Он взялся за конец шпалы, подсунул под него плечо и попробовал выпрямиться. Каждая пройденная до сих пор миля, каждое преодоленное препятствие — все это ничто. Истинное испытание начинается сейчас: подъем на насыпь. Всего двадцать футов, но каждый фут стоит мили. Сочетание усталости от уже пройденного, тяжести груза и крутизны подъема казалось непреодолимым.
Силы оставили его, и он воочию увидел, как тает мечта о богатстве и власти. Поскользнувшись, он упал, но снова поднялся. Если бы он убил Исаака Белла! Он начинал понимать, что сражается не с весом шпалы, вообще не с кратчайшим путем, не с Южно-Тихоокеанской — он сражается с Беллом.
Кошмарное видение: Белл останавливает его — дало ему силы встать. Дюйм за дюймом, фут за футом. Атака: Angriff; батман: Battutaangriff; выпад: Ausfall; защита: Parade, двойной финт: Droppelfmte. Он еще дважды падал. И дважды вставал. Добрался до верха и перевалился на насыпь. Доживи он хоть до девяноста, никогда не забудет этот подъем.
Сердце стучало все громче, так громко, что он понял: это не сердце. Локомотив? Он остановился на рельсах, ошеломленный, в отчаянии. Это не патруль. Гром? Сверкнула молния. Слышались раскаты грома. Пошел холодный дождь. Саботажник потерял шляпу. Дождевая вода лилась по лицу.
Саботажник рассмеялся.
Дождь вымочит патрульных, заставит их укрыться. Он дико расхохотался. Дождь, а не снег. Реки поднимаются, но рельсы не завалит снегом. Осгуд Хеннеси должен быть доволен. Вот какова цена предсказаниям ранней зимы. Президент железной дороги не поверил метеорологам и даже нанял индейца-шамана, чтобы тот предсказал погоду. Шаман сказал Хеннеси, что снег в этом году выпадет поздно. Дождь вместо снега означал больше времени для завершения кратчайшего пути.
Саботажник поправил на плече шпалу и вслух сказал:
— Никогда!
Огромная молния озарила местность ослепительнобелым сиянием.
Рельсы резко повернули, прижимаясь к узкой вырубке в скале. Внизу открывался головокружительный вид на бурную реку, бегущую по дну глубокого каньона. Вот нужное место. Саботажник опустил на землю сосновую шпалу, развязал веревку, удерживавшую инструменты, вытащил костыли по концам одной из шпал полотна и осторожно отложил в сторону. Потом принялся гвоздодером рыхлить землю, высвобождая шпалу, выкапывая острые камни. Камни он доставал из-под шпалы и укладывал так, чтобы не скатились вниз.
Выбрав из-под шпалы балласт, он с помощью гвоздодера высвободил концы шпалы из-под рельсов. Потом уложил на место этой шпалы свою, с зарядом динамита, и стал сыпать щебень на место. Потом забил восемь костылей. Когда шпала была укреплена и балласт снова под ней, Саботажник присоединил взрыватель — гвоздь, забитый в шпалу, прошедший насквозь и касавшийся рельса.
Гвоздь располагался в деревяшке в дюйме над ртутным детонатором. Саботажник все тщательно рассчитал; для этого пришлось забивать сотни гвоздей. Нужно, чтобы пеший патруль или дрезина с полицейскими, минуя гвоздь, не привели в действие взрыватель. На этот гвоздь они надавят недостаточно. Только полный вес локомотива вызовет взрыв.
Оставалась еще одна трудная задача. Он привязал инструменты к высвобожденной шпале, взвалил ее на плечо и поднялся на дрожащих ногах. С трудом протащился еще с четверть мили от западни и сбросил шпалу и инструменты с утеса, так чтобы патруль их не увидел.
Он шатался от усталости, но в его сердце была ледяная решимость.
Он калечил строительство динамитом, столкновениями и огнем.
Он потряс могущественную Южно-Тихоокеанскую, пустив под откос «Коуст лайн лимитед».
Что с того, что Белл помешал ему в Нью-Йорке и преимущество перешло к Хеннеси?
Саботажник поднял лицо к грозовому небу и позволил дождю омыть его. Гремел гром.
— Все это мое! — закричал в ответ Саботажник. — Сегодня я это отвоюю.
Последний раунд останется за ним.
Ни один человек в рабочем поезде не выживет, закончить туннель № 13 будет некому.
Глава 31
В рабочем лагере при строительстве кратчайшего перегона на рассвете поднимались тысячи человек. Их ждали двадцать вагонов с пустыми скамьями, уже прицепленный локомотив выпускал лишний пар. Люди стояли на дожде, предпочитая холод и сырость укрытию в вагонах.
— Упрямые сволочи! — сердился Хеннеси, глядя из личного вагона. — Телеграфируй губернатору, Лилиан. Это мятеж.
Лилиан Хеннеси положила пальцы на телеграфный ключ. Но, прежде чем начать передачу, спросила у Исаака Белла:
— Неужели больше ничего нельзя сделать?
По мнению Белла, люди, корчившиеся под дождем, не выглядели упрямцами. Они выглядели испуганными. И в то же время стеснялись своего страха, что говорило об их мужестве. Саботажник убивал невинных людей динамитом, крушениями, столкновениями и пожарами. Смерть и увечья были непременной принадлежностью его нападений. Люди гибли в крушениях, во взорванном туннеле, в пущенном под откос «Коуст лайн лимитед», в вагоне-беглеце и в страшном взрыве в Нью-Джерси.
— Патрули осмотрели каждый дюйм рельсов, — ответил он Лилиан. — Не знаю, что можно сделать такого, чего мы еще не делали. Разве что сесть на скотосбрасыватель и смотреть самому.
Детектив резко повернулся, выбежал из вагона Хеннеси, быстрым шагом пересек площадку и пробился сквозь толпу. Поднялся по лестнице на тыльной стороне тендера рабочего поезда, проворно прошел по груде угля и вспрыгнул на крышу кабины локомотива. С высоты этого наблюдательного пункта он от одного конца двора до другого видел ряды мрачных прокладчиков путей и строителей туннеля. Все замолчали. Белл однажды слышал, как Уильям Дженнингс Брайан обращался к толпе на выставке в Атланте.[19] Стоя в первом ряду перед Брайаном, он поразился тому, как медленно говорил знаменитый оратор. Причина, как сказал ему при более поздней встрече сам Брайан, в том, что слова, двигаясь в воздухе, сближаются. И, когда доходят до дальнего края толпы, темп становится нормальным.
Белл поднял обе руки. Он говорил от всего сердца. Говорил медленно, очень медленно. Но каждое слово было вызовом, брошенным им в лицо.
— Я лично буду стоять на карауле.
Он медленно распахнул пальто.
— Локомотив пойдет медленно.
Он не спеша достал «браунинг».
— Я буду стоять на скотосбрасывателе перед локомотивом.
Он прицелился из пистолета в небо.
— И выстрелю, чтобы машинист остановился, как только я замечу опасность.
Он нажал на курок. Выстрел эхом отразился от зданий депо и мастерских.
— Машинист услышит выстрел.
Он снова выстрелил.
— И остановит поезд.
По-прежнему держа пистолет стволом в небо, Белл продолжал медленно говорить:
— Я не скажу, что всякий, кто не захочет ехать за мной, самый низкий трус в Каскадных горах.
Прозвучал новый выстрел.
— Но я скажу вот что… Всякий, кто не захочет поехать, должен вернуться туда, откуда пришел, и жить при мамочкиной юбке.
Смех пробежал по всему двору. Началось осторожное движение к вагонам. На мгновение Беллу показалось, что он их убедил. Но тут послышался гневный голос:
— Да ты когда-нибудь работал на путях?
И другой:
— Как ты поймешь, что дело не чисто?
Потом рослый мужчина с красным мясистым лицом и горячими голубыми глазами поднялся по лестнице на тендер и прошел по углю туда, где стоял Белл.
— Я Мелоун, десятник.
— Чего тебе, Мелоун?
— Значит, собрался стоять на скотосбрасывателе? Да ты даже не знаешь, как правильно назвать машину. Она называется путеочиститель. Разве ж ты увидишь, что на рельсах что-то не так, раньше, чем отправишься в царствие небесное? Скотосбрасыватель, бога ради… Но одно у тебя не отнимешь: ты не робкого десятка.
Десятник протянул Беллу мозолистую руку.
— Держи пять! Я еду с тобой!
У всех на виду они обменялись рукопожатием. Потом Мелоун возвысил голос, который прозвучал громко, как паровозный гудок:
— Кто-нибудь скажет, что Мелоун не заметит, если что неладно?
Все молчали.
— Кто-нибудь из вас хочет к мамке?
Со смехом и приветственными возгласами рабочие забрались в вагоны и расселись по скамьям. Белл и Мелоун спустились с крыши и поднялись на клинообразный путеочиститель. Здесь можно было встать одному с одной стороны, другому с другой, держась за поручень под прожектором. Машинист, кочегар и кондуктор подошли к ним.
— С какой скоростью пойдем? — спросил машинист.
— Спроси специалиста, — ответил Белл.
— Не больше десяти миль в час, — сказал Мелоун.
— Десяти? — переспросил машинист. — Да этак мы будем добираться до туннеля два часа.
— Предпочитаешь кратчайший путь под откос?
Паровозная бригада направилась обратно.
Мелоун сказал:
— Держите пистолет наготове, мистер. — Потом улыбнулся Беллу. — Помни: если натолкнемся на мину или на сдвинутый рельс, нам первым не поздоровится.
— Мне это приходило в голову, — сухо ответил Белл. — Но ведь за последние два дня был осмотрен каждый фут этого пути. На дрезинах, пешком, конными патрулями.
— Посмотрим, — сказал Мелоун и перестал улыбаться.
— Хочешь? — спросил Белл, протягивая ему цейссовский бинокль.
— Нет, спасибо, — ответил Мелоун. — Я двадцать лет разглядываю пути этими вот глазами. Сегодня не тот день, чтоб учиться новым штукам.
Белл повесил бинокль на шею, чтобы его можно было бросить и сделать предупреждающий выстрел.
— Двадцать лет? Вот ты мне и скажи, Мелоун. Что надо высматривать?
— Нехватку костылей, которыми шпалы прикрепляются к рельсам. Нехватку накладкок, которые соединяют рельсы. Разрывы в рельсах. Признаки того, что кто-то раскапывал балласт: ублюдки могли заложить мину. Железнодорожное полотно новое. Оно должно быть ровным, никаких ям, никаких бугров. Ищи неплотно сидящие камни под шпалами. И особенно внимательно смотри на повороте, «потому что Саботажник знает: на повороте машинист не успеет остановиться».