— Телеграмма, мистер Эббот.
— Спасибо, мистер Мидоус.
Расшифровав сообщение Исаака Белла, Арчи Эббот широко улыбнулся. Он причесал рыжие волосы, глядя на свое отражение в окне купе, и поправил щеголеватый галстук. И направился прямо в частный вагон Хеннеси, получив отличный предлог навестить мисс Лилиан, которая ходила в красной бархатной блузке, с затянутой талией. На груди блестел ряд жемчужных пуговиц, на боках топорщилась пышная драпировка.
Старик этим утром был далек от добродушия.
— Чего вам, Эббот?
Лилиан внимательно наблюдала: как Арчи управится с ее отцом? Он ее не разочаровал. С отцами у Арчи никогда не бывало неприятностей. Его слабым местом были матери.
— Я хочу, чтобы вы рассказали мне все о подрядчиках, работающих на кратчайшем пути, — сказал Эббот.
— О компании «Опоры и кессоны» мы уже знаем, — тяжело проговорил Хеннеси. — Есть еще несколько внизу, в Каскейде. Поставщики, отели, прачечные. Почему вы спрашиваете?
— Исаак не хочет, чтобы проблема опор повторилась, я тоже. Мы проверяем всех подрядчиков. Верно ли я понял, что Южно-Тихоокеанская наняла подрядчика поставлять шпалы для кратчайшего пути?
— Верно. Когда мы начали строить кратчайший путь, я приготовил запас шпал по эту сторону моста через каньон, чтобы перейти через мост сразу, как только он будет готов.
— А где лесопилка?
— В восьми милях выше в горах. Новый владелец модернизировал старую водяную мельницу.
— Они дали обещанное количество шпал?
— И даже больше. Возить оттуда шпалы трудно и долго, но в основном получилось. Я сделал заказ заранее, и теперь у креозотовой фабрики есть достаточный запас для работы.
— Эта фабрика тоже внешний подрядчик?
— Нет. Она наша. Мы ее разбираем и перевозим туда, где она нужна.
— Почему вы не основали собственную лесопилку, как раньше?
— Мост очень далеко от остальной дороги. А эта лесопилка уже работала. Мне показалось, что так мы закончим быстрей. Это все, что я могу вам сказать.
— Кстати, вы не видели сегодня сенатора Кинкейда?
— Не видел со вчерашнего дня. Если вас интересуют операции с лесом, почему бы не поехать туда и не взглянуть самому?
— Именно туда я и направляюсь.
Лилиан вскочила.
— Я с вами!
— Нет! — хором произнесли Арчи Эббот и Осгуд Хеннеси.
Отец для пущей внушительности постучал по столу. Арчи улыбнулся и извинился:
— Я бы хотел, чтобы вы поехали со мной, Лилиан, — сказал он, — но политика Ван Дорна…
— Знаю. Я это уже слышала. Вы не подставляете друзей под ружейный огонь.
Глава 46
Джеймс Дешвуд разыскал монастырь Святого Свитуна, руководствуясь словами капитана Вилли Абрамса, проповедника Общества трезвости, о том, что там очень много монахов.
Монастырские земли занимали тринадцать тысяч акров от подножия хребта Санта-Лусия до береговых утесов Тихого океана. Грязная дорога в милях от ближайшего города привела его за железные ворота на неровное плато с фруктовыми садами, ореховыми деревьями и виноградниками. Церковь оказалась скромным современным зданием с витражами в стиле ар-нуво. В низких зданиях того же стиля жили монахи. Когда Джеймс Дешвуд спрашивал их о недавно поступившем, кузнеце по имени Джим Хиггинс, монахи отмалчивались.
Мужчина за мужчиной в развевающихся рясах проходили мимо него так, словно его вовсе не существовало. Монахи, собиравшие виноград и орехи, продолжали работать, как будто он с ними не заговаривал. Наконец один сжалился, подобрал палку и написал на грязи: «МОЛЧАНИЕ».
Дешвуд взял у него палку и написал: «КУЗНЕЦ?»
Монах указал на несколько амбаров и загородок напротив келий. Дешвуд направился туда, услышал отчетливый звон молота о железо и пошел быстрее. Обогнув амбар, он увидел тонкий столб дыма, поднимавшийся сквозь ветви каштана. Хиггинс пригнулся к горну. Он выковывал на наковальне подкову.
Под кожаным фартуком на нем была коричневая ряса. Голова под холодным дождем непокрыта. В рясе он казался еще больше, чем помнил Дешвуд. Одной могучей рукой кузнец сжимал массивный молот, другой — длинные клещи, которые держали раскаленное докрасна железо. Когда он поднял голову и увидел Дешвуда, в городской одежде, с саквояжем, Дешвуд едва сдержал сильное желание убежать.
Хиггинс долго и сурово смотрел на Дешвуда.
Дешвуд сказал:
— Надеюсь, вы не дали обета молчания, как остальные?
— Я послушник. Как ты меня нашел?
— Узнав, что вы бросили пить, я стал посещать собрания сторонников трезвости.
Хиггинс сердито хрипло хохотнул.
— Я думал, монастырь последнее место, где меня станет искать Ван Дорн.
— Вас испугал рисунок, который я вам показал?
Хиггинс поднял клещами раскаленную подкову.
— Стало быть, я ошибся…
— Вы его узнали, верно?
Хиггинс бросил подкову в ведро с водой.
— Тебя зовут Джеймс, так?
— Да. Мы оба Джимы.
— Нет, ты Джеймс. Джим — это я… — Он прислонил клещи к наковальне и поставил рядом с ними молот. — Пошли, Джеймс. Я тебе тут все покажу.
Джим Хиггинс пошел к утесу, Дешвуд — за ним. Он догнал кузнеца и шел рядом, пока они не остановились на потрескавшемся краю утеса. Насколько хватал глаз, расстилался Тихий океан, серый и грозный под хмурым небом. Дешвуд посмотрел вниз, и внутри у него все сжалось. В сотнях футов под ним в береговые скалы, вздымая фонтаны пены, бился прибой. Хиггинс заманил его сюда, на этот одинокий утес, чтобы столкнуть к смерти?
— Я уже какое-то время знал, что иду в ад, — серьезно заговорил кузнец. — Поэтому и простился с виски. Да не помогло. Бросил пить пиво. Без толку. — Он посмотрел на Джеймса Дешвуда горящими глазами. — Ты пришел — и всю душу мне переворотил. До смерти напугал. Заставил бежать и скрываться.
Джеймс Дешвуд не знал, что сказать. Что сделал бы в таких обстоятельствах Исаак Белл? Попробовал бы надеть наручники на эти толстые руки? Или позволил говорить дальше?
— Большие шишки основали этот монастырь, — продолжал между тем Хиггинс. — Многие монахи — бывшие богачи. От всего отказались, чтоб жить простой жизнью. Знаешь, что мне сказал один из них?
— Нет.
— Что я работаю так же, как библейские кузнецы, разве только жгу в горне не древесный уголь, а каменный. Они говорят, работать так, как в библейские времена, душе во благо.
Он повернулся спиной к океану и посмотрел на поля и луга. Мелкий дождь усилился, окутал сады и виноградники.
— Я думал, что здесь буду в безопасности, — сказал кузнец.
Он долго молчал, потом снова заговорил.
— Но не думал, что мне здесь понравится. Мне нравится работать на свежем воздухе под деревом, это гораздо лучше, чем чинить автомобили в вони. Мне нравится на природе. Я люблю смотреть на бурю…
Кузнец повернулся к океану, где ходили темные волны. На юго-западе небо почернело, как уголь.
— Видел? — спросил он, показывая на эту черноту.
Дешвуд видел мрачный, холодный океан, видел крошащийся утес под ногами и скалы далеко внизу.
— Смотри, Джеймс. Разве ты не видишь, что она идет?
Помощник детектива подумал, что кузнец свихнулся задолго до крушения поезда.
— Что я должен видеть, Джим?
— Бурю. — Глаза кузнеца горели. — Монах сказал, что бури приходят в основном с северо-запада, с севера Тихого океана, где холоднее. А эта идет с юга, где тепло. Буря с юга приносит больше дождя. Знаешь что?..
— Что? — спросил Дешвуд, чувствуя, как рассеиваются его надежды.
— Здесь есть монах, чей отец владеет беспроволочным телеграфом Маркони. Знаешь ты, что вот сейчас в четырехстах милях в море корабль передает в Бюро, какая там погода?
Он замолчал, обдумывая свое открытие.
Это была возможность подтолкнуть его к разговору, и Джеймс ею воспользовался.
— А вы знаете, что он заимствовал эту идею у Бена Франклина?
— Какую?
— Нам рассказывали в школе. Бенджамин Франклин заметил, что бури движутся одна за другой и можно определить, где они зарождаются.
Кузнец как будто заинтересовался.
— Это он заметил?
— И вот когда Маркони изобрел телеграф, стало возможно отправлять людей по дороге бурь. Вы верно сказали, Джим: сейчас беспроволочный телеграф Маркони позволяет посылать по радио штормовые предупреждения кораблям в океане.
— Значит, Бюро погоды уже какое-то время знает об этой буре? Здорово!
Дешвуд решил, что разговоров о погоде достаточно.
— Чем я вас испугал? — спросил он.
— Тот рисунок, который ты мне показал…
— Вот этот?
Дешвуд достал из саквояжа рисунок без усов.
Кузнец отвернулся.
— Это он пустил под откос «Коуст лайн лимитед», — тихо сказал он. — Только уши на твоем рисунке слишком большие.
Дешвуд обрадовался: он совсем близко. Он сунул руку в саквояж. Исаак Белл телеграфом велел ему связаться с полицейскими Южно-Тихоокеанской железной дороги, которых звали Том Криггс и Эд Боттомли. Криггс и Боттомли взяли Дешвуда с собой, угостили выпивкой, потом передали рыжеволосой в своем любимом борделе, потом накормили завтраком и отдали крюк, пустивший под откос «Коуст лайн лимитед». Теперь Дешвуд вытащил из саквояжа эту тяжелую чугунную штуку.
— Вы сделали этот крюк?
Кузнец мрачно посмотрел на него.
— Сам знаешь.
— Почему вы ничего не сказали?
— Потому что меня обвинят в смерти этих несчастных.
— Как его зовут?
— Он не представился.
— Если вы не знаете, кто он, почему убежали?
Кузнец понурил голову. Слезы заполнили его глаза и покатились по красным щекам.
Дешвуд не знал, что делать дальше, но чувствовал, что заговорить было бы ошибкой. Не желая нарушать молчание, он повернулся к океану, надеясь, что кузнец продолжит исповедь. Плачущий кузнец принял молчание Дешвуда за осуждение.
— Я не хотел плохого. Никому не хотел вреда. Но поверят не мне, а ему.
— Почему вам не поверят?
— Я только кузнец. А он важная птица. Ты бы кому поверил?
— Что за птица?