Вчера у Такао состоялась выпускная церемония. В следующем месяце он уезжает в Италию. Поэтому мы решили собраться и пообедать в кругу семьи, а так как Такао почему-то сдружился с Рикой-сан, подругой Сёты, он предложил позвать и её. Сегодня я впервые встретилась с ней лицом к лицу. С Сётой мы то и дело ссорились, и общаться с подругой такого сына мне не хотелось, но я понадеялась, что в присутствии Такао мы как-нибудь поладим. Собственно, на это рассчитывали все собравшиеся. Вот только виновник торжества, он же миротворческие силы, никак не шёл.
— И чтобы мы начинали без него, но не напивались, — прочитала я продолжение и тут вдруг сообразила: надо срочно захмелеть.
— Ну, раз Такао сам предложил... — подумав, очевидно, о том же, сказал Сёта и с облегчением посмотрел на меня.
— Ладно. Начнём потихоньку, — согласилась я.
И мы с ним живо вытащили из холодильника и выставили на стол банки с пивом.
— Потихоньку так потихоньку, — отозвалась Рика-сан, загружая в микроволновку принесённые пластиковые контейнеры.
— До дна!
И мы чокнулись банками.
— Такао, стой! Тебе сюда нельзя! — открыв дверь кухни, горестно закричал Сёта моему младшему сыну, который наконец-то вернулся домой.
— Ты так говоришь, будто там кого-то убили.
— Да, Сё-тян, не командуй! Привет, Такао-кун, давно не виделись!
— Добрый день, Рика-сан, — с улыбкой приветствовал он Рику-тян, а затем, по очереди глядя то на меня, то на Сёту, разочарованно сказал: — Просил ведь — не напивайтесь!
— А мы и не напились! — возразила я, отпивая бататовой водки, подаренной Рикой-тян. Хотя язык у меня уже немного заплетался. — Так вот, Рика-тян, возвращаясь к первой любви Сёты. Первое любовное письмо он написал в пятом классе.
— Так-так! — засверкала глазами Рика-тян. Угрюмый Сёта глоток за глотком поглощал рисовую водку, а Такао достал из холодильника колу и присоединился к нам за столом.
— Но сначала показал его мне. Попросил проверить, всё ли там правильно!
— Мам, может, хватит уже?
— До сих пор помню этот текст. Первая строчка гласила: «Выходи за меня замуж». Я только за голову схватилась!
Сёта застонал, а Рика обворожительно засмеялась.
— Не просто убийство, а с особой жестокостью, — сочувственно прошептал Такао.
— И всё-таки, мама, — неожиданно став предельно собранной, спросила Рика-тян, хотя язык её уже не слушался, — если Сёта в школе звал выйти за него замуж, почему сейчас от него ничего подобного не услышишь?
— Я за водкой, — тихо сказал Сёта и вышел из квартиры.
— Смылся, смылся! — на два голоса рассмеялись мы с Рикой-тян. Через какое-то время, выложив друг другу парочку его постыдных секретов, мы успокоились.
— А эти наклейки кто клеил, Сё-тян и Такао-кун? — спросила у меня Рика-тян, стоя на кухне рядом с Такао и рассматривая обрывки, оставшиеся на колонне.
Действительно, плотно налепленные друг на друга выцветшие картинки несколько резали глаз. Бо́льшая часть уже оторвалась, но несколько сердечек и фруктов уцелели. Я смотрела на девушку, одетую в мой фартук, и представляла себе, что бы здесь изменилось, если бы у меня была дочь.
— Ну да, — ответила я. — Такао, помнишь?
— Более-менее, — отозвался он, не оборачиваясь и что-то нарезая ножом. — Унаследовал эту обязанность от братца.
— Унаследовал?
— Когда мама возвращалась с работы и готовила ужин, у нас было принято лепить наклейку в награду за то, что она достойно трудилась весь день.
— Какие очаровательные дети!
— Сёта наверняка всё забыл, — засмеялась я. — У него память плохая.
Рика-тян выставила на стол маленькие тарелочки с моллюсками и маринованными сезонными овощами.
— Но я всё помню, словно это было вчера. Даже голоса́ сыновей до того, как те поменялись.
Лязгнула входная дверь — это вернулся Сёта, неся в обеих руках пакеты с покупками. Убирая продукты и пиво в холодильник, он весело болтал с Рикой-тян.
«Смотрите-ка, ожил», — подумала я.
— Кстати, у нас будет ещё один гость! — ухмыляясь, сообщил мне Сёта.
— Он точно придёт? — недоверчиво спросил Такао.
— Ага. Когда я позвонил, он сказал, что с радостью, если только нам это не в тягость, — ответил Сёта. — Нервничал жутко!
— Что за гость? — в один голос спросили мы с Рикой-тян.
Какой ещё гость?
— А ты как думаешь? — важно ответил Сёта.
Такао криво усмехнулся. У меня не было никаких догадок.
— Симидзу-сан! — сказал Сёта. Прозвучало как «Попалась!».
А? Симидзу-сан? Кто это?.. Что?!
— Симидзу-кун?! Как? Почему? И откуда у вас его номер телефона?!
— Он сказал, когда ты ушла из дома.
— Мы с ним расстались!
— Знаю, ты мне все уши прожужжала. До сих пор ведь жалеешь.
Такао объяснил Рике-тян, что случилось:
— Мама с ним встречалась, он дизайнер и младше её на двенадцать лет.
— На сколько? На двенадцать?! — удивлённо воскликнула Рика-тян.
— Эй, там! Тебе кто позволил рассказывать?
— Да ладно тебе. Кстати, вот ты и протрезвела, — довольно сказал Сёта.
Это да, протрезвела. Сёта со мной поквитался. Ох, надо хоть макияж поправить.
— Куда вы, мама? — позвала меня Рика-тян, когда я направилась к выходу из кухни.
— Лицо поправить, — запаниковав, сказала я.
Сёта захохотал:
— Он ещё нескоро. Давай-ка пока успокойся и присядь. У нас праздник в честь Такао. Надо за него выпить.
— Сподобились наконец, — с усталым видом сказал Такао. — Вижу, вам всего-то понадобился повод надраться, а я тут так, для галочки.
— Снова на старт! — весело сказала Рика-тян и выставила на стол несколько видов спиртного. — Ты что будешь, Такао-кун?
— Ну давай имбирное пиво.
Мы вчетвером сели за стол. Я взяла стакан с рисовой водкой, Сёта — банку с пивом, Рика-тян подняла бокал с белым вином.
— Поздравляем! — и мы чокнулись своими разномастными напитками.
Я неожиданно вспомнила те сверкающие на солнце антенны. Этот свет никогда не померкнет. Единственная секундная вспышка будет всегда освещать мне путь.
— Спасибо. И до новой встречи, — полным решимости голосом сказал мой сын.
Настала весна,
Когда расцветать начинают
Вараби
У стремительных горных потоков,
Бегущих, сверкая, со скал...[85]
Песня радости, сложенная принцем Сики. Ростки вараби — японского папоротника — предвещают приход весны.
Эпилог
Когда ты сможешь пойти ещё дальше.
Если подумать, в Токио она не была уже четыре с половиной года.
«С тех пор я не ездила туда ни разу», — осознаёт Юкари Юкино, ранним утром разглядывая море из окна поезда линии Ёсан.
Низко над водой выстроились ряды тяжёлых кучевых облаков. Они напоминают заполонивших небо гигантских рыб, и от такого размаха захватывает дух. Юкино пробегает взглядом от берега к горизонту, присматриваясь к едва уловимым переходам между оттенками серого на их обращённых к земле животах. Цветом облака над открытым морем ничем не отличаются от торчащих из воды неприметных маленьких островков. Под пасмурным небом море похоже на огромную пустыню. Оно застыло в полной неподвижности, и кажется, что его наполняет вовсе не вода. Юкино представляет, как бежит по этой пустыне, и у неё снова кружится голова: «Как же здесь просторно!» Море и правда каждый день разное.
«Наверное, окружающие человека пейзажи и формируют его душу», — неожиданно задумывается она. Эта мысль напоминает ей о том, что она увидела четыре с половиной года назад. О сентябрьском дне, когда Юкино вернулась в родные края. О виде, открывшемся из окна поезда, который вёз её из аэропорта Мацуяма в Имабари[86]. Время шло к вечеру, и чем темнее становилось вокруг, тем больше огней зажигалось в жилых домах. В окнах кухонь мелькали силуэты людей, готовящих ужин. Юкино удивилась, сколь разрозненными были эти источники тёплого жёлтого света. По сравнению с Токио, дома и люди физически находились гораздо дальше друг от друга.
«Таков истинный облик одиночества», — подумала она. С приходом ночи оно становится наглядным. Заполняет сердце. Поэтому для живущих здесь так естественно искать общения. Ей тогда показалось, что она ухватила нечто невероятно важное.
Через месяц после возвращения домой Юкино устроилась на работу — учителем на замену в частной старшей школе в городе. Там она проработала два с половиной года. Сдала за это время квалификационный экзамен на учителя, проводимый префектурой, и теперь преподавала классическую литературу в муниципальной старшей школе на маленьком острове. Жила в доме своих понемногу стареющих родителей, сама водила маленький отечественный автомобиль и каждое утро ездила на работу через высоко висящий мост. Поначалу она как на чудо смотрела с прибрежной дороги на чёрных коршунов, невозмутимо кружащих над морем, но сейчас уже дни работы в Токио казались ей чем-то далёким и удивительным.
Вагон поезда наполняется металлическим лязгом, и Юкино поднимает голову. Экспресс мчится по мосту Сэто[87] через Внутреннее Японское море. Мимо проплывают стальные колонны, а далеко позади них светятся загородившие утреннее солнце облака. Море под ними также блестит, превратившись в широкую полосу света.
«Как же я нервничаю, — думает Юкино. — Сердце так и рвётся из груди. А ведь я решила ехать на поезде из страха, что иначе доберусь слишком быстро. Может, я сглупила? Неужели придётся ещё четыре часа провести в таком напряжении? Смогу ли я продержаться до того, как окажусь на месте?
До того, как окажусь в том саду света...»