– Ларри! Ты все прекрасно понял. Это была просто оговорка.
– Ты его обнадежила, – продолжал Ларри. – Следи за своим языком, не то он, как собака, натасканная на трюфели, залезет в нижний ящик твоего комода в поисках подходящей ночнушки для брачной ночи.
– Замолчи! – сердито приказала мать. – Как же ты меня иногда бесишь.
Ажиотаж на острове нарастал. В горных деревнях пожилые женщины полировали свои головные уборы из коровьих рогов и проглаживали носовые платки. В городе обстригали каждое деревце, каждый столик и стул на площади красили заново. Все развили бурную деятельность. В старом квартале с узкими улочками, где с трудом могли разминуться два ослика, а в воздухе в равных долях витали запахи свежеиспеченного хлеба, фруктов и дренажной системы, было маленькое кафе, принадлежавшее моему другу Кости Авгадраме.
Оно славилось лучшим мороженым на острове. Кости побывал в Италии и там проник во все тайны этого искусства. Его кондитерские изделия пользовались большим спросом, и ни одна настоящая вечеринка не обходилась без его огромных шатких разноцветных творений. У нас с ним было рабочее соглашение: я приходил в кафе три раза в неделю и отлавливал на кухне всех тараканов, которыми потом кормил своих птиц и зверей, а за это мне было позволено съедать столько мороженого, сколько в меня влезет во время очистки. За три дня до приезда короля я отправился в кафе и нашел Кости в состоянии суицидального отчаяния, до которого способны довести себя только греки с помощью доброй порции узо. Я спросил его, что стряслось.
– Я погиб, – сказал он с надрывом, ставя перед мной бутылочку имбирного лимонада и сверкающее белое мороженое такой величины, что оно потопило бы «Титаник». – Я конченый человек, kyria[27] Джерри. Я стал посмешищем. Люди больше не станут говорить: «Корфу – это там, где Кости придумывает свое мороженое». Теперь они скажут: «Корфу? А, это там, где дурачок Кости придумывает свое мороженое». Мне придется отсюда уехать, а как еще? Поеду на Закинф или в Афины или уйду в монастырь. Моя жена и дети умрут от голода, мои несчастные родители будут просить подаяние, сгорая от стыда…
Я прервал эти мрачные прогнозы и спросил, чем вызвано его отчаяние.
– Я ведь гений, – сказал Кости с обескураживающей простотой, без всякого хвастовства, присел за мой столик и с рассеянным видом плеснул себе еще узо. – Никто на Корфу не умел готовить такое мороженое: сочное, красивое… и такое холодное.
Я это подтвердил и добавил (так как он очень нуждался в похвале), что его мороженое знаменито на всю Грецию, если не на всю Европу.
– Это правда, – простонал он. – Вот почему перед приездом короля губернатор захотел попробовать мое мороженое.
Меня это впечатлило, о чем я и сказал.
– Да, – подтвердил он. – Я должен был доставить во дворец Монрепо[28] двенадцать кило этого десерта и еще особое мороженое для банкета в честь его величества. А! Это особое мороженое меня и подвело. И теперь моя жена и дети должны голодать. Жестокая, безжалостная судьба!
– Почему? – спросил я в лоб, с набитым ртом. Все эти словесные кружева были мне неинтересны, хотелось поскорее добраться до сути.
– Я подумал, что это должно быть нечто новое, уникальное, о чем никто даже не мог помыслить, – сказал Кости и осушил рюмку. – Я провел бессонную ночь в ожидании знака свыше.
Он закрыл глаза и повертел головой из стороны в сторону на воображаемой горячей неудобной подушке.
– Я не мог уснуть, меня лихорадило. И вот когда прокричал петух, меня вдруг озарило.
Он стукнул себя по лбу с такой силой, что едва не свалился вместе со стулом. Дрожащей рукой он подлил себе еще узо.
– Перед моим воспаленным взором возник греческий флаг, за который мы все сражались и умирали, флаг из моего самого лучшего, непревзойденного мороженого! – Он с видом триумфатора откинулся на спинку стула, наблюдая за моей реакцией.
Блестящая идея, сказал я. Кости расплылся от удовольствия, но затем, вспомнив, чем все закончилось, снова впал в уныние.
– Я вскочил с постели и помчался на кухню, – скорбно продолжил он. – И только убедился в том, что у меня нет необходимых ингредиентов для реализации моего плана. У меня был шоколад, чтобы придать мороженому коричневый оттенок, у меня были красные, зеленые и даже желтые красители, но ничего, решительно ничего, чтобы изобразить на флаге голубые полосы.
Он взял паузу, сделал изрядный глоток и гордо расправил плечи.
– Какая-нибудь мелюзга… турок или албанец… отказались бы от своего плана. Но не Кости Авгадрама. Знаете, что я сделал?
Я покачал головой и отхлебнул лимонада.
– Я отправился к своему кузену Михаэли. Вы знаете, он работает в аптеке рядом с доками. И он – да падет на него и его потомство проклятие святого Спиридона! – он мне дал порошок для голубых полос. Вот!
Кости ушел в подвал и вернулся, пошатываясь под тяжестью гигантского блюда, которое он поставил передо мной. На нем лежала гора мороженого в бело-голубую полоску, удивительно похожего на греческий флаг, пусть даже голубой был с пурпурным отливом. Я выразил свое восхищение.
– Смерти подобно! – прошипел Кости. – Как бомба на голову.
Он сел и уставился недобрым взглядом на содержимое блюда. Признаться, я не видел никаких изъянов, если не считать того, что «голубой» больше напоминал цвет метилового спирта.
– Опозорен! Собственным кузеном, этим сыном суки! – закипал Кости. – Он дал мне этот порошок и пообещал, змея такая, что все будет отлично.
А разве нет, спросил я. Что, собственно, не так?
– Милостью Господа Бога и святого Спиридона, я решил заодно изготовить небольшой флаг для моей семьи – отпраздновать успех. Страшно подумать, что могло бы иначе случиться!..
Он снова встал и распахнул дверь, ведущую в жилые комнаты.
– Сейчас я вам покажу, что этот монстр, мой кузен, натворил. – Тут он громко позвал, обращаясь к обитателям второго этажа – Катарина! Петер! Спиро! Идите сюда!
Его жена и двое сыновей неохотно спустились со второго этажа и предстали передо мной. И я с удивлением увидел, что у всех у них были яркие пурпурно-красные рты, как надкрылья у жуков в разгар лета.
– Покажите языки, – велел им Кости.
Они открыли рты и высунули языки цвета римской тоги. Чем-то они напоминали то ли жутковатую орхидею, то ли разновидность мандрагоры. Теперь-то до меня дошло. Пытаясь помочь Кости, но, как все корфиоты, не включив голову, кузен дал ему пакет фиолетовой горечавки. Однажды я вынужден был помазать ранку на ноге подобным снадобьем и хорошо знаю, до чего же въедлива эта краска. Все трое проходят такими страшилищами не одну неделю.
– А теперь вообразите, – он перешел на шепот, отправив семейство обратно, – вообразите, что было бы, если б я послал это во дворец. Представляете себе всех этих церковников с фиолетовыми бородами! И такого же губернатора! И короля! Меня бы пристрелили.
А по-моему, сказал я, это было бы забавно. Мои слова вызвали у него шок. Когда вы повзрослеете, сказал он сурово, вы поймете, что есть вещи, над которыми нельзя шутить.
– На карту поставлена репутация острова… моя репутация. – Он дал мне новую порцию мороженого, тем самым показывая, что он на меня не сердится. – Вы представляете, как потешались бы иностранцы при виде греческого короля с фиолетовой бородой! По-по-по. Святой Спиридон, спаси и помилуй!
А что ваш кузен, спросил я. Как он воспринял эту новость?
– Он пока не знает. – Кости злобно ухмыльнулся. – Ничего, скоро узнает. Я недавно послал ему образец в виде национального флага.
С наступлением великого дня градус возбуждения на острове зашкаливал. Спиро опустил в своем огромном старом «додже» крышу, и машина выглядела как нечто среднее между трибуной и стенобитным орудием; во всяком случае, наша семья получит отличный обзор официальных торжеств. В приподнятом настроении мы приехали на его автомобиле в город и присели на площади, чтобы выпить по рюмашке и заодно узнать последние новости. Лена в роскошном зеленом с пурпуром костюме сообщила нам, что Марко в конце концов, пускай и неохотно, отказался от своей идеи о бело-голубых ослах, но теперь в его голове родился почти столь же безумный план.
– Вы знаете, ему досталась от отца типография. Так вот, он собрался напечатать тысячи греческих флажков, а затем выйти на яхте в море и разбросать их по воде, чтобы королевский корабль вошел в бухту, как по ковру. Ну?
Эта яхта давно стала всеобщим посмешищем. Когда-то это был вполне приличный прогулочный катер, но после того, как Марко сделал грандиозную надстройку, он, по меткому замечанию Лесли, превратился в плавучий хрустальный дворец с сильным креном на правый борт. И каждый раз, когда Марко выходил в море, люди бились об заклад, вернется ли он обратно, и если вернется, то когда.
– В общем, он напечатал эти флажки, и выяснилось, что они не держатся на плаву, а идут на дно. Тогда он понаделал небольшие кресты из дерева и закрепил на них флажки, и теперь они не тонут.
– А что, неплохо придумано, – сказала мать.
– Если сработает, – заметил Ларри. – Марко тот еще организатор. Вспомните день рождения Константина.
В то лето Марко устроил шикарный пикник для своего племянника. Великолепная задумка: от зажаренного молочного поросенка до арбузов с шампанским. Приглашена была вся корфианская элита. Вот только одна загвоздка: Марко перепутал берега, и пока он сидел на южном пляже в окружении еды, которой хватило бы на целую армию, вся элита, потная от жары и голодная, ждала на северном пляже.
– Что ж, – Лена пожала плечами, – его уже не остановишь. Флажки погружены на яхту, а в Колуру отправлен человек с ракетой.
– Человек с ракетой? – удивился Лесли. – Это еще зачем?
Лена выразительно закатила глаза к небу:
– Когда увидит королевский корабль, он должен выпустить сигнальную ракету. Это станет знаком для Марко, что пора разбрасывать по воде флажки.