— Что?
— Люсьен, ты же знаешь — я выследил ее до квартиры Красовщика. И поговорил с ним.
— Знаю, Анри. Ты решил, что он тебе врет насчет Винсента.
— Да я просто уверен, что врал. Но я тебе не говорил, что спросил у него насчет Кармен.
— Кармен? Почему?
— Когда я его увидел напротив «Дохлой крысы» — в тот день ты столкнулся с Жюльетт, — я вспомнил, что видел его с Кармен.
— Да ну!
— Сам же знаешь — я почти не помнил себя с Кармен.
— Абсент, — сказал Люсьен. — Поэтому-то мы и отправили тебя к матушке. Для твоего же блага.
— Черт возьми, Люсьен, не в абсенте дело. Ты же слышал доктора Гаше. Ренуар, Моне — у всех бывали провалы в памяти, галлюцинации, всех отбрасывало в прошлое. Ренуар помнит Красовщика, но о нем — ничего. У тебя тоже так было, а ведь ты абсент не пьешь, правда? Дело в краске. Что-то в ней не то. И она действует не только на художника. Я нашел Кармен, Люсьен. Отыскал, а она понятия не имеет, кто я такой. Говорит, всему виной лихорадка. Она чуть не умерла после того, как я уехал.
У Люсьена от такого откровения онемело лицо — и от того, как он поступил с Анри, и от того, что это может значить для них с Жюльетт. Он, Морис Жибер и Эмиль Бернар своими руками выволокли Анри из мастерской, вымыли его, одели, а потом Жибер и Бернар самолично отвезли Анри в замок к его матушке и остались сидеть с ним, пока не просохнет.
— Ты же убивал себя, Анри.
— Я картинки красил.
— Мы старались быть тебе добрыми друзьями…
— Она меня не знает, Люсьен, — выпалил Тулуз-Лотрек. — Не помнит даже, что мы с ней были знакомы. — Он задавил окурок сигары о пол — чего Брюан не только не запрещал, но и всячески поощрял, — после чего снял pince-nez и сделал вид, что протирает запотевшие линзы углом шейного платка. — Вот это я и пытался сказать. Жюльетт может тебя даже не признать.
— Признает. Пошли сейчас же в Батиньоль. Мы спасем ее — какими бы узами Красовщик ее ни опутал, мы их разорвем. Она поймет маму и простит ее за то, что двинула ей сковородкой. Сам увидишь.
Анри покачал головой.
— Думаешь, я туда не возвращался? Ты неделю провел без сознания, Люсьен, и мы были уверены, что причиной этому — она. Само собой, я еще раз ходил туда, где она живет. Их там больше нет.
— А я думал, ты все это время провалялся пьяный в борделе.
— Ну, да — я был пьян, но не все же время в борделе. Я взял фиакр до их квартиры — ну и прихватил с собой двух шлюх на крайний случай. Консьержка сказала, что как-то утром заглянула к ним проверить, а Красовщика и девушки там не оказалось. Ни словом не предупредили, что съезжают.
— Мы ее найдем, — сказал Люсьен и, даже не договорив, понял, что они описали полный круг.
— Как мы ее нашли, когда она исчезла два с половиной года назад? Как я нашел Кармен после того, как вернулся от матушки?
— Но мы же их нашли.
— Мы нашли их благодаря Красовщику.
— Тогда мы снова найдем Красовщика.
— Мы художники, — сказал Анри. — Мы не умеем ничего находить.
— За себя говори. Я ее найду.
Анри вздохнул и залпом допил пиво, посмотрел на стойку бара. Брюан еще не вернулся оттуда, куда пошел за лестницей. В углу по-прежнему дремали мясники. Девица за стойкой уронила голову на руки и тоже готовилась отчалить к Морфею.
— Ну и ладно. Давай тогда занесем картинку за стойку. И пойдем навестим твоего приятеля профессора Бастарда.
— Ле-Профессёра? Так он же трехнутый.
— Не думаю, — ответил Анри. — Мне кажется, он просто эксцентрик.
— Ну, папаша у него был трехнутый, — сказал Люсьен, тоже допивая пиво.
— Как и мой. Как и твой.
— Ну… да, этот уж точно был эксцентрик.
— Ну так что — идем смотреть, не отыскал ли Профессёр секрет пигментов Красовщика?
— А нам разве не в Академию? — спросил Люсьен, пока они спускались по заднему склону горы и шли через Дебри. Солнце уже перевалило за полдень, и в нахаловке кипела всяческая деловая жизнь: доили коз, собирали тряпье, гоняли крыс. (Да-да, здесь устраивали настоящие крысиные бега. Старому Профессёру так и не удалось выдрессировать своих питомцев, чтобы они инсценировали «Бен-Гур», но после его смерти Бастард-младший отдал маленький ипподром и натренированных для скачек грызунов местным мальчишкам, и те основали тотализатор. Теперь мальчишки, конечно, выросли — почти пятнадцать лет кряду они устраивали по двадцать заездов в день. При этом им удалось наглядно доказать, что даже в самых мерзких трущобах, сплошь населенных бандитами, нищими, блядьми, жульем, распутниками, пьянью, бродягами, бездельниками и отъявленными хорьками, возможно отыскать еще более низкопробную клиентуру. Ле-Профессёр-Дё, пионер только зарождавшейся полунауки социологии, уже провел полевые исследования этого явления.)
— Он мне сказал, что сегодня будет дома, — ответил Анри, перехватил трость поудобнее и постучал в облезлую дощатую дверь Профессёра латунным набалдашником. Изнутри зашипел пар, словно одновременно тормозили несколько кофеварок эспрессо, и профессор Эмиль Бастард открыл дверь и неловко высунулся в проем, едва не стукнувшись головой о низкую притолоку.
— Господа. Добро пожаловать. Заходите, прошу вас. Я вас ждал. Люсьен, очень рад тебя видеть.
— И я, — ответил Люсьен.
Тулуз-Лотрек, припадая на ногу, шагнул в дом, но оглянулся на Люсьена и прошептал:
— Был не прав. Он и впрямь трехнутый.
Люсьен кивнул, пожимая руку Профессёру. Тот и так был очень высоким человеком и сухим орлиным профилем своим напоминал некую затрапезную болотную птицу — быть может, белую цаплю с академическими наклонностями, — однако сегодня росту в нем было по меньшей мере на фут больше, чем обычно. Пока он вел гостей в комнату — осторожными нерешительными шагами, — ему приходилось пригибаться под каждой потолочной балкой. Под брюками у Бастарда наблюдалось что-то вроде ходуль, но обутых, чтобы походило на его собственные ноги. На ходу Профессёр хрустел скорлупками фундука, разбросанными по всему полу.
— Прошу садиться, господа. — Бастард показал на два стула, а сам сунул руку в брючный карман и пошевелил там каким-то переключателем. Опять зашипели газы, и после череды пневматических рывков Профессёр принял сидячую позу.
А Люсьен и Анри отнюдь не сели — они пялились. Хотя Ле-Профессёр сидел, он не сидел ни на чем. Он просто принял сидячую позу в воздухе — совсем как те достачливые уличные кривляки, от которых в Париже нет продыху: то они ходят против ветра, то карабкаются по воображаемым лестницам, то попадают в невидимые ящики, из которых выбраться могут лишь при жертвовании десятисантимовой монетки или появлении жандарма с дубинкой.
— Садитесь, садитесь, садитесь, — произнес Профессёр.
— Но месье… — начал было Тулуз-Лотрек, помагая Профессёру на манер престидижитатора, являющего публике свежераспиленную ассистентку. — Вы…
— Мне вполне удобно, — заверил его Бастард. Сунул руку в карман, чем-то щелкнул в нем и, зашипев и чвакнув, встал по стойке смирно, едва не вписавшись головой в балку перекрытия. После чего закатал штанины — под ними обнаружились два остова из латунных трубок в форме ног. Они выходили из башмаков и в сердцевинах своих имели поршни. — Что скажете?
— Вы, спору нет, очень длинный, — ответил Анри.
— Я сконструировал их для вас, — сказал Профессёр. — Для меня они действительно высоковаты. Но к вам все равно придется подгонять, хоть мне и кажется, что их действием вы останетесь довольны.
— Зачем? — спросил Анри.
— Для непринужденной амбуляции, само собой. Я их зову «локоамбуляторами» сиречь «паровыми ходулями».
Вновь зашипел пар, и Люсьену почудилось, что запахло горелым.
— Помогите мне с них слезть, и я вам покажу.
Согласно Профессёровым наставлениям, они вначале опустили его на пол, и он уселся, раскинув ноги, затем помогли отстегнуть кожаные ремни и пряжки, после чего он вывернулся из брюк, и паровые ходули остались лежать, а сам Профессёр принялся расхаживать по комнате в одном исподнем и читать им лекцию.
— Когда вы заходили ко мне в прошлый раз, я не мог не заметить, что ходить с тростью дается вам с большим трудом и сопровождается болями. С учетом вашего королевского происхождения, я заключил, что недомогание, должно быть, вызвано тем, что родители ваши состоят в слишком уж близкородственной связи.
— А кроме того, я в детстве упал с лошади и сломал себе обе ноги, — добавил Анри. Его несколько повеселила помпезность Профессёра, хотя тот стоял перед ним во фраке, но без штанов. (Под фраком скрывалась небольшая конденсационная камера, подсоединенная к паровым ходулям, — она покоилась у Профессёра на копчике.)
— Вот именно, — кивнул Профессёр и продолжал, не сбавляя напора. Паровые ходули он поднял с пола, и теперь те стояли бронзовым скелетом без торса, запутавшись лодыжками в брюках. — Мне пришло в голову избавить вас от части усилий, раз проживаете вы на Монмартре, а ходить по лестницам и склонам вам, должно быть, крайне болезненно. Вначале я подумал: «Колеса», — но вскоре осознал, что в обществе колеса будут привлекать к себе излишнее внимание, а на лестницах так и вовсе бесполезны. Первый комплект ходуль я разработал на основе моторов Теслы, однако потребная для такой работы батарея была бы до того тяжелой, что не смогла бы сопровождать ваши ноги на прогулке.
— И мои ноги могли бы, тем самым, ходить в кабак без меня?
— Вероятно, — отрезал Профессёр. — После чего мне стало ясно, что единственный способ высвободить столько энергии, чтобы хватило на приведение вас в движение, — сгорание. При нем же машина будет достаточно компактна, чтобы ее можно было скрытно переносить на теле. Пар — вот решение. Я разработал паровые ходули, дабы при простом совершении телодвижений, которые вы обыкновенно производите при ходьбе, ноги ваши приводили в действие ряд переключателей и клапанов, что сжимают и разжимают эти поршни. Сил на это вам придется тратить не больше, чем при шевеленье ногами под водой.