– А у меня этот час – любимое время дня, – произнес Коултон. – Наслаждаюсь недолгим уединением. Этаким затишьем перед бурей.
– Убеждена, что эти два явления взаимосвязаны.
Коултон усмехнулся.
– Если хочешь, я только что сварил кофе. Мальчишки еще полчаса поспят, так что бедлама не будет, обещаю.
Либби шагнула к нему ближе, вновь ощущая внутреннюю дрожь от возбуждения.
– От твоих мальчишек не такой уж и бедлам.
Коултон придержал дверь открытой, пока Либби поднималась по ступеням на крыльцо.
– Ну, стало быть, ты или туга на ухо, или святая.
Со столь близкого расстояния Либби разглядела, что волосы у Коултона еще влажны после душа, и почувствовала, как от его кожи пахнет мылом. И от смешения этих наблюдений внутри у нее словно разлилось тепло.
Дом оказался большим и просторным, но с очень лаконичной отделкой. В гостиной стояли потрепанный мягкий диван, массивное глубокое кресло и телевизор с широким экраном. На камине сохла, аккуратно выстроившись, детская обувка, на крючках у двери висели головные уборы, и по всей стене были развешаны фотографии мальчиков. Причем не было ни фотографий Коултона, ни их матери.
– А ты долго тут живешь? – полюбопытствовала Либби, последовав за Коултоном к небольшой кухне.
– Уже два года. – Он налил в кружку кофе и протянул гостье. – Если надо, есть молоко и сахар.
– Черный – то что надо, – приняла она теплую керамическую емкость. – И как тебе, нравится жить за городом?
– Поначалу боялся, что этого не вынесу. Но для мальчиков было разумнее, чтобы моя матушка жила под боком. Теперь я люблю это поместье так же, как и она.
Либби отпила кофе. Она могла лишь порадоваться за него и за мальчиков. Всегда, пока есть возможность, лучше насладиться тихими водами, потому что за горизонтом неизменно подстерегают бури и ветра. Моря ее собственной жизни в последние несколько лет отличались чересчур сильными штормами, так что она приветствовала даже недолгую передышку спокойствия.
Ее взгляд скользнул по крепкой руке Коултона, остановился на рукаве футболки, облегающем тугой бицепс.
– В восемь приедет бригада рабочих, – сообщил он. – Уберут из оранжереи все, что там есть, и расчистят все разросшиеся лианы снаружи.
– Как жаль, что жимолость тоже пропадет.
– Она переплелась с плющом, который разрушает каменный фундамент. Готов поспорить, там во многих местах придется заливать щели цементным раствором. Когда все это будет сделано, займемся стекольными работами.
– Быстро у тебя все продвигается.
– Это благодаря Элайне. Когда она всерьез на что-то замахнется, то дело идет полным ходом.
– Мне не терпится узнать, что за историю поведает нам старый зимний сад.
– Вот и Элайна примерно так же об этом высказалась. Ей тоже не терпится узнать, почему ее бабушка с дедушкой внезапно закрыли оранжерею.
– Чтобы ее отстроить, ушло, должно быть, целое состояние. Так что, раз они ее забросили, на то должна была быть очень весомая причина.
– Надеюсь, нам удастся это выяснить.
– А Элайна со всеми своими замыслами такая напористая? – Либби все больше интересовала личность хозяйки поместья.
Коултон пристально поглядел на нее поверх кружки.
– Я ведь работаю здесь всего пару лет. Элайна же владеет Вудмонтом уже лет двадцать пять, и, по словам матушки, до недавних пор она к этому месту проявляла мало интереса. Я очень рад, что она все же взялась за реставрацию и ремонт. Такие старые поместья заслуживают полного внимания.
– И она здесь много времени проводит?
– С января – по несколько дней в неделю.
– Как по-твоему: она откроет свое поместье для торжеств?
– Надеюсь, что да. Это сразу облегчит финансовое положение, да и Вудмонт, согласись, достоин того, чтобы им любовались.
Либби покрутила в руках кружку с остатками кофе. В голове у нее уже роились новые вопросы.
– Я, наверное, слишком любопытная, – произнесла она. – Везде сую свой нос, как говорила моя мама.
Его губы тронула легкая улыбка. Под стрижеными баками на его лице Либби увидела еле заметные остатки пены для бритья и еле сдержалась, чтобы не протянуть руку и их не вытереть. Будь перед ней Джереми, она непременно бы это сделала. Вместо этого Либби продолжила пить кофе, подумывая о том, не лучше ли ей отправиться сейчас домой и принять холодный, остужающий душ.
В одной из спален донеслись мелкие шажки, вскоре раздался характерный спуск в канализацию. Потом стало слышно, как полилась вода, как закрылся кран. Спустя несколько секунд появился Сэм со взъерошенными волосами и в большой черной футболке с Бэтменом до колен.
– Доброе утро, пап, – сказал он, зевая.
Коултон поставил на стол кружку:
– Привет, дружище.
Сэм снова зевнул, потер глаза, и наконец его взгляд остановился на Либби:
– А что вы тут делаете?
– Пью кофе, – как само собой разумеющееся, объяснила она.
– А-а. – Мальчик прошлепал через комнату и забрался на высокий барный табурет возле Либби. – Это место Джеффа.
– Когда он встанет, я непременно ему освобожу, – уверила его Либби.
– Мне он никогда не разрешает сидеть на его стуле. – Мальчик почесал живот.
Коултон между тем насыпал в глубокую тарелку овсяных хлопьев, налил туда молока и поставил перед Сэмом:
– Давай налегай, парень. А твой брат уже проснулся?
Сэм зачерпнул и понес ко рту полную ложку хлопьев. На стол капнуло молоко.
– Не знаю.
Коултон поглядел на Либби:
– Я сейчас вернусь.
– Не торопись, делай то, что тебе нужно.
Коултон скрылся в коридоре, и вскоре, перекрывая хруст хлопьев изо рта Сэма, из глубины дома стал доноситься его низкий настойчивый голос.
– Вы что, тут ночевали? – спросил Сэм.
Либби поглядела на мальчика, быстро включившись в значение его слов.
– Нет, ночью меня здесь не было. Я спала у себя дома.
Сэм фыркнул и потер ладонью нос.
– Вы папина девушка?
Либби глотнула кофе, чувствуя, как у нее порозовели щеки.
– Нет, мы только познакомились.
– А-а. – Он сунул в рот вторую ложку и внимательно посмотрел на гостью. – Вы знакомая Элайны?
– С ней мы тоже только недавно познакомились. Но мне она очень понравилась.
– А-а.
– И ты мне тоже нравишься, Сэм.
– Но мы же только вчера вечером познакомились, – озадаченно ответил он.
– Иногда это так и происходит.
Послышался звук воды в туалете, и спустя несколько мгновений в комнате появился Коултон с полностью одетым Джеффом. Волосы у мальчика были влажными и причесанными, лишь на затылке топорщился густой темный вихор.
– Она села на твой стул, Джефф, – тут же сообщил ему Сэм.
– Ну и ничего страшного, – сказал Коултон.
Джефф вскинул глаза на отца, словно собирался с этим поспорить. Но тут же, встретив его упреждающий взгляд, произнес:
– Ладно, пожалуйста.
Либби поднялась с места, чувствуя, что вторглась в их обычный утренний порядок.
– Джефф, это очень любезно с твоей стороны, но я уже устала сидеть. Так что занимай-ка свое место. – И, обратившись к Коултону, добавила: – Мне не хотелось нарушать ваш завтрак.
– Нисколько ты не нарушила. В это время суток здесь ничего особенного не происходит. – Коултон заглянул в почти опустевшую тарелку Сэма: – Давай, друг, закругляйся. А потом иди надень ту одежду, что я положил тебе на кровать.
Сэм сунул в рот еще ложку хлопьев и, медленно жуя, поглядел на Либби:
– Пап, она твоя девушка?
– Нет, дружище.
– Мы с Сэмом уже это обсудили, – усмехнулась Либби, – но он, похоже, мне на слово не верит.
– А он вообще никому на слово не верит, – с улыбкой сказал Коултон. – Наверняка он станет или юристом, или полицейским, когда вырастет.
– Мне бы пошел полицейский жетон, – улыбнулся ей Сэм.
– Конечно бы, пошел, – отозвался Коултон.
– А у вас есть парень? – спросил Сэм у Либби.
– Сэм, – осек его Коултон, – это слишком для третьей степени общения.
Джефф скользнул на свой табурет. Когда отец поставил перед ним тоже тарелку с хлопьями, мальчик заметно расслабился и обмяк над завтраком. Коултон между тем вытащил из холодильника два одинаковых коричневых бумажных пакета с ланчем. На каждом аккуратными печатными буквами было написано имя одного из мальчиков.
Когда Либби была ребенком, ее мать часто могла утром проспать, а отец всегда был занят работой. Будучи лучшим педиатром в их краях, он очень мало времени уделял собственной семье. Завтрак у Либби, как правило, состоял из банана или какого-то другого фрукта, после чего ее второпях выпроваживали в школу. На ланч она покупала себе что-нибудь на те деньги, что маме удавалось добыть в кошельке или вообще на дне сумочки. Либби, конечно, никогда не уходила из дома ни с чем – но и никакого заведенного ритуала с этим не было.
– Как у вас организованно, – с уважением сказала Либби.
– На флоте приучили.
– Это хорошо. Отсутствие упорядоченности порой душевно выматывает ребенка.
– Что, знаешь это на собственном опыте?
– У меня бо2льшая часть жизни прошла немного безалаберно. Надеюсь, теперешнее обитание в маленьком городке хоть на ступень-другую добавит мне организованности. Как только отработаю две грядущие свадьбы, планирую разобрать свой фотоарсенал, много лет хранящийся у отца в сарае.
Сколько уже месяцев она давала себе это обещание!
Снаружи послышался собачий лай. Звук делался все громче и громче, пока наконец на крыльце не застучали человеческие шаги и не раздался стук в дверь.
– Я думала, Келси с Сэйджем – ваши собаки, – сказала Либби.
– Так и есть. Но когда Элайна остается у себя в большом доме одна, она предпочитает, чтобы они спали в ее комнате.
Лай стал еще громче.
– Вот день и начался, – усмехнулся Коултон. Он пересек небольшую гостиную и открыл дверь.
На пороге стояла Элайна в джинсах, в темно-синей рубашке и в рабочей обуви. Волосы были убраны в хвост. Легкий налет румян придавал коже недостающий цвет.