Сабрине стало жаль этого человека, который медленно, слово за словом, выплескивал наружу свою боль. Он и выглядел сейчас соответственно: черты его лица заострились, а в глазах проступило загнанное выражение. Вне всякого сомнения, веры в правосудие у него больше не было, а на сердце от всего пережитого осталась глубокая, незаживающая рана.
— Вас засудили. Быть может, вы знаете, кому это было на руку? — очень тихо спросила она.
— Не надо было вам сюда приезжать, Сабрина.
— Послушайте, Дерек…
— Скажите, зачем вы сюда приехали? — прошипел он. Он злился на нее — и об этом говорили его глаза, выражение лица, напряженная поза.
Сабрина некоторое время смотрела на него, потом переключила внимание на стоявшего неподалеку охранника, который прислушивался к их разговору, не делая из этого никакого секрета. Она была не в силах изменить этого обстоятельства, но тем сильнее ей захотелось изменить жизненные обстоятельства Дерека.
— Так зачем вы все-таки приехали? — повторил свой вопрос Дерек. — Если для того, чтобы обсудить мое дело, то зря потратили время. Мой адвокат нажил себе язву, обсуждая его в разных инстанциях.
— Прижала влажные от пота ладони к юбке.
— Я не адвокат и в ведении уголовных дел не разбираюсь.
— Тогда зачем вы здесь? Из любопытства? Из жалости? Или в Нью-Йорке нынче такая тоска, что вы приехали сюда, чтобы немного развеяться? — спросил он с иронией. — Остается только предположить, что вы сделали это исключительно по душевной доброте.
— Просто… просто я была неподалеку и решила…
Дерек остановил ее суровым взглядом.
— Бросьте! В этой глуши нет ни одного приличного местечка — только тюрьмы.
— И приюты для умственно отсталых, — заметила Сабрина. Прямота казалась ей единственным средством, способным противостоять горечи и сарказму, которыми было пропитано каждое его слово. — Я ездила в Вермонт. Хотела узнать, подойдет ли тамошний приют для моего сына. Поскольку Парксвилл находится поблизости, я решила навестить вас.
Лицо Дерека неожиданно смягчилось, и Сабрина поняла, что ей все-таки удалось до него достучаться. Она, правда не знала, будет ли он расспрашивать ее о сыне. Вполне возможно, что по сравнению с его собственной бедой беды других людей представлялись ему теперь незначительными и не заслуживающими внимания. И она не моґла его за это винить. Более того, она бы не удивилась, если он предложил ей отправляться восвояси и оставить его в покое.
Но Дерек ничего подобного ей не предложил. Наоборот, голос его лишился саркастических ноток и заметно потеплел.
— Как он?
— Ники? С ним все нормально.
— У вас усталый вид, — тихо сказал он. — Видимо, это самое «нормально» дается не просто.
— Мне приходится заниматься им чуть ли не круглые сутки. — Сабрина с такой силой стиснула руки, что ногти впились ей в ладони. — Кстати, — сказала она, переводя разговор на другую тему, — я видела ваш первый сюжет об умственно отсталых детях, и он мне очень понравился. Я даже хотела вам позвонить и об этом сказать, да так и не собралась. Ну а потом… Потом минуло какое-то время, и я с головой ушла в свои заботы, а вы — в свои…
Сабрина подняла на него взгляд, и свежий шрам на его лице напомнил о том, что Дерек очутился в мире, где царит насилие. Эта зловещая печать, которую тюрьма возложила ему на лицо, была символом его рухнувших надежд и его падения. Шрам оскорблял ее чувство справедливости. Ей хотелось прикоснуться к щеке Дерека и стереть его. Подчинившись внезапно возникшему у нее импульсу, Сабрина потянулась было к его лицу, но через мгновение, устыдившись своего порыва, опустила руку — тем более глаза Дерека потемнели и, казалось, предупреждали ее: «Не надо, не трогай меня».
«Почему я здесь? Потому что ты меня понимаешь и мне захотелось поговорить с тобой…»
— Сколько сейчас Ники?
— Тридцать четыре месяца.
— Почти три года, значит.
— Мне кажется, тридцать четыре месяца звучит лучше. Больше подходит для Ники. Ведь он, в сущности, совсем еще младенец.
— Что, никакого прогресса?
— Прогресс есть, но весьма скромный. К примеру, он уже не так давится, когда ест.
— А что говорят врачи?
Сабрина пожала плечами:
— Что у него задержка в развитии, но почему, они не знают.
— Надежды на улучшение есть?
— Не слишком большие.
— Вы собираетесь отдать его в приют?
Сабрина машинально покачала головой, но потом вспомнила, что беседует не с мужем и не со своими родственниками, а с Дереком, Она записала сделанный им сюжет на видеомагнитофон и просматривала его не меньше десяти раз. Выржая свои мысли, Дерек очень осторожно подбирал слоова, но, в общем, смысл его выступления был ясен. Он склонялся к мысли, что в некоторых случаях отдать дефективного ребенка в специальное учреждение просто необходимо.
— He знаю точно. Может быть…
— Но вы не уверены в правильности такого решения?
С минуту она размышляла над его вопросом, потом глубоко вздохнула и, глядя в пол, произнесла:
— Я-то уверена. Просто такое решение проблемы, скажем так, не слишком популярно.
— Еще бы! Врачи утверждают и будут утверждать, что, каким бы ни было отставание, ребенка лучше всего воспитывать в домашних условиях.
— Верно, — кивнула Сабрина. — Все врачи так именно говорят.
— Это показывает, чего стоят все их знания.
Она с удивлением на него посмотрела: неужели он пытается шутить? Выяснилось, однако, что в глазах его не было и намека на веселье.
— Вам кто-нибудь помогает?
— Сиделки. Правда, они у нас не задерживаются. Заботиться о Ники — тяжелая работа.
— Надеюсь, его отец сейчас с ним?
— Нет. Он уехал в Чикаго по важному делу.
Пока они разговаривали о Ники, Дерек немного расслабился. Сабрина подумала, что, несмотря на казенную тюремную одежду, Дерек выглядит весьма импозантно. В следующую секунду она вздрогнула, поскольку он неожвданно заявил:
— Не по душе мне ваш муж.
Она едва удержалась от того, чтобы не рассмеяться. В голосе Дерека прозвучало нечто подозрительно напоминавшее ревность. Что и говорить, она была польщена — но и немного напугана тоже. Ее собственные чувства к мужу были во многом сродни чувствам Дерека, и она подумала, что, начни она смеяться, смех ее очень быстро перейдет в истерику. Она постаралась обратить все в шутку:
— И откуда же эта нелюбовь?
Дерек молча постучал себя пальцем по груди.
— Но ведь вы его ни разу не видели.
Он пожал плечами.
— Вы невзлюбили его, потому что он обещал пожаловаться на вас президенту телекомпании?
— Я невзлюбил его за то, что он превратил вашу жизнь в ад.
Произнося эти слова, Дерек с отсутствующим видом смотрел в окно, а его лицо оставалось суровым и холодным. Несмотря на это, она в глубине души почувствовала нежность к этому человеку. Уже очень давно никто не интересовался ее делами и не выражал ей своего сочувствия.
— Никак не возьму в толк, откуда у вас такие мысли? — спросила она чуть более взволнованно, чем следовало.
Дерек внимательно посмотрел на нее. Неожиданно выяснилось, что для нее у него припасено особое выражение лица, особый взгляд, а в его голосе, когда он заговорил, проступили интимные, предназначавшиеся ей одной нотки.
— В тот день, когда я встретился с вами, у меня сложилось впечатление, что вы дали бы согласие на интервью, если бы нам не помешал ваш супруг. Стоило вам взглянуть на часы и убедиться, что он скоро будет дома, как вы занервничали. Интересно, что бы произошло, если бы он застал нас за беседой?
— Он выполнил бы свою угрозу и позвонил вашему начальству.
— Думаю, он пошел бы дальше. Он устроил бы вам скандал за разговор с репортером. Даже если бы не знал, что я пробрался к вам хитростью. Насколько я понимаю, он не хочет, чтобы новость о неполноценности его сына стала достоянием общественности?
Она на мгновение заколебалась, потом сказала:
— Я этого не говорила.
— Верно, но я не встретил в газетах даже малейшего напоминания о вашей беде, хотя имя вашего, мужа часто мелькает в прессе.
— Нет никакой связи между болезнью нашего сына и деятельностью Ника.
— Вы хотите сказать, прямой связи? На самом деле имя Ника Стоуна в финансовых кругах имеет большой вес, и если бы он выступил в прессе или по телевидению и рассказал о ваших проблемах с сыном, думаю, ему бы удалось привлечь немалые средства для развития этой сферы невропатологии.
Сабрине пришлось приложить немало усилий, чтобы скрыть овладевшее ею замешательство. Она готова была подписаться под каждым словом Дерека. Почти то же самое она не раз говорила своему мужу. Но Ник предпочитал делать вид, что задержка в развитии сына — явление временное, но при всем при том старательно скрывал его от мира.
В этом смысле Дерек был прав, но Сабрине не хватало духу это признать. Поэтому она отделалась весьма неопределенным заявлением:
— Ник всегда занимался благотворительностью… Дерека, однако, общие заявления не устраивали.
— Говорят, что благотворительность начинается с собственной семьи. Скажите мне вот что: когда ваш сын по ночам плачет, муж помогает вам его укачивать?
Прежде чем ответить, она колебалась долей секунды больше, чем нужно.
— Помогает… Он делает, что может. Но он много работает и часто уезжает по делам, поэтому дома бывает редко.
Дерека ее слова нисколько не удивили.
— А что он думает по поводу приюта?
У нее дернулся уголок левого глаза.
— Он полагает, что с этим спешить не следует.
Чтобы отвлечься от неприятных мыслей, она в который уже раз оглядела комнату для свиданий, но в открывшейся ее взгляду картине тоже не было ничего ободряющего. Сидевшая рядом парочка поднялась с места и стала прощаться. Мужчина напоследок тискал женщину с такой страстью, что сцена прощания выглядела едва ли не непристойно.
— В последнее время в газетах стали появляться фото вашего мужа, — сказал Дерек. — На снимках он полон энергии, свеж и подтянут. Похоже, в вашей семейной жизни трудности выпадают исключительно на вашу долю.