Роджер обожал морские прогулки, и я с удовольствием брал его с собой. Он проявлял глубокий научный интерес к подводной жизни и мог часами лежать, навострив уши и наблюдая за странными извивами хрупкой морской звезды в специальной бутыли. А вот Писун и Рвоткин были явно наземными собаками и радостно выслеживали не самых опасных жертв в миртовых зарослях. Выходя в море, они старались быть полезными, но у них это плохо получалось, а в минуты кризиса они принимались выть или прыгали за борт, а еще, в случае жажды, пили морскую воду, и потом их рвало прямо мне на ноги в самый неподходящий момент, когда я совершал рискованный навигационный трюк. Как относился к таким прогулкам Улисс, моя сова-сплюшка, сказать трудно. Он послушно сидел там, где его определили, с полузакрытыми глазами и сложенными крыльями, похожий на вырезанного из дерева злобного восточного божка. Квилп[5], сын моего первого голубя Квазимодо, обожал морские путешествия. Он занимал место на крошечном носу лодки и расхаживал по нему так, словно это прогулочная палуба трансатлантического лайнера «Куин Мэри». Порой он переходил на вальс и, выпятив грудку, исполнял арию своим контральто – этакий оперный певец во время морской прогулки. Но стоило погоде посуроветь, как он начинал нервничать и перелетал за утешением на колени к капитану.
В этот раз я решил посетить бухточку возле маленького островка, окруженного рифами, где обитали прелюбопытные существа. Особенно меня интересовала морская собачка-павлин – на отмелях их там водилось великое множество. Морская собачка – необычная рыбка с вытянутым тельцем, около четырех дюймов, что-то вроде угря, а своими выпученными глазками и толстыми губами она отдаленно напоминает гиппопотама. В брачный период самцы делаются более красочными, с темным пятнышком в голубом кружке позади глаз, матово-оранжевым, похожим на горб гребнем на голове и темным тельцем в ультрамариновых и фиолетовых пятнышках. Горлышко цвета светло-зеленой морской воды, с темнеющими полосками. Самки, по контрасту, были светло-оливкового оттенка с голубыми пятнышками и плавниками цвета густой листвы. Я мечтал поймать несколько пестрых рыбок, поскольку сейчас у них брачный период, в надежде устроить целую колонию в одном из своих аквариумов и понаблюдать за их ухаживаниями.
После получасовой напряженной гребли мы добрались до бухты, окаймленной серебристыми оливковыми рощами и золотыми зарослями ракитника, чьи тяжелые мускусные запахи стелились над прозрачной водной гладью. Я бросил якорь возле рифа, на глубине двух футов, потом снял всю одежду и, вооруженный сачком и сосудом с большим горлышком, спустился в прозрачное, как джин, и теплое, как горячая ванна, море.
Вокруг кипела жизнь, так что было непросто сосредоточиться и не отвлекаться от поставленной цели. Морские улитки, подобно жирным бородавчатым коричневым сарделькам, лежали штабелями среди разноцветных водорослей. На скалах пристроились подушкообразные темно-лиловые морские ежи, пошевеливая иглами, точно стрелками компаса. Здесь и там, прилепляясь к камням мокрицами-переростками, ползали хитоны и веснушчатые каллиостомы, внутри которых мог сидеть полноправный владелец, а мог и узурпатор – краснолицый краб-отшельник с багряными клешнями. Покрытый водорослями камешек вдруг уходил у тебя из-под ног и оказывался крабом-пауком, таскающим на себе весь этот сад в качестве защитного камуфляжа от потенциального врага.
Вскоре я добрался до места в бухте, которое, как я знал, облюбовали морские собачки. Наконец я заметил красивого самца, переливающегося, почти радужного в своем ухажерском разноцветном наряде. Я осторожно подвел сачок поближе, а он с подозрением немного отплыл и уставился на меня, пожевывая своими пухлыми губками. Я махнул сачком, но он был начеку и легко улизнул. Я предпринял еще несколько безуспешных попыток, и после каждой он отплывал все дальше. Устав от моих посягательств, он нырнул в свой домик, представлявший собой сломанную половинку терракотового горшка из тех, в какие рыбаки заманивают неосторожных осьминогов. Он-то решил, что теперь в безопасности, хотя на самом деле сам загнал себя в ловушку: я просто зачерпнул его вместе с горшком и пересадил в большой контейнер.
Окрыленный таким успехом, я продолжил охоту и к обеду поймал для моего самца двух зелененьких подружек, а еще детеныша каракатицы и интересную разновидность морской звезды, какой раньше не встречал. К тому времени солнце раскалилось, и почти все подводные существа попрятались под камнями. Я же причалил к берегу и сел перекусить в тени олив. Воздух был тяжелый из-за аромата ракитника и полнился свистящими распевами цикад. Я ел, наблюдая за тем, как огромная, по-драконовски зеленая ящерица в ярких голубых пятнышках тихо подкралась и поймала парусника в черно-белую полоску. Настоящий подвиг, если учесть, что эта бабочка почти не сидит на месте, а ее полет хаотичен и непредсказуем. Именно в полете ящерица ее и поймала, для чего пришлось подпрыгнуть на десяток-другой дюймов.
Покончив с перекусом, я погрузил на борт инвентарь, загнал в лодку собачью команду и погреб домой, чтобы поскорей пристроить улов. Добравшись до виллы, я поместил самца вместе со сломанным горшком в большой аквариум, а затем осторожно выпустил к нему двух самочек. Я наблюдал за ними полдня, но ничего особенного они не предпринимали. Самец поглатывал и отдувался, пропуская воду через жабры у входа в горшок, а самки так же старательно поглатывали и отдувались в разных концах аквариума.
На следующее утро я, к большой своей досаде, обнаружил, что морские собачки, видимо, проявили активность на рассвете, поскольку на горшке появились яйца. Какая из самок постаралась, я не знал, самец же проявил повышенную бдительность и решимость, и стоило мне только потянуться к горшку, как он яростно набросился на мой палец.
Настроившись на то, чтобы не пропустить эту драму, я сбегал на кухню за едой и завтракал, сидя на корточках перед аквариумом и не отрывая взгляда от морских собачек. Моя семья, до сих пор считавшая рыбок наименьшим злом, озаботилась не на шутку. Каждого, кто проходил мимо, я просил принести мне апельсин или стакан воды или очинить мне карандаш, так как я периодически делал зарисовки в дневнике. Обед мне подали к аквариуму. Жаркий день тянулся бесконечно, и меня уже клонило в сон. Собакам давно надоело это бдение, совершенно им непонятное, и они ушли в оливковую рощу, оставив меня наедине с моими рыбками.
Самца почти не было видно, настолько глубоко спрятался он в горшке. Одна самка притаилась за грудой камешков, а другая устроилась на песке, широко раскрывая и закрывая рот. Кроме них, в аквариуме были еще два маленьких краба-паука, инкрустированные водорослями, а один еще водрузил на голову розовый анемон, как такую щегольскую шапочку. Он-то и попытался вмешаться в романтические отношения морских собачек. Бродя по аквариуму и деликатно засовывая клешнями в рот всякую мелочь (так переборчивая старая дева откусывает маленькими кусочками от сэндвича с огурцом), он вдруг наткнулся на вход в горшок. Оттуда тотчас вынырнул наш самец, поблескивая всеми цветами радуги и готовый к бою. Он спланировал на краба и стал его яростно покусывать. После нескольких безуспешных попыток отогнать его клешнями краб обратился в бегство. А сияющий победитель с самодовольным видом улегся перед входом в свое жилище.
А дальше произошло неожиданное. Лежащую на песке самку привлекла схватка с крабом, и вот она подплыла поближе и остановилась в четырех-пяти дюймах от самца. Он пришел в сильное возбуждение, и его тельце, кажется, стало еще больше переливаться. И вдруг он атаковал самку. Он кусал ее за голову и, изгибаясь, как охотничий лук, наносил ей удары хвостом. Я наблюдал за всем этим, озадаченный, пока не обратил внимание на то, что самка никак не реагирует на битье и покусывание, даже не пытается дать сдачи. Беспричинная атака на самом деле оказалась воинственным ухаживанием. И еще до меня дошло, что это самец подгоняет самку к своему горшку, подобно овчарке с овцами.
Поняв, что стоит им оказаться внутри, и всё, пиши пропало, я помчался в дом и вернулся с инструментом, который обычно использовал для обследования птичьих гнезд: бамбуковая палка с повернутым зеркальцем на конце. Если попадалось гнездо вне досягаемости, я использовал зеркальце как перископ для изучения кладки яиц или птенцов. Вот и сейчас я решил пустить его в ход, только вверх ногами. К тому времени, когда я вернулся, морские собачки уже скрылись в домике. С предельной осторожностью, чтобы не потревожить рыбок, я опустил бамбуковую палку в воду и постепенно подвел конец к отверстию. Развернув зеркальце под нужным углом, я не только получил отличный вид горшка изнутри: луч солнца, отражаясь от зеркальца, прекрасно подсвечивал интерьер.
Две рыбки находились в непосредственной близости и живо перебирали плавниками, но этим все и ограничивалось. Самец больше не нападал на самку и казался вполне мирным. Прошло минут десять, и самка выпустила кучку прозрачных яиц, которые приклеились к гладкой поверхности горшка, как лягушачья икра. После чего она отплыла в сторону, а ее место занял самец. К сожалению, самка загораживала мне обзор, поэтому я не мог видеть, как самец оплодотворяет яйца, но именно этим, вне всякого сомнения, он сейчас занимался. А самка, решив, что ее участие в процедуре закончено, покинула горшок и уплыла, потеряв какой бы то ни было интерес к кладке. Самец же какое-то время покружил около нее, а затем улегся у входа на страже.
Я с нетерпением ждал появления потомства, но, видимо, в аквариуме были проблемы с вентиляцией, потому что вылупились только две рыбки. Одну кроху, к моему ужасу, сожрала родная мать у меня на глазах. Не желая отягощать совесть двойным детоубийством и не имея лишнего аквариума, я пересадил вторую кроху в банку и погреб на своей лодке к той бухте, где ранее поймал собачек-родителей. Здесь я с благословением выпустил малька в чистую теплую воду в обрамлении золотистого ракитника – в надежде, что она произведет собственное разномастное потомство.