– Как? Хочешь, чтоб мы его псам оставили? – возмутился Полупуд. – Где это видано, чтобы казак боевого друга на произвол бросил?
Хозяин буерака только руками развел.
– Ну, тогда считай, что и разговора не было. Ты – сам по себе. Мы – тоже. Поджигай, Петро. Пришло наше время… Один раз умирать, так хоть повеселимся напоследок. Потешим предков славной битвой!
Байрачник аж вокруг себя, как волчок, крутнулся.
– Стой! Стой… Не надо. Не жги… Погоди!..
Василий поднял руку, как бы останавливая меня от поспешного действия. Ага, можно подумать, я уже разбежался… Сам кого хочешь на понт возьму. Иначе за половину зачетов платить пришлось бы. А у казака вся его хитрость на лбу аршинными буквами прописана. Если читать умеешь.
– Я ж не зверь, все понимаю… – дедусь даже ростом меньше стал. – Но не войдет конь в пещеру. Там проход такой узкий, что человеку едва-едва бочком протиснуться. А другого укрытия у меня нет… Прятались бы вы от людей – другое дело. Им глаза отвести не сложно. Но пес не человек – он больше нюху верит, чем зрению. Вас двоих спрятать могу, от своих слов не отказываюсь, но коня… – байрачник сокрушенно развел руками.
Понятно. И рада бы душа в рай, да грехи не пускают.
– Другой выход отсюда есть? – я поспешил взять разговор на себя, пока Василий опять не брякнул что-то типа «на нет и суда нет» или иную глупость, но в этом же роде и с не менее фатальными последствиями. Лошадь, конечно, животное в хозяйстве нужное и необходимое, и даже первый товарищ человека, но не настолько важный, чтоб из-за него умирать… в клыках других «друзей». А с казака станется. С его прямотой и упрямством.
– Да, там, за камнем… – байрачник махнул в противоположную сторону оврага. – Даже удобнее, чем здесь, более пологий.
– Тогда все не так плохо… Василий, если мы верхом смогли оторваться от псов, то как считаешь – конь сам, без седока, ускачет от них?
– Если прорвется, то да… – кивнул казак. – Только они не выпустят… – указал взглядом перед собой.
На тот самый валун, который нам еще предстояло убрать, как Акела в знаменитом мультфильме, взгромоздилась точная копия псины, скалившей клыки с обрыва. Такой же здоровенный степной волкодав… Седой, с подпалинами. И с очень внимательным взглядом.
– Это другой вопрос… Снимай с него все лишнее. Есть идея, – я присел рядом с хозяином оврага, чтоб тому не задирать голову. – Хозяин, как тебя звать-величать прикажешь?
– Величать?.. Гм… Я уж и забывать стал. Как дед помер, некому было напоминать. Обходился без имени. Каленым казаки кликали. А по имени – Остапом.
– А меня Петром… – ощутил пристальный взгляд вожака своры и вытер о штаны разом вспотевшие ладони. – Будем знакомы. Значит, Остап… ты говорил, что глаза от коня отвести можешь?
– Не то чтоб отвести… Но отвлечь смогу, – подтвердил тот. – Дед научил. Это несложно.
– Сделай… А потом пугни его так, чтобы проскакал без остановки не меньше мили.
– Хорошо. Но я же говорил…
– Что псы унюхают? Ну и пусть… Пока поймут, что происходит, конь уже за оцепление вымахнуть успеет. Лови потом ветра в поле. Заодно и нам чуть побольше времени даст.
– Гм… – многозначительно произнес Полупуд, глядя, как байрачник ловко натирает ноги и живот коня растертой в ладонях мятой и еще чем-то. Не менее пахучим… А конь не противится, наоборот – выгибает шею и пофыркивает. Нравится ему…
А как с маскировкой запаха закончил, Каленый крутнулся на пятке, припал к земле и издал самый ужасный звук из всех, что мне доводилось когда-либо слышать. Нечто среднее между мяуканьем большой кошки и трубным ревом слона. Не знаю, как Василий, а я обрадовался, что благодаря вынужденной пробежке вся лишняя влага из организма вместе с потом вышла.
В тот же миг нечто туманное, как запотевшее стекло, мощно толкнуло меня в плечо, едва не сбив с ног, обдало замешанным на травах конским духом, мазнуло по лицу хвостом и унеслось прочь. Только удаляющийся топот, вопреки глазам, утверждал, что не почудилось – конь настоящий.
Сбитые с толку душераздирающим воем Остапа примерно с десяток псов, к тому времени уже спустившихся в овраг, растерянно заметались и злобно залаяли, не понимая, что происходит. Одни метнулись следом за уносящимся прочь конем – наверх, другие закружились, завертели головами, принюхиваясь…
Общую суматоху усиливал рыжий кобель, сбитый грудью и попавший под копыта. Похоже, у него был перебит хребет, и пес отчаянно и жалобно скулил, пытаясь приподняться… Но даже отсюда было видно, что задние лапы ему не служат.
И все же растерянность не может продолжаться бесконечно. Упустив одну добычу, псы станут только злее и решительнее.
– Идите за мной… – напомнил о себе Каленый.
– Далеко? – Василий перегрузил седла и переметные сумы на меня, а сам обнажил саблю. – Если далеко… Боюсь, не успеем.
– Успеем…
Остап шагнул в просвет между дубов, ведя нас к ближней стене, густо, как мохом, поросшей казацким можжевельником. (С этим кустарником я знаком, в центральном парке из него целая аппликация сделана). Отвел в сторону пару зеленых разлапистых веток и указал на темнеющий позади проем. Да уж… В двух шагах, можно сказать, от спасения стояли, а в жизни б не догадались там пещеру искать.
– Ух ты! – прищелкнул языком Полупуд. – Не всякая дыра – прореха… Слава богу! Поживем еще. Полезай первым, Петро. Мало ли какая напасть там внутри засела и дурней вроде нас поджидает? А ты ж поумнее меня будешь. Глядишь – не тронет.
Он еще и шутил.
Я растянул губы, показывая, что оценил шутку юмора, и сунулся в щель.
Глава четвертая
И все-таки мы не успели. Самую малость замешкались, совсем чуть-чуть – но именно этого мгновения нам не хватило…
Два десятка шагов форы позволяют с легкостью уйти от человека. Но псы двигаются быстрее. Раз в пять, если энциклопедия не врет. Почуял что-то вожак или ума хватило понять – я еще только примерялся к расщелине, чтоб ничем не зацепиться, – когда седой пес издал рык, немногим уступающий по децибелам вою байрачника. Пружинисто вскочил, вздыбил загривок… и прыгнул вперед. Сразу сокращая почти половину дистанции. Ну, или мне так показалось. Рыкнул еще раз и метнулся вперед.
Стремительно, размазываясь в движении не хуже заговоренного коня.
Вопреки множеству фильмов, где пес или другой хищник в красивом затяжном прыжке метит в горло жертве или вцепляется клыками в подставленную руку – волкодав атаковал низом. Ну, правильно, зачем терять время и скорость на полет? Все равно, как низкорослый боец, игнорировал бы все болевые точки более рослого врага, упрямо пытаясь засветить ему в глаз. Рана, нанесенная в пах или бедренную артерию, ничем не хуже разодранного горла, а по уязвимости – гораздо доступнее. Да и сбить с ног противника проще, подсекая колени, чем толчком в грудь.
К счастью, обороняться от собак и волков казак обучался не по фильмам. Пес еще только начинал движение, как Василий скользящим, приставным шагом, словно пританцовывая, ушел с линии атаки. Перенес центр тяжести на опорную ногу, скрутил корпус и – когда пес, выворачивая шею, бессильно щелкнул пастью, промахнувшись едва на пядь – с силой врезал ему сапогом.
Удар был не столь сокрушительным, как могло казаться. Казак помнил о поврежденной ступне, которая в любой момент могла подвести. Поэтому не вложил в пинок весь вес, а только чтоб сбить с пса гонор и лишнюю прыть.
Потеряв равновесие, волкодав немалой массой упал на одну переднюю лапу, та подвернулась – и вожак со всего маху зарылся носом в землю, с полметра пропахав юзом. Тут же пружинисто вскочил и почти мгновенно снова развернулся к врагу, но и тот не дремал. Секундной заминки казаку хватило, чтобы дотянуться и чиркнуть пса поперек морды пером сабли.
В этот удар Василий тоже не вкладывал силы. Он не собирался убивать – по-прежнему выгадывал время… Казак знал, что пока сражается вожак – свора вмешиваться не посмеет. А кровь из рассеченного лба, заливающая глаза и нос, не делала пса побежденным – зато существенно ограничивала его подвижность.
Так и случилось. Остальные псы взвыли, раздраженно залаяли, еще немножко сузили круг, но в драку не полезли. Выжидали.
Большего Василию и не требовалось. Пока ослепленный волкодав тряс головой, пытаясь если не увидеть, то хотя бы унюхать врага, Полупуд добежал до расщелины, втолкнул внутрь меня – увлеченный схваткой, я все еще торчал снаружи – и втиснулся следом.
– Завалить лаз есть чем? – казак переступил через меня, как через колоду, оглядываясь по сторонам. Остап еще не ответил, а Василий уже ухватил что-то объемное и, судя по сопению, тяжелое, поднатужился и загромоздил проход.
– Ф-фу… – поднял саблю, сунул в ножны и только после этого вытер лицо рукавом. – Заморился… Легче трех ляхов зарубить, чем с одним псом тягаться. Проворен, сучий сын. Ну да ничего, и мы не лыком шитые. Да, Петро?
Поглядел на меня удивленно и поинтересовался:
– Эй, а ты чего разлегся? Не зашибся, часом?
– Не… Не ожидал просто…
– Это плохо… В бою зевать нельзя. Никогда не ведомо, что и откуда прилетит. Так что вдругорядь клювом не щелкай. Черт, темно, как в могиле… И сыро. Огонь бы развести. Огниво у тебя?
– Опять огонь? – недовольно проворчал байрачник. – Что хорошего в пламени? Смерть и боль?
– Свет и тепло… – кратко, но доходчиво объяснил казак. – А не хочешь обжечься – не лезь в пламя. Дурень и в кружке молока утопиться способен. Вот ты можешь без огня сделать так, чтобы в пещере стало тепло, сухо и светло? Эй, эй, куда? А ну проваливай!.. – Василий ткнул пером сабли в собачью морду, упорно протискивающуюся в оставшуюся щель. Пес взвизгнул и исчез. Снаружи снова завыли и заскреблись. Подкоп рыть начали, что ли? – Никак не угомонятся.
– Чтоб светло… это можно, – немного подумав, ответил Каленый. Он подошел к стене, потер ее широкими движениями, после чего та озарились легким зеленоватым свечением. Словно укуталась люминесцентной дымкой. – Сухо и тепло не сумею.