— Отлично. Дай мне пять минут, чтобы управиться.
Брайан обернулся к ожидавшим его людям. В этот момент в конце зала началась какая-то суматоха. Приглядевшись, Брайан увидел: дерутся двое мужчин. В руке одного блеснул нож. Этого еще не доставало!
Ярость ударила ему в голову:
«Черт побери! Они что, ничего не поняли? Война-то ведь кончилась!»
Он бросился по центральному проходу сквозь расступавшуюся толпу, задевая на бегу ножки металлических стульев, которые отлетали в сторону и стукались друг о дружку. Вокруг дерущихся стояла кучка любопытных: Брайан продрался сквозь это плотное кольцо, растолкав людей локтями. Сперва он увидел только мелькание кулаков, искаженные злобой лица, ковбойку, порванную у плеча…
Худой бледнолицый человек дубасил коренастого негра.
— Пошел ты в задницу, дерьмо поганое! — орала ковбойка, брызгая слюной. — Я там был в шестьдесят восьмом, видел эту заваруху в Хью. И никакой я не тыловик, мать твою за ногу!
— Ты, тыловая крыса! Иди поцелуй себя в задницу! — прохрипел негр. — Кому ты мозги засираешь? Я ногу там потерял, понял? Когда мы пошли в атаку в Тет. И нечего тут брехней заниматься!
Брайан увидел, что негр стоит в какой-то перекошенной позе — одно бедро явно выше другого. Протез, ясное дело. Но сдаваться он не собирался. Наоборот, прямо-таки нарывается.
Белый в ковбойке метнулся вперед, зажав в руке нож, и Брайан почувствовал: в мозгу сработал привычный инстинкт солдата. Как в бою. То же чувство невесомости, гул в ушах и адреналиновый ожог в крови.
Одним прыжком Брайан очутился рядом с парнем в ковбойке: запястье перехвачено, другая рука заломлена за спину… злобное сопение, напряженные мускулы, готовые вот-вот лопнуть сухожилия… потом напряжение спадает. Нож со звоном летит на пол.
«Ковбой» оседает, складываясь пополам. Брайан поддерживает его, чтобы он не упал, чувствуя в его груди сдерживаемые рыдания.
— Все в порядке, парень, — бормочет Брайан. — Тебе никому ничего не надо доказывать. Все кончено. Война же кончилась.
Брайан держал его несколько минут, пока тот не выплакался, видя вокруг лица людей, глядящих кто с презрением, кто с жалостью.
«Считается, что нам нельзя плакать, — подумал Брайан. — Но потому мы и деремся друг с другом».
Но, черт побери, что делать, когда мы не знаем, кто наш враг. И против чего надо бороться. Вот если бы можно было так же легко отвести все беды от его семейной жизни, как он это сделал, отведя нож в драке. Как чудесно все могло бы устроиться.
Смущенно сопя, парень в ковбойке поплелся к выходу в сопровождении нескольких дружков. Одноногий негр куда-то исчез.
— Не бери в голову, парень! — крикнул Брайан вслед «ковбойке».
Но тот даже не обернулся.
Кто-то нежно коснулся плеча Брайана. Он обернулся — перед ним стояла Роза с мягкой улыбкой.
— Я уж и забыла, как ты разнимал все эти бесконечные драки у нас на школьном дворе, — сказала она. — Ты совсем не изменился, Брайан. Но, смотри, как бы не пришел день, когда ты напорешься на нож, защищая кого-то.
— Знаешь, такие уж это парни… — пожал плечами Брайан. — Мне кажется, будто каждый из них — ручная граната. Им ничего не стоит сорвать чеку. А так-то они никому не хотят зла…
— Но можно ведь причинить зло и невольно. Когда ты этого совсем не хочешь, — задумчиво произнесла Роза, и по ее красивому лицу, показалось Брайану, скользнула тень. Впрочем, она тут же взяла себя в руки и, тряхнув головой, спросила: — Так как насчет кофе? По-моему, мы оба созрели для этого.
Спустя некоторое время они уже сидели друг против друга за красным пластиковым столом в небольшой забегаловке на Двадцать третьей стрит.
— Думаю, я сейчас понимаю… — проговорила Роза, мелкими глотками отпивая кофе. — Понимаю, о чем ты там говорил… и что чувствуют все эти парни. Недавно у меня был клиент. И, знаешь, он убил человека только за то, что тот пытался первым проскочить турникет на платной дороге. Тогда я не могла понять: как можно убивать из-за такой ерунды. Мне это казалось лишенным всякого смысла. Но сейчас я уже так не думаю.
Брайану захотелось протянуть руку через стол и коснуться ее ладони, но он сдержался. Поднимающийся над чашкой пар делал лицо Розы дрожащим, словно это был мираж.
— Гнев это еще не все, — заметил Брайан. — Есть еще чувство вины. Ты видел столько смертей рядом с собой. Это гибли твои друзья. И начинал думать: «А почему именно мне должен был достаться счастливый номер? Что я, лучше других?» И тут тебя заклинивало. Ты понимал, что был ничуть не лучше тех, убитых. И что это не они, а ты заслуживал того, чтобы тебя убили.
— И у тебя тоже было такое чувство?
— Да, сначала. Но потом я сумел его как-то преодолеть. Знаешь, надо выговориться. Это здорово помогает. Мне помогла книга. Когда я ее написал, то прежнее чувство вины ушло… Постой, а ты не хотела бы что-нибудь перекусить? Гамбургер, пирог? Тут у них фирменное блюдо — пирог с ежевикой.
— Нет, спасибо. Я видела, какие здесь порции. По-моему, на великанов рассчитаны. А мне, чтобы справиться с одним куском, потребуется работать челюстями всю ночь напролет, — улыбнувшись, Роза наклонилась вперед и спросила: — А сейчас ты что-нибудь пишешь? Новый роман?
— Да, кое-что сочиняю, когда есть время. Это… — Брайан запнулся, не решив, стоит ли делиться с Розой своими планами. Ведь новая книга, которую он задумал, должна быть основана на его детских впечатлениях от жизни в Бруклине пятидесятых годов. Жизни, частью которой являлась и Роза. — …в общем, пока еще рано говорить, о чем именно будет вторая книга. Пока что большинство из написанного валяется в корзинке для бумаг, а на столе у меня страниц раз-два и обчелся.
— О, Брайан… — Роза еще ближе наклонилась к нему и улыбнулась такой ослепительной улыбкой, что ему показалось, будто он парит над обитым дерматином сиденьем. — Я так за тебя счастлива! А еще я хочу тебе сказать, Что, наверное, пришла сюда, чтобы иметь возможность объясниться и попросить прощения за то, как вела себя тогда в Лондоне. Увидеть тебя впервые после… для меня это был настоящий шок. Мне и в голову не приходило, что мы можем встретиться. Ну да, я была взбешена, мне было больно — все так. Но я не переставала в глубине души гордиться тобой. Я всегда знала, что настанет день и ты напишешь замечательную книгу.
— У тебя, значит, был магический кристалл. До этой книги я писал много разной чепухи.
— Я помню, — рассмеялась Роза. — Но все равно, пусть это и была чепуха, но в ней чувствовался… талант. У кого еще героиня, после того как ее едва не затоптал слон, не пропорол носорог, не задушил в своих объятиях питон, могла собраться с силами и сыграть партию в бадминтон?!
— Это еще ничего. Я имею в виду своего героя, который прекрасно себя чувствовал в моем детективе, поскольку я позабыл, что отправил его на тот свет во второй главе.
— Да, Брай, надо признаться: второго Мики Спиллейна из тебя не получилось.
И Роза прыснула. Глядя на нее, не удержался от смеха и Брайан, едва не поперхнувшись кофе. Смех, словно смывающий уличную пыль дождь, разом унес пережитое за последние годы. Он опять карабкается вместе с Розой по пожарной лестнице душной летней ночью; из соседней кулинарии на Авеню Джей доносится запах свежеиспеченных бубликов; потом они сидят на крыше, жуют зеленый виноград и покуривают «Лаки Страйк», которые он стянул у отца… А карточные трюки, которые демонстрировала ему Роза? Господи, до чего же простой казалась тогда их жизнь! Жизнь до Вьетнама, когда даже сама мысль, что тебе может стукнуть тридцать, была такой же невероятной, как смерть. Если бы навсегда можно было сохранить в душе это время…
— А как насчет детей, Брай? Я же знаю, что ты всю жизнь мечтал о семье…
У него было ощущение, что он качается на качелях, взлетал в ослепительно голубое небо — и вдруг из-под него кто-то взял и вышиб сиденье.
— Мы стараемся, но пока все безрезультатно.
— Прости за бестактный вопрос.
— Да нет, ты же ничего не знала. И потом положение не безнадежное. Конечно, чертовски обескураживающее. О большой семье я уж не мечтаю — нам бы хоть одного ребенка.
— А твоя жена… Я читала в газете о ее клиническом центре, — Роза тактично переменила тему. — Замечательно то, что она делает для женщин в одном из самых бедных районов города.
— Да, она очень целеустремленный человек.
Пожалуй, подумал он, Рэйчел и Роза в этом отношении принадлежат к одному сорту людей. В обеих горит какой-то внутренний огонь, но в Рэйчел пламя бушует столь неистово, что его языки пробиваются в самых неожиданных местах. Ей хотелось помочь не одному человеку, а целому миру. Огонь Розы иного свойства: горел медленнее, но зато был горячее и направленнее.
В памяти Брайана всплыла та ночь в Лондоне. Боже, какой взгляд Роза тогда бросила на него! Примерно так же она смотрит на него и сейчас — немигающие черные глаза, на губах спокойная улыбка Моны Лизы, так хорошо ему знакомая. Господи Иисусе! Скорей бы она перестала так улыбаться, чтобы… не вызывать в его сердце того, чему там не должно быть места.
— Человек, который был тогда с тобой на том приеме… ты собираешься выйти за него замуж?
— Макс? — Она вздрогнула от неожиданного вопроса: поднесенный к губам кофе заметно задрожал в руке, немного даже пролилось на тыльную сторону ладони, так что ей пришлось вытереть ее салфеткой. Заметив белый неровный шрам, пересекающий ладонь Розы, Брайан внутренне сжался. — Я вижу, ты смотришь на шрам? — продолжала Роза, пытаясь уйти от ответа на вопрос. — Ничего особенного. Ты же помнишь, как я в детстве все время ходила с ободранными коленками, потому что то и дело грохалась со своего велосипеда? По-моему, я совсем не изменилась с тех пор. Буквально на прошлой неделе я…
— Он тебя любит? — перебил Розу Брайан.
Щеки Розы зарделись краской смущения.
— Не говори глупостей. Макс… Макс… без него я бы ничего не смогла, но мы просто… послушай, чего это мы вдруг говорим о нем?