Сезон ураганов и дождей. Поток пассажиров поезда, вливающийся в кадры. Перепившие гости, разошедшиеся по вокзалу».
Еще она составила предложение для Элайны, распечатала его на белой линованной бумаге и положила в глянцевую папку-конверт со своим логотипом.
Время пробежало быстро, и Либби даже могла бы отчитаться – будь это кому-то интересно, – что она лишь дважды заглянула на инстаграмные страницы Джереми и Моники. К ее разочарованию и облегчению, там не было никаких новых фотографий с большим животом или же с подготовкой к свадьбе.
В четыре часа Либби приняла душ, вымыла и даже высушила феном волосы, что на неделе делала крайне редко. Некоторое время потратила на легкий макияж, нашла в чемодане чистые джинсы и немнущийся белый топ из шитья. Прихватила с винной стойки бутылку шардоне, оставшуюся у нее этаким одиноким сувениром из того дома, где они жили вместе с Джереми.
Теперь, уже отлично зная двадцатиминутную дорогу в Вудмонт, Либби обнаружила, что с каждым разом все больше наслаждается простирающимся вокруг холмистым сельским пейзажем. Поначалу ее разочаровывала безлюдная пустота этой местности, сильная разбросанность строений, когда вроде бы не на чем остановить взгляд, – но теперь ей это нравилось все сильнее. Наконец Либби свернула между кирпичными столбами на длинный проселок, ведущий к главному дому, и от колес сразу взвилась дорожная пыль. Взгляд Либби устремился к лежащему с востока полю, где паслись две черные лошади.
Припарковавшись перед крыльцом особняка, Либби взяла в руку папку с предложением и бутылку вина и поднялась по ступеням к парадной двери. Там оказалась прилеплена записка, где четким аккуратным почерком значилось:
«Либби, обойдите дом к боковому входу для своих».
Стянув записку с двери, Либби прошла вокруг дома, мимо низкой самшитовой изгороди и цветущих клумб с анютиными глазками и ирисами.
Перед этим входом с недавно обновленной дверью не было никакой террасы, и прежде Либби вообще не обращала на него внимания. Она поднялась по свеженьким деревянным ступеням и постучала. Спустя несколько секунд изнутри послышались тяжелые шаги, и дверь резко распахнулась.
Возникшая в проеме женщина была довольно грузной. Белые седые волосы были коротко пострижены и зачесаны назад, открывая круглое лицо. На вид ей можно было дать лет семьдесят. На ней были темно-синее свободное платье и черные практичные сандалии.
– Здравствуйте, миссис Риз.
Женщина внимательно вгляделась в нее, и Либби сжала в руке записку и бутылку:
– Я Либби. Элайна пригласила меня на ужин. Я была фотографом на свадьбе у Джинджер.
– Вот уж мокрая-то свадебка вышла! Думала, никогда уже после нее полы не ототру. И зовите меня, пожалуйста, Маргарет. Никто меня здесь не называет «миссис Риз». Элайна предупредила, что вы придете. Заходите.
– Спасибо. А я не рано?
– Ничуть. Это остальные вечно припоздняются.
– Как вам мои фотографии со свадьбы Джинджер и Кэмерона?
Лицо у Маргарет сразу потеплело.
– Элайна показала мне, как их открыть по ссылке, и мы вдоволь насмотрелись на молодых. Совершенно замечательные фотографии. Даже несмотря на дождь.
– Лучшие моменты получились спонтанно.
– Джинджер блестящий доктор, но метеоролог из нее всегда был не очень, – усмехнулась Маргарет.
– Ей повезло сыграть свадьбу в таком прелестном месте.
– Да, это уж точно.
Либби протянула ей бутылку:
– У меня с собой вино.
– Как это мило! А что у вас в папке?
– Деловое предложение для Элайны.
– Давайте отложу его в сторонку и прослежу, чтобы она про папку не забыла.
Либби заколебалась, поскольку всегда предпочитала лично вручать свои предложения. Тем не менее она отдала папку Маргарет и прошла следом за ней в свежеотремонтированную и заново оснащенную кухню, которой позавидовал бы любой шеф-повар. Все столешницы были выполнены из белого мрамора, верхние и нижние шкафчики были насыщенного синего цвета, а кухонная техника блестела нержавейкой.
Когда Либби с матерью случилось однажды побывать на экскурсии по особняку, их проводили и на кухню. До ремонта, помнится, все столешницы были деревянными, а огромная и глубокая «фермерская» мойка была из белого фаянса. Плита с четырьмя конфорками и двумя духовками, считавшаяся в ту пору суперсовременной, была покрыта белой эмалью и украшена хромированной отделкой.
– Я помню, как все было на прежней кухне. Вы готовили еще на той белой плите?
– На ней я как раз и училась готовить, и она верно служила мне до тех пор, пока миссис Грант не решила ее поменять.
На кухне пахло свежеиспеченным хлебом, веяло дразнящими ароматами печенья и жареной курицы.
– Пахнет восхитительно, – молвила Либби.
– Я скучаю по той старой плите. – Маргарет положила папку с предложением на столик в уголке и, вернувшись к плите, уставилась на кнопки. – Этой кухне всего неделя, и я до сих пор в ней толком не освоилась. У старой кухни были свои причуды – равно как и у меня. Но мы с ней были одной командой. А эта новая плита и новый холодильник для меня чужие. Коултон включил мне духовку, но как управиться с этими горелками, я пока не поняла.
За последние несколько лет Либби достаточно пообщалась с профессиональным оборудованием кейтеринга. Она вдавила одну из черных круглых рукоятей и повернула. Тут же из горелки появилось пламя.
– Вот так вот.
Глубоко вздохнув, Маргарет кивнула:
– Вдавить и повернуть. Должна была бы догадаться.
– Поставить вино в холодильник?
– Да, поменяйте на другое шардоне, уже холодное. А если вы найдете штопор – это будет просто замечательно. Я даже не представляю, где он может быть.
– Когда в январе я переехала жить в дом отца, я несколько недель не могла разобраться, где что лежит.
Маргарет вскрыла коробку с макаронами-рожками.
– Элайна сказала, похороны у него были весьма достойными.
– Я и не знала, что она там была. В церкви было так много народу, что я даже не могла с кем-то пообщаться лично.
Либби поставила свою бутылку в холодильник, забрав оттуда охлажденную. Потом, открыв и закрыв три-четыре ящика, обнаружила наконец целую коллекцию разрозненных кухонных аксессуаров. Она и не заметила, как от вина они с Маргарет перешли к отцовским похоронам.
Спустя пару минут бутылка была открыта и поставлена рядом с двумя бокалами, вытянутыми из застекленного шкафчика.
– Вам налить вина? – спросила Либби.
– Я обычно не пью. Но вы, пожалуйста, угощайтесь.
Либби наполнила бокал.
– А вы уже долго работаете в Вудмонте, Маргарет?
– Да, я пришла сюда на работу за пару лет до рождения госпожи Элайны.
– Вы сами тогда, наверное, были еще почти ребенком.
– Мне было восемнадцать лет.
– И все это время вы пробыли здесь?
– Да, здесь. Помогала госпоже Оливии растить Элайну, когда погибли ее родители. В этом поместье я встретила своего мужа, здесь же растила собственных детей. – Маргарет говорила это с гордостью, явно ощущая себя частью этого места, едва ли не больше, чем само семейство Картер.
Вся жизнь этой женщины протекла в столь небольшом пространстве. Неужели же и ее, Либби, оставшаяся жизнь пройдет точно так же ограниченно?
– Надо же, как удивительно!
Маргарет заглянула в кастрюлю.
– Отлично, вода уже кипит. Должна все же признать, эта плита работает куда быстрее, нежели моя прежняя старушка.
– А что вы будете готовить?
– Макароны для мальчишек. Иначе они останутся голодными. Для нас я зажарила цыпленка, к нему будут помидоры и зеленый салат.
– Замечательно! Могу я вам чем-нибудь помочь?
– Вы можете мне помочь накрыть на стол. Я бы уже это сделала, если бы не провозилась столько времени с плитой.
– Будет сделано.
Потягивая на ходу вино, Либби прошла вглубь помещения, к столу из красного дерева и там поставила бокал. Провела ладонью по полированной столешнице, от которой слегка веяло лимонным запахом. Приготовленный для ужина столовый сервиз оказался из веджвудского фарфора. Тарелки были цвета слоновой кости, с бледно-голубыми цветами, плетущимися вдоль серебряной каемочки. Бокалы были хрустальными.
– Я вижу, вы решили выставить самое лучшее.
Маргарет достала из холодильника стеклянный кувшин, в котором, похоже, был чай со льдом и ломтиками лимона.
– Элайна распорядилась, чтобы накрыли самое лучшее. Хотя Сэму и Джеффу я все равно поставлю пластмассовые тарелки, что бы она там ни говорила.
Либби аккуратно расставила на столе семь тарелок, разложила столовое серебро. Перед каждым прибором поставила по бокалу. Затем сложила каждую из зеленых льняных салфеток несколько раз по диагонали, получив семь подобий пирамидок.
– Ну надо же как! – восхитилась Маргарет.
– Работать в свадебном бизнесе – и не знать, как складывать салфетки!
– А я думала, вы занимаетесь фотографией.
– Я столько времени уже успела провести на кухнях свадебного кейтеринга, то заходя по-быстрому перекусить, то помогая их персоналу в запарке. Так что я не только умею складывать салфетки и включать плиту, но также способна нарезать на ровные кусочки свадебный торт и зашить разорванное или просто лопнувшее по шву свадебное платье.
– Разорванное платье?
– Вы даже не представляете, сколько женихов и отцов невест наступают на шлейф!
Снаружи послышался собачий лай в сопровождении веселых мальчишеских голосов. Глянув в окно, Либби увидела Коултона с двумя сыновьями, направляющимися к дому в компании с Сэйджем и Келси. Мальчики бросали собакам мячик, но бегала за ним только Келси. Сэйдж, поглядывая на них, только зевал.
Коултон к ужину переоделся в чистые, не рабочие джинсы и светло-голубую рубашку и явно побрился. Волосы его были аккуратно зачесаны назад. Мальчики тоже одеты были в чистые джинсы и футболки. Как и у отца, влажные волосы у них были зачесаны назад, открывая на лице небольшую россыпь веснушек.
– Наверное, вот-вот грянет конец света! – воскликнула Маргарет, с лучистой улыбкой глядя на мальчиков. – Этих сорванцов и к свадьбе-то трудно было привести в порядок – а сегодня, глядь, они снова чистые и умытые! Сегодня, Либби, это, несомненно, в вашу честь.