Я, похоже, поняла, чем они планируют занять все шестьдесят серий. Перемещениями. Из локации в локацию, куда-нибудь заскочить по дороге, затем вернуться в исходную точку. В промежутках — красочные схватки. Как массовые, так и один на один. И магия, а то какая же сказка без волшебства?
…Вы будете смеяться, но я примерно весь сериал вам сейчас и пересказала. Да, это будет эпично. В спецэффекты вбухают немыслимые (на текущий период) деньги.
Будут и тяжелые моменты. Так, где-то с полсерии после разгрома у границы будет тащить волокушу с телами своих родителей наследный принц. Папа-мама перед лицом неминуемой гибели активируют пару артефактов. Один защитит их потомка. Второй разнесет к чертям собачьим всё вражеское войско. И остатки своего, потому как там дичайший радиус поражения.
В итоге всю заставу в горах и вековой лес выжжет до мертвых камней. Только мост над пропастью, где с ревом несет свои неспокойные воды быстротечная река, выдержит. Мост украшен множеством изображений дракона-черепахи. Может, оттого и уцелеет?
Как в этом всем сохранятся тела властителя царства Юй и его супруги, мне решительно непонятно. Как и шаткое обоснование, что защитный артефакт мог полностью оградить лишь одного персонажа.
Особенность менталитета: зрителям нужна драма. Чтобы — ух! — пробирало до печенок. И вот безутешный юноша вопит от горя на потрескавшейся земле. А его родители лежат, обнявшись. Они так силы объединяли. Для большего воздействия…
Артефакт, данный сыну, защищает его от чего угодно на краткий срок, но у него есть обратная сторона. Принц надолго лишен доступа к своей силе. Что-то там с каналами… Магичить не может, если по-простому.
И потому вынужден сооружать из подручных средств (плащи, ремни и обломки копий) волок. Перекидывать ремень через шею и тянуть, тянуть… Усталость, голод, жажда. Горе. Драмы сценарист Ло плеснул в эту часть истории с избытком. Зато и наглядный пример сыновьего почтения продемонстрировал, как следует.
Но это я сильно вперед убежала. Пока что хаотичные движения не настолько внушающие. И оставляют место для улыбок. Подозреваю, что персонаж Цзыюй введен в историю не только ради призыва высшей сущности (а она задружится с драконом, кто бы сомневался), но и ради разбавления тяжелой истории с нескончаемыми сражениями милотой и красотой.
Вот, например, красивое: маленькая прелесть Цзыюй в лечебнице. Нет, она не больна и не ранена, а вот братика задели при нападении. Надо поторопить этих лекарей! Чтобы как можно быстрее смешали и приготовили ему лекарство. А то, ишь, расслабились с царицей-целительницей!
Конечно, визит принцессы придает мощного ускорения сотрудникам лечебницы. Братика поставят на ноги еще до заката. Правда, перед этим кое-что уронят… И кое-кого.
И не всё из этого — по сценарию.
Помните, у нас шел ливень? Так вот, съемочная группа ринулась за работу сразу, как только лить перестало. Деревянный подступ перед павильоном не просох. И трава тоже.
Сухарь даже кхекнул радостно и руки потер, когда запускал съемку. В роли лекаря — каскадер. И он должен жахнуться оземь, спеша с горшочком и не глядя под ноги. А тут еще и блестит всё натуральными лужами, капельки, где надо. Даже поливать не пришлось ради этого. Всё само!
Лекарь, конечно же, падает. Это реально смешно, исполнитель — профессионал, и он просто угарно взмахивает руками-ногами в падении. И даже после.
Емкость с драгоценным лекарством каскадер ловит, вздыхает с нескрываемым облегчением, но горшочек вдруг выскальзывает из рук. Грустные: плюм и дзынь. На звук выскакивает еще один лекарь. Он должен упасть на колени — лекарство очень ценное, и надо попытаться его спасти, хотя бы сколько-то…
И на этом моменте всё перестает идти по плану. Лекарь с размаху опускается на колени, тянется вперед, и тут его локти едут вперед. По скользкому дереву. Он растягивается и начинает дрыгаться, как рыба, выброшенная на берег.
Словно этого мало, помощник оператора с камерой (сцену снимают сразу с нескольких ракурсов, и задача помощника — отснять эпизод в движении) приближается на один шаг. Решил, похоже, что этот фейл — это возможность. Ноль процентов осуждения, сто процентов понимания.
Влажное дерево подводит молодого совсем парнишку. Он проскальзывает ногой по поверхности и летит спиной вперед. Со страшными глазами пытается, как до него каскадер с горшком, удержать на весу камеру. Не дать ей разбиться.
Камера падает, когда парень приземляется на копчик. Его боль видно — и слышно — издали. Боль от падения и от удержания из оклада стоимости разбитой видеокамеры…
— Проверь, — трясясь от негодования, отправляет к павшему еще одного помощника главный оператор.
Чуть дальше от лечебницы, в двух шагах буквально, прудик с лотосами. Водоемы во дворе служили еще и источником прохлады в летнюю жару, так что они во многих дворцовых комплексах устроены.
А лотосы — это еще и полезные ингредиенты… И — изредка — визжащие юноши в мокрых портках. Второй помощник поскользнулся на траве и шлепнулся в пруд.
— Благо, неглубоко, — проговорила эта ворона.
Когда сумела разогнуться от приступа гомерического хохота. Грешно смеяться над таким, право. Но и удержаться — выше сил простых смертных.
Ловлю на себе перекрестья прицелов… Образно. На эту угорающую ворону смотрят почти все, кто не валяется у павильона. И нет, они не осуждают за неуместное веселье. Не цокают, чтоб не шумела.
Нет.
В их взглядах — замешательство. Ке так и вовсе вперился в меня глубоко посаженными зыркалками, словно впервые видит.
Это потому, что несколько минут назад эта ворона взбежала по той же самой мокрой траве и по той же влажной деревянной отмостке. И даже — для пущего веселья — попрыгала по большущим мшистым камням. Тоже увлажненным. Чего принцессам делать не положено, и из-за чего кадр пришлось переснимать. Не всегда самодеятельность приводит к желаемому результату.
Цзыюй пробежалась туда и обратно. В мягких стеганых туфельках. И не то, что не поскользнулась, даже с шагу не сбилась ни разу.
Перестаю ржать. Возвращаю на лицо лучшую из своих улыбок — почти такую я перед этим дарила зрителям. И лекарям, когда те пообещали, что помогут братику.
Мамочка тоже осознает, что ее драгоценность рисковала растянуться на мокреньком. Кидается обнимать. Эдакая запоздалая реакция, убеждается, что детка цела.
— Эту запись надо сохранить, — шепчу ей, пока она удачно меня прикрывает от остальных. — Там же никто не поломался? — оборачиваюсь: жертвы падений уже подымаются на ноги. — А потом как бы случайно слить журналистам. Закадровые съемки. Люди посмеются и оценят сложный труд всей группы. Скажи им, мам.
— Хорошо, А-Ли, — сейчас моя заботливая готова согласиться с чем угодно из моих уст. — А еще я обязательно приготовлю чего-нибудь вкусненького для всех пострадавших.
Радостно киваю: правильно, мам. Люди помнят добро и зло. Если тупо поржать над их страданиями, они затаят обиду. Если выставить их на посмешище — обида переродится в месть. Но ведь можно подать всё по-доброму. А еще «подсластить пилюлю» домашней (хоть и с отельной кухни) едой.
И вот у нас уже не глумление с потерей лица, а бесплатная реклама для дорамы. Особенно, если это будет уже не мамочкина инициатива, а высокое начальство примет рациональное решение. С вышестоящими спорить дураков не найдется.
И вообще. Смех, как говорится, продлевает жизнь. Все целы, синяки не в счет. Камера да горшок — ерунда, главное, что люди по итогу в порядке. А этот смех еще и инфоповод. Чем больше китайцев глянет ролик-катастрофу, тем больше интереса будет к сериалу.
Разве не прекрасно? А если кто-нибудь (глазки отыскивают еще более бледную, чем обычно, Чу) пустит слух, что кадры с бегущей по волнам… по тем же самым поверхностям младшей принцессы сняты непосредственно перед массовым фиаско других людей в кадре… Может совсем хорошо получиться.
И все в плюсе!
Глава 22
Чу-два все-таки уволили. Некоторым не живется спокойно на белом свете. Ежели не нагадят кому-то, не растопчут чью-то карьеру, им не дышится полной грудью. Как говорится: сделал гадость — на сердце радость. А не сделал: рис не доварен, чай не заварен, кисло-сладкий соус не кислый и не сладкий.
Чу Баочжэн, чье имя в переводе — драгоценная заколка, осталась крайней в мелких и низких пакостях примадонны Ши Фэй. И тем же вечером Чу-два уже сидела в нашем номере. Как на раскаленных углях, то и дело елозя светлыми брючками по коже диванчика.
Лицо — застывшая маска. Вышколена держать. Зато пальцы выдают всю подноготную. Ноготь большого пальца на правой шкрябает ноготь «собрата» на левой. Удобно иногда быть маленьким человечком: так подбегаешь со спины, и весь расклад как на ладони.
Уволенную напоили чаем, тщетно попытались успокоить словесно. Мама уже почти напрямую спросила о дальнейших планах.
Может произойти конфликт интересов, если мы вот так «с порога» подберем выброшенную работницу. Я не вникла, с какого это перепугу: ведь сначала деву выгнали из Азии, мы не переманивали ее. Но Мэйхуа и Суцзу убедили: после прилюдной сцены с госпожой Ши может возникнуть неловкость. Или даже обвинения в каком-то запутанном сговоре с целью унизить примадонну вторых ролей… Бредятина полная, но я к аргументам прислушалась.
Чу-два, услыхав вопрос о планах, снова заерзала. Ей бы хвостик — и точно брошенный котенок получился бы. Мы же будто и не наниматели, а добросердечные прохожие, не способные дать шерстяному комочку пропасть от голода и холода (жары и духоты, лето же).
— Планов нет, — недлинный ноготок впился в кожу около ногтя.
— У тебя есть в Бэйцзине родственники? — подалась вперед Чу-один. — Слышала, что ты живешь там в общежитии при киностудии.
Это не особо распространенная практика. Агентства талантов чаще снимают квартиры для начинающих артистов, чем киностудии. А менеджеры и ассистенты селятся где-то поблизости. Для удобства. Но Азия-Фильм — студия крупная, именитая и со своими традициями. Они снимают три этажа в одном из соседних с киностудией здании для сотрудников.