— Я вызвался добровольцем, — молвил он как бы между прочим, а, усаживая полковника на корме, навалился на него всем телом, чуть не вытеснив при этом за борт, но вместо извинения за неловкость успел шепнуть по-французски: — Он получил приказ убить вас. Едва ступите на берег.
— Поторопитесь, шкипер, поторопитесь! — подогнал его д’Эстиньо, возможно, только сейчас вспомнив, что Хансен владеет французским, и пожалел, что согласился назначить его вторым гребцом. Впрочем, он не знал, что Торрес, которому было поручено убить Гяура, успел сообщить Хансену о своей гнусной миссии; как не знал и того, что они с Торресом давнишние друзья.
Гяур попытался взглянуть на худощавого матроса, сидевшего ближе к нему, но вечерние сумерки не позволяли разглядеть его лицо. В то же время он с трудом верил Хансену. Ему казалось совершенно невероятным, что д’Эстиньо, только что благодарно жавший ему руку капитан д’Эстиньо, способен отдать подобный приказ. Тот самый д’Эстиньо, который обязан ему производством в капитаны, освобождением из пиратского плена, самой жизнью.
Гребцы старались изо всех сил. Шлюпка легко и быстро приближалась к тупоносой косе, а Гяур все не решался заговорить с Хансеном, поскольку не был убежден, что Торрес не сможет понять, о чем они говорят.
— Так что же ты предлагаешь, Хансен? — наконец решился полковник. — Не желаешь ли остаться на берегу?
Шкипер помолчал и не совсем уверенно ответил:
— Придется уходить вместе.
Торрес напряженно прислушивался к разговору, который они вели на французском, время от времени оглядываясь на шкипера.
— Что тебе делать на корабле? На море сейчас слишком опасно, — недомолвками поддержал его Гяур.
— Ну, если вы поможете подыскать службу во Франции, чтобы я мог немного подработать и вернуться в свою Фрисландию.
— Конечно же помогу. На берег сходишь первым, как только коснемся отмели.
Очевидно, Торрес все же уловил смысл их переговоров и решил не рисковать. До берега оставалось всего несколько гребков, когда он вдруг оставил правое весло и выхватил пистолет. Однако Гяур был настороже. Не поднимаясь со своего сиденья, он сильным ударом ноги вышиб оружие и не менее сильным ударом в переносицу оглушил его. Схватив моряка за ноги, Гяур вышвырнул его за борт. При этом шкипер даже попытался помочь ему, но оба едва не оказались в воде.
— А я уж было засомневался в правдивости твоих слов, Хансен, — похлопал Гяур фриза по плечу.
— Это было бы непростительной ошибкой, — сухо обронил моряк.
Гяур достал у него из-за пояса пистолет и выстрелил в сторону берега.
— Что это значит?! Зачем?! — не понял шкипер.
— Это значит, что полковник Гяур убит выстрелом в спину. Разворачивай шлюпку, идем к «Кондору».
— Сдаваться? Чтобы нас обоих вздернули на рее?
— Ну, зачем так сразу сдаваться? Вернемся на судно, как того требует долг вежливости, Хансен. Мой выстрел капитан д’Эстиньо воспринял сейчас, как выстрел Торреса. Но я вынужден буду разочаровать капитана. Этот выстрел — его, следующий — за мной, словом, все, как на обычной дуэли.
Хансен хотел возразить полковнику, но в это время у борта всплыла голова Торреса. Фриз нагнулся и захватил неудачливого убийцу за волосы.
— Помоги, — прохрипел тот.
Пока они вытаскивали испанца на борт, лодка уткнулась носом в песчаную каменистую банку, и это облегчило их усилия. Перегнув полуутопленника через борт, шкипер довольно быстро привел его в чувство.
— Ты понимаешь, что я говорю и что с тобой происходит? — спросил он Торреса по-испански.
— Понимаю, — выплюнул тот вместе с остатками воды и ила.
— Ты хотел убить полковника, но он помиловал тебя.
— Спасибо, мсье, — прокашлялся Торрес по-французски.
— Я так и понял, что он сразу же разобрался в нашем французском, а значит, понял, о чем мы говорим, — сказал Гяур, садясь за весла.
Фриз уперся своим веслом в берег и помог сорвать шлюпку с мели.
— Что вы намерены делать, князь? — спросил он.
— Убить капитана, — с предельной ясностью изложил свой план Гяур. — И назначить капитаном вас. Думаю, шкипер Торрес возражать не станет.
— Вы решили назначить меня шкипером? — несказанно удивился несостоявшийся убийца.
— Я никогда не отступаюсь от своих слов и не предаю друзей.
Они развернули шлюпку и направили ее на черневшую невдалеке громадину «Кондора».
— Остановитесь, — неожиданно взмолился Торрес, стуча зубами от холода. — Вас перестреляют, не дав подняться на борт. Я скажу, что убил вас, полковник, — переводил его взволнованную речь с испанского Хансен. — Но, стреляя, вывалился за борт, или что-то в этом роде.
— Я-то считал, что в лодке молчать удобнее, чем на дне, — нравоучительно заметил Гяур. — Вы — убийца, но я дарю вам жизнь. Хотите — принимайте ее, не хотите — возвращайтесь на дно, откуда мы вас только что вытащили.
53
Капитана на палубе не оказалось. Услышав выстрел, он, очевидно, спокойно ушел к себе в каюту, а двое подвыпивших матросов, ничего не знавших о подлом замысле капитана, восприняли возвращение пленника с ленивым любопытством зевак. Хансен коротко, но азартно потолковал с ними, указывая то на Гяура, то на Торреса, и потребовал от «убийцы» подтверждения его слов.
— Я сказал им, что капитан повел себя подло. Он не выполнил решения команды о вашем освобождении, нарушив свое собственное слово, — перевел фриз. — Теперь они требуют суда над капитаном.
— Пусть поговорят об этом с остальными матросами, — ответил Гяур. — А мы тем временем нанесем визит сеньору д’Эстиньо. Сегодня у нас на корабле вечер встреч и прощаний.
Кто-то из матросов ткнул Торресу недопитую бутылку с ромом. Моряк опустошил ее, взял за горлышко и с этим оружием воинственно направился к капитанской каюте.
Появление поздних визитеров д’Эстиньо встретил так же, как встретил бы появление у себя в каюте воскресших предков. Почти с минуту он сидел в кресле, уставившись на них, затем медленно поднялся, вышел из-за стола и, повернувшись к ним спиной, опустился на колени перед небольшой иконой.
— Эта икона уже слышала молитвы пирата Морано. После этого к мольбам бесчестных людей она стала абсолютно глухой, — объяснил ему свое понимание того, что здесь происходит, Гяур.
— Что вы намерены предпринять, сеньоры? — увядшим голосом спросил д’Эстиньо, поднимаясь с колен.
— Команда уже знает о вашей подлости и возмущена тем, что вы осмелились нарушить ее решение, — объявил ему Хансен по-французски, чтобы понимал и Гяур.
— Так все же, что вы намерены предпринять? — еще глуше пробормотал капитан, понимая, что на «Кондоре» капитанство его закончилось так же бесславно, как и на «Альмансоре».
Шкипер и полковник переглянулись.
— Пусть станет перед командой на колени и спросит, как она соизволит поступить с ним, — неожиданно подсказал Торрес, старательно, хотя и с трудом подбирая французские слова. — Так всегда поступает команда, капитан которой подло нарушил свое слово.
— Но, убив меня, вам придется стать пиратами.
— Или перейти на службу Франции. Что не очень-то пугает команду, в которой осталось всего два испанца, да и те баски, ненавидящие испанцев больше, чем французы, — удивил Гяура теперь уже шкипер.
— В таком случае, я тем более не стану перед ней на колени.
Пока д’Эстиньо произносил эти слова, Хансен решительно шагнул к нему, в мгновение ока извлек из ножен шпагу и с прытью тореадора вернулся на свое место рядом с Гяуром.
— Следовательно, команда будет судить вас как человека, не раскаявшегося в своей подлости, — объяснил он капитану.
Гяур и Хансен вновь переглянулись. Полковник не настроен был вершить какой-бы то ни было суд, который еще неизвестно чем закончится лично для него. Как-никак он находится на вражеском корабле, где Хансен предстает всего лишь временным союзником, а Торрес еще несколько минут назад должен был выстрелить ему в спину. Оставалось разве что сразиться с капитаном на дуэли.
Он уже решился было на это, но послышались шум голосов, гулкие шаги по палубе — и еще через несколько секунд дверь отворилась. Вся небольшая команда в полном составе явилась в каюту капитана.
— Мы пришли, чтобы объявить вам свою волю, капитан д’Эстиньо, — заявил боцман — коренастый, располневший моряк с короткой курчавой бородкой, рассеченной на подбородке широким, багрово-лиловым шрамом. — Вас никто не назначал капитаном на «Кондор». Вы сами объявили себя им. Но тут же предстали перед командой, как человек, не знающий слова чести и презирающий волю экипажа.
— Это неправда. Я не презирал ее, — попробовал оправдаться д’Эстиньо. — Просто не мог отпустить полковника Гяура на свободу, поскольку дал слово чести генералу д’Арбелю.
— Но вы также дали слово команде и самому полковнику, который, насколько нам известно, избавил вас от удовольствия поболтаться на рее, — возразил боцман, нацеливая на него изжеванный, невероятно толстый мундштук трубки, словно ствол пистолета. — А потому решение команды — за борт!
— За борт! — поддержали его моряки одинаково суровыми и решительными голосами. И все посмотрели на Гяура.
— Посадите его в шлюпку, в которой он хотел отправить на тот свет меня, — предложил Гяур, — и пусть плывет куда хочет. Мы же избираем капитаном господина Хансена и держим курс на Дюнкерк. Возвращаться в Денновер и представать перед испанскими властями я бы вам не советовал. В Дюнкерке же вы пополните команду и решите: то ли переходить на службу королю Франции, то ли уйти в море и распорядиться кораблем и своими жизнями так, как вам заблагорассудится.
— Заодно подремонтируем корабль, который уже едва держится на плаву, — добавил от себя Хансен, переведя морякам то, что сказал полковник.
После короткого, но довольно грубоватого по форме препирательства, команда согласилась предоставить д’Эстиньо шлюпку и отправить его ко всем чертям. Ничего не имели моряки «Кондора» и против того, чтобы капитаном был избран Хансен. Однако один матрос решительно не желал показываться во французском порту и вообще попадаться на глаза представителям французских властей. Он ничего не объяснял, но всем было понятно, что у парня есть веские причины, не позволяющие раздражать французское правосудие. Ему предложили отправиться на берег вместе с сеньором д’