Я испытывал временные финансовые затруднения, а потому объяснил Типу с Золотистыми Бронзовками, что ему придется ждать оплаты до начала следующего месяца, когда я снова разживусь карманными деньгами. Сам не раз попадавший в подобные ситуации, он меня прекрасно понял. Я уточнил, что оставлю необходимую сумму у нашего общего друга Яни в кафе на перекрестке, где Тип с Бронзовками сможет забрать причитающееся, когда снова окажется в наших краях. Покончив с грязной коммерческой составляющей, мы с ним распили бутылочку имбирного лимонада, которую он достал из объемистого рюкзака. После этого я усадил драгоценных птенцов в их персональную сумку и продолжил путь домой, оставив бродягу лежать у обочины среди своих пожитков и весенних цветов и наигрывать на пастушьей свирели.
Голодные крики птенцов по дороге к вилле заставили меня задуматься о кулинарном подтексте моих новых приобретений. Тип с Золотистыми Бронзовками явно птенцов не кормил. Уж не знаю, как долго они у него находились, но, судя по гвалту, птенцы были страшно голодные. Обидно, что мои отношения с Лесли оставались напряженными, иначе я бы его уговорил пострелять воробьев или убить парочку крыс для моих новобранцев. В нынешней же ситуации я мог рассчитывать только на великодушие матери.
Я застал ее на кухне. Она лихорадочно помешивала ложкой в пахучем и бурлящем котле, с озабоченным видом держа перед собой в другой руке поваренную книгу и молча шевеля губами. Я достал из сумки филинят – вот они, бесценные дары. Моя мать поправила запотевшие очки и поглядела на эти шипящие, раскачивающиеся пуховые шарики.
– Очень милые, дорогой, – сказала она рассеянно. – Очень милые. Тебе лучше отнести их в безопасное место.
Я ответил, что спрячу их у себя в комнате и никто про них даже не будет знать.
– И правильно. – Она нервно на них поглядывала. – Ты же знаешь, как Ларри относится к твоим новым зверятам.
Я отлично знал и потому решил всеми силами сохранить их от него в тайне. Но есть одна маленькая проблема, объяснил я ей. Филины голодные, а еще точнее, умирают от голода.
– Бедняжки. – У нее тотчас проснулось сочувствие. – Дай им хлеба с молоком.
Пришлось ей разъяснять, что филины едят мясо, а у меня закончились все запасы. Может, у нее что-то осталось? Иначе им просто не выжить.
– С мясом у меня неважно, – сказала она. – Я собиралась пожарить на обед отбивные. Посмотри в леднике.
Я зашел в кладовку, где в огромном рефрижераторе хранились съестные запасы, и заглянул в ледяное, объятое туманом чрево. Все, что я там обнаружил, – это десяток отбивных на обед, да и тех едва ли хватило бы трем изголодавшимся птенцам. Я вернулся с этими новостями.
– О господи, – отреагировала мать. – Ты уверен, что они откажутся от хлеба и молока?
Но я был тверд. Филины едят только мясо.
Тут один из птенцов качнулся так сильно, что упал. Видишь, сказал я, какие они слабые.
– Наверное, придется им отдать отбивные, – обеспокоенно сказала мать. – А мы будем есть овощное карри.
Я с торжеством унес к себе голодных птенцов и накормил их мясом.
Из-за филинов наш обед получился поздним.
– Уж извините, что мы садимся так поздно, – сказала мать, открывая крышку супницы и выпуская пар с ароматом карри. – Картошка все никак не доваривалась.
– Мне казалось, у нас на обед отбивные, – поджал губы Ларри. – Я все утро готовил вкусовые сосочки к встрече с ними. И где же они?
– Это все филины, дорогой, – сказала мать извиняющимся тоном. – У них такие аппетиты.
У Ларри ложка с карри замерла на полдороге ко рту.
– Филины? – переспросил он, глядя на мать. – Какие филины? Ты о чем?
– Ой! – покраснела мать, поняв, что совершила тактическую ошибку. – Обычные птицы… не о чем говорить.
– На нас напали филины? Они забрались в погреб и унесли в когтях все наши отбивные?
– Ну что ты, это же птенцы. Они на такое не способны. У них чудесные глаза, и они, бедняжки, были жутко голодные.
– Готов поклясться, что это очередные приобретения Джерри, – недобро сказал Лесли. – Я слышал, как он с кем-то там ворковал.
– Тогда пусть сейчас же выпустит их на волю! – рявкнул Ларри.
Я объяснил, что это невозможно, ведь они еще птенцы.
– Это же птенцы, дорогой, – умиротворяюще повторила мать. – Они не виноваты.
– Что значит «не виноваты»? Чертовы пернатые слопали все мои отбивные!
– Наши отбивные, – поправила его Марго. – Не будь таким эгоистом.
– Пора этому положить конец, – сказал Ларри, проигнорировав ее замечание. – Ты постоянно потакаешь мальчишке.
– Отбивные такие же наши, как и твои, – настаивала на своем Марго.
– Дорогой, не преувеличивай, – сказала мать. – Подумаешь, какие-то птенцы.
– Какие-то! Он уже завел одну сову, и чего это нам стоило!
– Улисс ужасно милый и не доставляет никаких хлопот, – защищалась мать.
– Это по-твоему он милый, потому что не срыгнул всю лишнюю еду на твою постель.
– Дорогой, это было давно и больше не повторялось.
– Какое все это имеет отношение к нашим отбивным? – поинтересовалась Марго.
– Речь не только о совах, – продолжал Ларри. – Если так будет продолжаться, мы все скоро уподобимся Афине. У тебя нет над ним никакого контроля. Вспомни случай с черепахой на прошлой неделе.
– Дорогой, это было недоразумение. Он не имел в виду ничего плохого.
– Недоразумение?! Он вывалил на веранду все ее кишки. В моей комнате потом воняло, как на корабле капитана Ахава. У меня ушла неделя и примерно пятьсот галлонов одеколона на то, чтобы можно было снова войти к себе и при этом не упасть в обморок.
– Нас тоже доставал этот запах, – возмутилась Марго. – Можно подумать, ты один его почувствовал.
– Да! – подхватил Лесли. – В моей комнате воняло еще хуже, мне даже пришлось спать на задней веранде. Я не понимаю, почему ты всегда себя считаешь главным страдальцем.
– Вовсе нет, – осадил его Ларри. – Просто меня не интересуют страдания низших существ.
– Твоя проблема в том, что ты эгоист, – вернулась Марго к первоначальному диагнозу.
– Можете меня не слушать, – огрызнулся Ларри. – Посмотрим, как вы взвоете, когда эти совы обрыгают вам всю кровать. Лично я уеду в отель.
– По-моему, хватит уже о совах, – заявила мать. – Кто хочет чай?
Как выяснилось, чай хотели все.
– Я делаю булочки, – продолжила мать, и над столом пронесся вздох умиротворения, так как ее булочки с домашним клубничным джемом, маслом и заварным кремом были нашим любимым деликатесом. – На чай к нам придет госпожа Вадрудакис, поэтому ведите себя прилично.
– Что за госпожа Вадрудакис? – простонал Ларри. – Небось какая-нибудь старая зануда.
– Так, не начинай, – произнесла мать суровым тоном. – Это весьма приятная дама. Она написала мне очень милое письмо с просьбой о помощи.
– А именно? – спросил Ларри.
– Ее очень огорчает то, как крестьяне обращаются с домашними животными. Вы сами видите, какие тощие у них собаки и кошки, а бедные ослики все израненные. Короче, она хочет создать организацию, которая будет защищать их от насилия, что-то вроде «Королевского общества по защите животных». И она рассчитывает на нашу помощь.
– От меня она ничего не получит, – твердо сказал Ларри. – Я не собираюсь защищать животных от насилия. Я за насилие.
– Ларри, как ты можешь! – возмутилась мать. – Скажи, что на самом деле ты так не думаешь.
– Конечно думаю. Если бы эта госпожа Вадрудакис пожила недельку в этом доме, она бы сказала то же самое. Она бы душила сов собственноручно, чтобы только выжить.
– Одним словом, ведите себя вежливо, – решительно заявила мать, а затем обратилась персонально к Ларри: – И никаких разговоров о совах. А то она решит, что мы чудны́е.
– Так мы и есть чудны́е, – с чувством подытожил Ларри.
После обеда выяснилось, что Ларри, как это уже нередко бывало, потерял двух потенциальных союзников в своей антисовиной кампании. А именно Марго и Лесли. Увидев маленьких филинов, Марго пришла в полный восторг. Она как раз освоила искусство вязания и великодушно предложила свои услуги. Я подумал, что было бы здорово одеть всех птенцов в одинаковые полосатые пуловеры, но потом решил, что это будет непрактично, и с сожалением отказался от ее любезного предложения.
Инициатива Лесли показалась мне куда практичнее. Он пообещал мне пострелять воробьев. Я спросил, готов ли он это делать ежедневно.
– Ежедневно не получится, – сказал он. – Я могу уехать в город, или возникнут еще какие-то дела. Но, когда смогу, постреляю.
Я предложил настреливать сразу побольше, чтобы хватало на неделю. Эта идея ему понравилась.
– Посчитай, сколько тебе нужно на неделю, а дальше дело мое.
Я произвел трудные подсчеты, ибо математика никогда не была моим коньком, уточнил, сколько мне нужно воробьев (в дополнение к домашним запасам мяса), и с этими выкладками пришел к Лесли, который как раз чистил свое последнее приобретение – великолепный старинный дульнозарядный мушкет турецкой работы.
– Так… о’кей, – сказал он, поглядев мои цифры. – Сделаем. Пожалуй, лучше подойдет духовое ружье. Если я возьму дробовик, Ларри из-за шума устроит нам дикий скандал.
Итак, вооружившись духовушкой и большим бумажным пакетом, мы отправились на задворки. Лесли зарядил ружье, прислонился к стволу оливы и открыл пальбу. Это было все равно что стрелять по мишеням. В тот год случилось настоящее нашествие воробьев, и вся крыша дома была ими усеяна. Лесли щелкал их как орехи, и они скатывались на землю, где я их подбирал и складывал в пакет.
После первых выстрелов воробьи всполошились и перебрались повыше, на самый конек крыши. Лесли доставал их и там, но теперь они скатывались по дальнему склону крыши и падали на заднюю веранду.
– Подожди, пока я еще настреляю, а потом сразу всех подберешь, – сказал Лесли, и я добросовестно ждал.
Какое-то время он продолжал отстрел, почти не промахиваясь, так что тихое