Идея у меня действительно возникла. Как только пара разбойников сняла с костра большой казан и отнесла его в сторону от огня, а остальные, позабыв о трупе и прочих разногласиях, стали усаживаться вокруг, доставая ложки. Дьяк, отсюда, видимо, и кличка – загудел молитву, благословляя трапезу.
Я с детства был довольно рослым и крупным. В школе на физкультуре стоял если не первым, то вторым. Соответственно, уже в третьем классе меня записали в баскетбольную секцию, а в седьмом – в виде дополнительного бонуса, за пятерку в табель, еще и на толкание ядра. Ни на одном из поприщ я серьезных результатов не достиг, не грело, но кое-какие навыки приобрел. Особенно важные для задуманного…
– Василий, скажи. А фитиль долго горит?
Запорожец не сразу уловил суть вопроса, какое-то время хмурился, соображал. Но недолго. Вскоре лицо его распогодилось, и губы расплылись в довольной ухмылке.
– А сколько надо? Можно сделать дюжину ударов сердца. Можно – больше…
– А меньше?
– Опасно… – помотал головой казак. – Слишком короткий хвостик получится.
– Тогда надо заранее поджечь.
– Это можно, – согласился Василий.
– Значит, так и сделаем…
Я совсем чуть-чуть, для пущей убедительности, помогая себе жестами, изложил товарищу идею.
В целом запорожец замысел одобрил, не устроил только выбор исполнителя.
– Может, я сам?
Вместо ответа я поднял с земли небольшой, с горошину, камешек, примерился и отправил его по очень крутой навесной траектории… в казан разбойников раньше, чем Василий успел меня остановить.
Судя по звуку и головам, как по команде поднятым к небу, не промахнулся.
– С ума сошел?! – зашипел Полупуд.
Но провидение было на моей стороне. В небесах, аккурат над местом привала, кружила какая-то птица. Ястреб, кажется. Так что «бульк» в каше был расценен правильно и вызвал только смех.
– А помните, как Гаплык в борщ нас. л? – спросил кто-то поверх общего ржания. – И ничего, никто не подавился…
– Угу, кроме него… – проворчал другой голос. – Удавили, падлюку, когда узнали. А стряпня его всегда на вкус такая была, что не отличить.
Запорожец хмыкнул, подумал, показал мне кулак и пошел к лошадям. Не было его минуты две, а когда вернулся, то держал в руках бочонок с порохом, над верхним донышком которого маленьким фейерверком разбрызгивал искры огонек. Почти у самых досок.
Не теряя времени на разговоры, запорожец сунул бомбу мне в руки, а сам упал плашмя.
Мама дорогая! Это я сам придумал?!
Отец брал на полигон, учил метать гранаты. Тоже страшно, но они маленькие, а тут килограммов шесть пороха, не меньше. Аж спина взмокла. На более длительный анализ ощущений огонек времени не дал.
Я зажмурился, сосредоточился, как учили. приноровился к весу… потом открыл глаза, зафиксировал цель и одним слитным движением рук и корпуса отправил бочонок в корзину… В смысле – в котел.
Провожать взглядом не стал – плюхнулся рядом с Василием и открыл рот. На всякий случай…
Грохнуло феноменально. Даже сравнить не с чем… Сверху что-то посыпалось, как мелкий град по спине забарабанил. Посмотрел на Полупуда – тот уже вскочил.
– А чтоб меня… – запорожец не стал уточнять «что», вместо этого наклонился, ухватил меня за воротник и вздернул на ноги. – Гляди, – и метнулся вперед.
Картина впечатляла. Бомба, похоже, угодила точно в казан, и взрывом накрыло всех, кто сидел у костра. Кого осколками казана, кого варевом, а кого просто взрывом. Но из полторы дюжины харцызов ни один не смог подняться. Часть ворочалась и стонала, часть ползала на карачках. А еще больше – лежали без движения. И внутри этого круга из тел, с обнаженной саблей в руке, волчком крутился Полупуд. Словно вытанцовывал какой-то невероятный, гопак смерти.
Отдохнувшие лошади шли ходко, а мы им не мешали. Не тот случай, когда «тише едешь – дальше будешь».
Пережитое все еще бурлило в крови, то бросая в испарину, то проводя ледяной лапой по хребту.
Нет, ну а что? Хорошо, что башибузуки действуют не рассуждая. А ведь могли зайти с другой стороны. И сейчас на берегу безымянного озерца остывали бы не конские туши, а наши тела. Или бочонок с порохом рвануть раньше расчетного времени… И вся моя одиссея на этом бы и закончилась. Ни славы, ни почестей, ни следа в истории… Как-то напрягает такой итог. Неужто мое предназначение – стать пищей стервятников… Да ну, ерунда. Стали б меня ради этого на пятьсот лет обратно возвращать. Или здесь такой напряг с кормами?
Тишина действовала на нервы, и чтоб отвлечься от провокационных и минорных размышлений, я принялся расспрашивать Василия о Запорожье. Он отвечал охотно. Чувствовалось, что казаку приятно поговорить о Сечи. Впрочем, кто из нас не любит вспомнить о доме, родных и близких? Особенно когда те далеко.
При этом слово «Сечь» суровый, битый, рубаный и стреляный казак, видевший сотни смертей не только и врагов, но и товарищей, произносил с той тихой нежностью, как говорят о матери.
В общем-то, ничего нового, помимо того, что мне доводилось читать, Василий поведать не мог, но его рассказ был живым, полным любовью к родному краю, гордостью за товарищей. Если рассказывал о крепости, то не высоте и толщине стен, а о том, как затаскивали на угловые башни тяжеленные кулеврины. И как не выдержали доски под весом толкающих пушки снизу. И шестеро братчиков, стоя на стене, удерживали кулеврину на весу несколько минут, пока подводили новый помост. Трое сомлели, а веревки не отпустили. Отливать водой пришлось. А Товкун от перенапряжения оглох на одно ухо. Что-то внутри лопнуло.
Потом перескочил на то, как Зубань выиграл спор, кто дольше под водой высидит. Больше двух суток отмокал в реке выкрест, а сапоги юфтевые от кошевого в награду заработал. Еще и с подковками серебряными.
Заговорив о реке – вспомнил рыбный промысел. И так широко стал разводить руками, что я не выдержал.
– О, побасенку вспомнил. О рыбаках. Хочешь послушать?
Василий, говорящий о том, какая прорва рыбы в воде, мол, если в косяк копье сунуть – оно так и плывет, не падая, почувствовал подвох и замолк на полуслове.
– Рассказывай. А то у меня уже в горле пересохло. Отдохну немного.
– Ну, история короткая. Одному рыбаку, который рассказывая о улове, любил разводить руками, друзья руки-то и связали. После спрашивают: «Ну и какую ж рыбину ты вчера выудил?» А тот сложил кольцом большой палец с указательным и говорит: «Не поверите! Вот с такими глазами! Как у фи лина!»
Запорожец хохотнул, открыл рот… и неожиданно подал знак молчать.
– Тсс… Не шуми. Шутки шутками, а кони в самом деле встревожились. Чуют что-то. И это им не нравится.
– Может, волки?
– Нет… – Василий уже был в седле и оглядывал степь, приложив ладонь ко лбу. – Рановато им еще… Щенкам месяца три-четыре, не больше. Волчицы с ними наособицу возятся. Вот, как к концу лета в стаю приведут, вот тогда да… А сейчас если и рыщут серые, то десятком, не более. Мы им не по зубам… Не сунутся.
– Можно подумать, волки станут рассуждать так же разумно, как ты… – хмыкнул я недоверчиво. – Это ж тварь дикая, безмозглая. Поди, угадай, что им втемяшится?
Василий придержал коня, подождал, пока я поравняюсь, и отвесил смачного подзатыльника. Вернее, попытался. Я ожидал чего-то подобного и был наготове. А боксер, не освоивший уход нырком – дерево и калека. Я хоть и недолго в зал ходил, но азы усвоить успел.
– Что уклонился, хвалю, – не стал повторять воспитательный процесс Василий. Хотя взглянул так, что стало ясно: если захочет, никакие нырки не помогут. – А в остальном – ерунду несешь. Умнее волка разве только кони. Но если они видят в нас хозяев, друзей и защитников, то волки – самого опасного врага. С которым лишний раз лучше не связываться. И пока голод не заставит, никогда стая не нападет на того, кто сильнее. Так что до зимы волков опасаться не стоит. Они летом даже к раненому человеку не подойдут, пока не убедятся, что обессилел. А главное, никогда не слышал, чтобы хищник с подветренной стороны к добыче подкрадывался.
– А кони это знают?
– Я разве не сказал, что они умные? – кажется, Василий всерьез задумался о втором подзатыльнике и уже примерялся, как проделать это половчее.
Но опять отвлекся… Замер, напоминая насторожившегося беркута. Даже глаза закрыл, обращаясь в слух.
А мой конь впервые ткнулся мордой мне в плечо. Словно подталкивал. Торопил… И видя, что я не понимаю, недовольно фыркнул. Шагай, мол. Действительно, кто из нас умнее?
– Садись в седло, Петр. Не нравится мне это… Может, и нет там ничего, может – на холодную воду дую. Но об заклад на шаровары биться не стану. А раз так, не стоит лишь на везение уповать. Если там наша беда – раньше или позже она объявится. Ну а казацкое дело – подготовиться к встрече, насколько возможно.
За последнее время доводилось видеть мне Полупуда в разных ситуациях. Но таким тоном и с таким выражением лица он говорил лишь однажды – когда мы собирались напасть на лагерь ордынцев. Идя в бой против дюжины, с одной саблей на двоих. А значит, то неведомое, затаившееся в степной дали, по мнению Василия, было не менее опасным.
– Видишь, вон там полоса темнеется на горизонте… Вроде грозовая туча выползает? – закончив осмотр окрестностей, Василий ткнул кнутовищем вперед и левее. – Туда и двинем.