– А сколько лет вашей дочери? – полюбопытствовала Либби.
– Двадцать семь. Она в прошлом году окончила Школу права при Университете Вирджинии и теперь получила место в крупной адвокатской конторе в Вашингтоне. Идет по моим и отцовским стопам. Любит вести споры и доказывать свою точку зрения. А мой дедушка хотел, чтобы я стала врачом, и даже организовал мне стажировку в приемной вашего отца. Но я совершенно не выносила вида крови.
– Значит, вам довелось знать моего отца?
– Наши с ним дорожки пересеклись на несколько недель. Помню, как он был добр и деликатен с детишками, особенно с теми, что боялись уколов. Он почти даже убедил меня учиться дальше медицине, но все же сердце у меня к этому совсем не лежало.
Либби глотнула вина.
– Да, мир тесен, а мир Блюстоуна – еще теснее. А с моей матерью вы были знакомы?
– Никогда с ней не встречалась. Сразу после колледжа я отсюда уехала, но бабушка и Маргарет всегда держали меня в курсе здешних новостей. Я помню, как они мне рассказали, что ваши родители удочерили вас.
Либби показалось несколько странным то, что людям, которых она почти не знала, настолько известна была история ее жизни.
– Папа никогда не упоминал, что был с вами знаком.
– Я практически потеряла с ним всякую связь и не виделась с ним вплоть до минувшей осени. Мы случайно повстречались с ним в городе и решили вместе посидеть за ланчем. Он очень много говорил о вас. Он безмерно вами гордился.
От прилива эмоций у Либби подкатил к горлу комок, и она улыбнулась, надеясь таким образом сдержать непрошеные слезы.
В этот момент Маргарет позвала всех к ужину, и Либби с радостью отправилась в дом вслед за мальчиками. Коултон немного задержался на кухне, налив собакам свежей воды и вынеся им по целой горсти сухого корма.
В начале ужина Либби как-то стушевалась. Возможно, причиной тому стал второй бокал вина. Впрочем, она внимательно слушала рассказы мальчишек о школе, заметив, что Сэму, похоже, требовалось во всем утереть нос своему старшему брату. Наконец, терпеливо дав Сэму договорить, Коултон воспользовался тем, что тот умолк, переводя дыхание, и перенаправил разговор за столом к Либби и ее работе.
– В основном я фотографирую пары, – сказала она. – Помолвки, свадьбы, юбилеи и прочее в том же духе.
– И что, на это и впрямь такой большой спрос? – В его голосе слышалось искреннее любопытство.
– Да. Вообще-то бизнес вполне себе процветает. Что на самом деле даже выливается в проблему нехватки времени.
– А вы с самого начала хотели этим заниматься? – поинтересовалась Элайна.
– Нет. Я хотела стать художником, – в ответ покачала головой Либби. – Но это не только неприбыльное, но даже порой несамоокупаемое ремесло, и отец убедил меня пойти учиться на медсестру, чтобы у меня был какой-то стабильный доход. Так я стала медсестрой с онкологическим профилем.
– А у вас есть дети? – спросил Сэм.
Столь открытый, прямолинейный вопрос даже на мгновение выбил Либби из равновесия.
– Нет, детей у меня нет.
Видимо, что-то в ее тоне заставило Коултона тихонько откашляться и положить вилку.
– Сэм у нас любит задавать вопросы. Он ступил на уязвимую территорию?
– Да нет, в этом нет особого секрета, – ответила Либби. – Я была замужем. Мы несколько раз пытались завести детей. И ни разу это, увы, не вышло. – Она постучала безымянным пальцем по пустому бокалу, с тоской отметив отсутствие при этом знакомого звяканья. Как ни захотелось ей сейчас потянуться за бутылкой вина, Либби все же воздержалась. Опыт подсказывал, что от похмелья ей уж точно лучше не станет.
– Ваш отец мне вкратце поведал, что вам довелось пережить, – молвила Элайна.
И опять Либби показалось странным, что они вообще о ней говорили.
– Каждому из нас приходится через что-то пройти, – произнесла Либби.
– Пожалуй, что так, – кивнула Элайна.
Поднявшись из-за стола, Маргарет потянулась за тарелками хозяйки и Либби:
– У меня еще имеется десерт. Торт «Колибри»[5].
Либби тоже встала:
– Я вам помогу.
– Да нет, не стоит, – возразила Маргарет. – Вы же гостья.
И все же Либби, оставшись стоять, потянулась забрать тарелки у мальчиков. Те уже оба умяли макароны и мастерски распихали курицу и овощи по краям тарелки, почти нисколько не съев ни того ни другого. Либби отнесла их тарелки к раковине и стряхнула остатки пищи в стоявшее под ней ведерко.
Пока Маргарет нарезала душистый фруктовый пирог, Элайна взялась раскладывать мороженое. Коултон тем временем принес на столешницу к раковине оставшиеся грязные тарелки, и Либби ощутила аромат его лосьона после бритья, смешавшийся с едва угадываемым запахом мужского тела.
Когда он тоже стал счищать в ведро остатки пищи, Либби задержалась взглядом на его кистях и почувствовала влечение, которого не испытывала уже очень давно. Да что ж такое с руками у этого парня?!
Коултон никоим образом не напоминал ей Джереми – ни лицом, ни фигурой. И Либби была этому только рада. Да, у нее имелись свои личные заморочки – но однозначно отсутствовало желание как-то воссоздавать то, что у нее не сложилось с бывшим мужем. Быть может, как раз это и привлекало ее в Коултоне. Он был действительно совершенно другим.
Сьерра уж точно назвала бы нынешнее ее состояние «стресс-сексом». Куда проще всецело сфокусироваться на приземленном плотском желании, нежели на том, что действительно происходит в твоей жизни! И все же какой бы там «стресс» она сейчас ни испытывала, все, безусловно, пройдет, как только она покинет Вудмонт и вернется к своей реальной жизни.
– Этот рецепт торта «Колибри» передается в семье у Маргарет от поколения к поколению, – поведала ей Элайна. – К каким годам, интересно, он восходит?
– Наверное, к моей прабабушке, – ответила Маргарет. – Когда я была маленькой, для меня его пекла бабушка, только тогда она пропитывала его сиропом из жимолости. – И, повернувшись к Либби, она пояснила: – Меня вырастила бабушка.
Насчет матери Маргарет ни словом не обмолвилась, и Либби, на которую и саму вечно сыпались чересчур личные вопросы, не стала осаждать ее любопытством.
Она помогла отнести на стол тарелки с десертом и снова села рядом с Коултоном. В старой кофеварке, еще хранящей привязанность Маргарет к прежней кухне, уютно забулькал кофе. За столом потек легкий незатейливый разговор, большей частью ходивший вокруг торта, вкус которого оказался и впрямь восхитительным. Либби выпила две чашки кофе, и кофеин с сахаром заметно пригасили в ней действие вина.
Наконец Коултон поднял сыновей из-за стола и, пожелав всем спокойной ночи, повел мальчишек, которые явно еще не готовы были уходить, домой. Жилье их тоже находилось в поместье Вудмонт.
Когда Коултон с мальчиками отбыли, в доме воцарилась благословенная тишина. Либби всегда сознавала, что с детьми легко не бывает, – но эти мальчишки, казалось, поглотили всю имевшуюся вблизи энергию.
– Лофтон тоже всегда была очень шумной девочкой, – молвила Элайна, со ступеней глядя им вслед. – А вы, Либби, беспокойным были ребенком?
Вопрос на мгновение словно повис между ними.
– Ну, я вечно засыпала родителей вопросами. Любила рисовать и играть в футбол. Но у меня не было ни братьев, ни сестер, так что мне не у кого было отвоевывать внимание.
Элайна отчего-то нахмурилась.
– Разве плохо быть единственным ребенком?
– Мне не с чем сравнивать. Зато у меня есть соседка Сьерра, и мы с ней всегда были как сестры. После того как умерла мама, я много времени проводила у нее дома. Ее мать взяла меня к себе под крылышко, и мы с ними до сих пор очень близки.
– Но это все равно же не семья, – возразила Элайна.
– Но очень близко к тому.
– Как бы то ни было, вы все равно не одиноки, – тихо сказала Элайна. – Вы живете такой насыщенной жизнью.
Либби медленно вдохнула и выдохнула.
– Вы правы. У меня прекрасные друзья и отличная работа. Это держит меня в форме. – Либби улыбнулась, однако улыбка получилась явно натянутой. – Не обращайте на меня внимания. Нашло вдруг чувство жалости к себе.
Взгляд у Элайны потеплел.
– Каждый имеет право на такое мгновение жалости. Я за долгие годы, разумеется, тоже свою долю получила.
Некоторое время они стояли бок о бок у двери, не говоря ни слова, отгородившись друг от друга собственными мыслями. Когда молчание сделалось гнетущим и явственно затянулось, Либби стала искать, за что ухватиться, лишь бы перекинуть мост через все увеличивающийся между ними провал.
Элайна переступила с ноги на ногу, кашлянула, прочищая горло. Когда она подняла взгляд на Либби, у той возникло ощущение, что хозяйка хочет ей что-то сказать. Однако Элайна только улыбнулась:
– Приятно было с вами поужинать, Либби. Надеюсь, мы с вами сработаемся.
– Благодарю вас за ужин. Маргарет положила мое предложение на столик в углу кухни. Если у вас возникнут вопросы насчет расценок или еще чего-либо, пожалуйста, звоните.
– Уверена, что меня все устроит. Вы сможете подъехать сюда завтра утром? Коултон вовсю уже взялся расчищать оранжерею. На данный момент она в ужасающем состоянии, и этот вид «как было», пожалуй, стоит запечатлеть для потомков. Все любят истории о возвращении былого блеска.
– Да, конечно, завтра буду. Я в городе до вечера среды. Увидимся с утра пораньше.
– Уже с нетерпением жду.
Глава 8
Среда, 24 декабря 1941 г.
г. Блюстоун, штат Вирджиния
Сэйди переключила у грузовика передачу, невольно поморщившись, когда мотор в ответ заскрежетал и стал чихать.
– И нечего делать такое лицо! Сам прекрасно знаешь, что сцепление иногда заедает. А еще я еле до педалей достаю.
– А теперь выжми сцепление до упора, – велел Джонни.
– Сама знаю. – Она поерзала на сиденье. Даже не глядя на брата, Сэйди знала, что он, как всегда, хмурится. – У меня ноги слишком короткие. Папа мне обычно бруски на педали подкладывал.