Её никто не слушал. Капа через огород побежала к лужайке, где играли дети:
— Сыночка!.. Золотко!..
Тыдыев шёл за ней.
…Сегодня Акулина Селиверстовна пригласила родственников на блины. Первым примчался на новеньком мотоцикле Герасим Матвеевич. Увидев Бабкина у ворот, объяснил:
— Заехал позавтракать. Сестру проздравить, — И стал зазывать: —Ты заходи, Васютка. заходи.
У крыльца им повстречался черноглазый мальчуган со светлыми кудряшками на круглой голове. Он держал в руках кулёк — первый в жизни дорогой подарок. К нему сбежались друзья — мальчуганы и девчушки, и он стал оделять всех конфетами:
— Тятька привёз!.. Сладкие-пресладкие!..
— Посидим минутку, — говорил Герасим Матвеевич, пропуская Бабкина вперёд себя. — Я в поле тороплюсь. Но мы успеем всё обсудить, как следует. Для твоей пользы. По-хорошему.
С порога он крикнул в горницу.
— Капитолина, свата к тебе привёл!
Капа вышла в кухню и степенно поздоровалась. За ней показался Тыдыев.
— Как старший брат, — продолжал Герасим Матвеевич, — даю совет: принимай сад! Со всей славой! С почётом!..
— У меня мужик есть! — ответила Капа и глянула на Колбака. — Его дело решать. — С гордостью добавила. — Там-то он тысячу получает!
— Поверь, зятёк, — принялся Кондрашов убеждать Тыдыева, — не хочется мне славу в чужую семью упускать. Вставай в коренники, Капа — в пристяжки. На опытной-то станции ты — под началом, а здесь будешь главным.
Тыдыев молчал.
— Правление тебя примет на зарплату. Вот поверь мне — примет, — уговаривал Герасим Матвеевич.
— Так нельзя решать, — покрутил головой Тыдыев. — Я не могу… У меня научная работа…
— Перевози виноград сюда. Делай опыты. Земли хватит…
Акулина Селиверстовна пригласила гостей в горницу. Вася сказал, что его ждут дома, но Кондрашов подхватил его под руку.
— Я тебя потом на мотоцикле доставлю…
В горнице снова повернулся к Тыдыеву:
— Васютка сад бросит… Тогда правление за деньгами не постоит, потому — положение безвыходное…
«А вот не брошу зря!» — мысленно возразил Василий, досадуя на неприятную болтовню Кондрашова, и решил до поры до времени не поддерживать разговора о передаче сада.
Через день после праздничного вечера, последнего в материнском доме, Василий рано утром запряг коня. Катерина Савельевна, уложив подарки, на прощанье поцеловала невестку:
— Будь, доченька, счастлива! Желаю тебе: лихого слова никогда не слышать, пасмурных дней не видеть.
— А ты, мама, вместе с Васей приезжай к нам. Всех родных в гости позовём…
— Приеду. Приеду… А сначала его к тебе провожу…
Ты не горюй, не кручинься… Я помогу ему с передачей сада всё устроить поскорее. Ну, в добрую минуту…
Катерина Савельевна медленно закрыла ворота и, положив руки на верхнюю жёрдочку, долго смотрела вслед удалявшейся тележке. По её щекам текли слёзы…
Вася и Вера ехали молча. На развилке дорог, — одна вела в Гляден, другая — в сад луговатского колхоза, — они расстались. Поцеловав жену, Бабкин выпрыгнул из коробка. Вера, принимая вожжи, опустила голову.
— Я ведь скоро… Скоро… — говорил Вася. — А так сразу бросить сад не могу. Ты понимаешь… отец растил. Не могу… Пока найдут хорошего садовода. Но я завтра же куплю мотоцикл. Мне все наши мотоциклисты советуют. Буду приезжать…
Боясь расплакаться, Вера тронула вожжи.
Бабкин снял кепку — на прощанье помахать жене. Но Вера ехала, не подымая головы. Всё дальше и дальше. Вот уже едва видна. Если сейчас даже и оглянется, то всё равно не отыщет его среди полей.
Вздохнув, Вася надел кепку и по обочине дороги медленно пошёл в сторону сада. Под его ногами хрустела мелкая прошлогодняя полынка.
Глава тридцать пятая
Не каркали вороны, не кашляли бурундуки, не кружились ласточки над землёй, — ничто не предвещало дождя. Второе лето свирепствовала засуха…
Вася мчался на мотоцикле. Упругий жаркий ветер трепал рубашку на его спине, пытался заломить козырёк фуражки, туго надвинутой на лоб, разогревал щёки, давно задубевшие под беспощадным солнцем. Молодому мотоциклисту недостаёт очков. Когда он купит их, будет ездить ещё быстрее.
Впереди, во всю ширину улицы, подымая ленивую тучу пыли, понуро двигалось стадо исхудавших коров. Равнодушные к машинному стрекоту, который когда-то был для них страшнее свиста пастушьего кнута, они брели, не оглядываясь, не прибавляя шага. Пришлось сбавить скорость до самой тихой и осторожно пробираться возле палисадников.
Ездить Вася научился в одну неделю. Живя в саду, каждый день наезжал в Гляден. А в Луговатку — раз в неделю: чувствовал себя отрезанным ломтем, тем более, что матери не было дома. Из-за большой засухи скот, отправленный годом раньше в Кедровский район, пришлось оставить там на выпаса и новую зимовку. И ещё три стада угнали туда же. Нужно заготовить сено, построить временные дворы… Много хлопот у Катерины Савельевны. В Луговатке она появляется редко. В доме хозяйничает его старшая сестра.
Неожиданно Вася столкнулся с Капой. Пережидая стадо, она, располневшая, стояла спиной к палисаднику. За её широкую юбку держался Вовка, одетый в лёгкую матроску. На голове у мальчугана была полотняная бескозырка с чёрными лентами, на концах которых поблёскивали золотистые якоря.
Вася остановился:
— Здравствуй, Капитолина Матвеевна!
— A-а, навеличивать принялся! — громко и горделиво рассмеялась Капа, сложив руки на колыхавшийся живот.
А Вася уже разговаривал с Вовкой:
— Тебе, матрос, нравится моя машина?
— Это не машина… Машина, которая легковушка…
— Ничего, ездить и на этой весело! Хочешь прокатиться?
Ещё не видала земля такого мальчугана, который не хотел бы прокатиться на любой машине. Вовка подтвердил это звонким «Ага!» и, подхваченный дядей Васей, взобрался на зелёный бачок «Ижевца» и ухватился за рогали.
— Ты смотри! — пригрозила Капа мотоциклисту, когда тот разворачивал машину в улицу, освободившуюся от коров. — Везёшь не мешок репы, а человека! Ха-ха-ха… Своего-то не успел завести, тихоня! Не привык возить маленьких-то…
Провожая глазами мотоцикл, едва заметный в туче пыли, она проглотила смех и всполошилась:
— Ой, упадут! Ой, ухаб! Уронит ребёнка… — Испуганно взмахивала руками. — Пропал Вовка!.. За деревней расшибутся!..
Когда вдали снова показался мотоцикл, она побежала навстречу, тяжело переваливаясь с ноги на ногу. Они встретились на середине улицы. Подхватив мальчугана подмышки, Вася поставил его перед матерью:
— Получай своего наследника!
— А потише не мог? Перепугал меня до смерти! Не что-нибудь, а ребёнка доверила тебе…
— Я же не в полную скорость…
— Головка не болит? — встревоженно склонилась Капа к сыну.
— Хорошо, мамка!.. Скажи тятьке: хочу таку машину!..
Положив руку на плечо сынишки, Капитолина подняла носик и снова расхохоталась:
— Тебе бы в жисть не рассчитаться за него! Не со мной, а с моим мужиком…
— У тебя, я помню, не болело сердце за сына. Своим не считала…
— А вот теперь переменилась! И мужик мой ужасно любит Вовку. Больше, чем меня! Тьфу, тьфу, не изурочить бы!.. Я даже боюсь, что нашего совместного не будет так любить…
— Мамка! Мамка! — Вовка дёргал за юбку. — Ты про кого?..
— Ой. что это я! — спохватилась Капа. — При ребёнке такое говорю.
Вася спросил, надолго ли она приехала в село.
— Может, насовсем…
Постепенно прояснились планы и намерения Капы: к зиме родится маленький, жить с двумя детьми вдали от родных будет трудновато, лучше — возле мамы.
Тыдыев решил осенью переехать в колхоз — на зарплату.
— Не знаю, согласится ли правление… — молвил Вася.
— А я, колхозница, буду на трудоднях, — объявила Капа, — Хочешь — завтра приму от тебя сад.
— Вот славно! Приходи в контору. Договоримся.
Долго ждал Вася этого дня, а дождавшись — задумался: нелегко уходить из колхоза, с которым был связан, как с родной семьёй, всей жизнью, работой, думами о будущем.
На рассвете он уехал в сад. На яблонях наливались плоды. Ветки стланцев устало клонились к земле, а ветки ранеток напоминали початки кукурузы: так много было на них плодов. На прощанье сад порадовал небывалым урожаем! Кусты крыжовника, выращенные из семян, собранных отцом, были особенно дороги. Не проходило дня без того, чтобы Вася не побывал на этом участке. Присматривался ко всему. Перезимовали кусты хорошо. Через месяц созреют ягоды…
Вот они — три десятка кустов. Все выращены из одних и тех же семян, однако у каждого из них есть что-то своё. Они разнятся и по количеству шипов, и по форме листьев. Ясно, что и ягоды у них будут разными по вкусу. Надо всё отметить, всё записать, как делают настоящие селекционеры. Лучше бы перевезти кусты в «Победу», но… нет, он не сможет сделать этого. Он не потревожит сада, в котором всё связано с памятью об отце. А для наблюдения за маточными кустами будет приезжать раз в неделю.
Вася запряг коня в телегу и, пригласив Капитолину, поехал прощаться с лесными полосами. Сидели спиной друг к другу и некоторое время молчали.
День был серый, мягкие тучи, закрыв небо, опускались всё ниже и ниже. Быстрые как молнии ласточки то и дело мелькали перед глазами, едва не задевая земли острыми крыльями. С вершины тополя, опустив голову и став горбатой, ворона жаловалась на то, что у неё разболелась спина. На опушке бора кашлял бурундук, словно он простудился в первое же прохладное утро. Будет дождик. Но на открытых массивах он уже ничего не поправит: тощие низкорослые стебельки пшеницы пожелтели и скрючились. Там земля не вернёт семян. Иное дело — возле лесных заслонов: зимой лежали снега, теперь подымаются хорошие хлеба. Дождик подбодрит, ускорит рост. Тут, пожалуй, вырастет центнеров по двенадцать! Для засушливого года — отлично!.. Не нахлебником явится он, Вася Бабкин, в семью Дорогина, — осенью получит на трудодни и привезёт воз пшеницы!.. В Глядене поймут — надо выращивать леса!.. И он, первым делом, приготовит землю под лесной питомник: в сентябре посеет клён, в ноябре — берёзу…