– Она в основном вспоминает о цветниках. У ее родителей была при доме оранжерея.
В оранжерее той, впрочем, росли уже не только цветы, но и овощи. Пару дней назад, когда Сэйди возила госпожу Оливию в Шарлоттсвилль, та отправила родителям посылку, плотно заставленную консервированным молоком, чаем, мясными консервами и жестяными банками с галетами.
– Я слышала от мистера Салливана, что немцы по-прежнему бомбят Англию, – молвила мать.
– И конца тому пока не видно.
У матери тревожно нахмурился лоб.
– Там очень опасно находиться.
– Но Джонни же не будет возле Лондона.
– Откуда тебе знать?
– Потому что я справлялась об этом у госпожи Оливии, – соврала Сэйди. – Госпожа Оливия сказала, что он будет находиться в безопасном месте. К тому же он у нас крепкий орешек. Сколько раз он сбегал от шерифа и налоговых инспекторов! Ни один немец его не поймает!
Взгляд у матери немного смягчился.
– Да, таких быстроногих парней еще поискать. Помнишь, как мистера Брауна лошадь лягнула в голову? Так Джонни тогда за пять миль бегал за доктором. Спас мистеру Брауну жизнь.
– Да, помню. – С тех пор как Джонни уехал, мама рассказывала эту историю уже десятки раз.
Часы на стене отбили время, и Сэйди, подняв к ним глаза, сказала:
– Все, мне надо идти. Сегодня я вожу госпожу Оливию.
– Вы, девушки, уже всю округу, поди, объездили. Вы за последние пару месяцев столько раз катались в Шарлоттсвилль и в Линчбург, сколько я там не бывала за всю жизнь!
– Она чем дальше, тем неугомоннее. Ей, похоже, тяжело сидеть одной в большом доме. А доктор Картер все время или в приемной, или в больнице.
Мать открыла небольшую деревянную коробку из-под сигар и бережно положила весточку от Джонни поверх десятка других таких же писем.
– Какие у вас на сегодня планы? – спросила она Сэйди.
Девушка точно не знала, что именно намечено на этот день у госпожи Оливии, но ради успокоения матери сказала:
– Наверное, поедем заказывать еще цветы и апельсиновые деревца. Госпожа Оливия хочет посадить в оранжерее апельсины. Говорит, это будет полезно для ребенка.
– Для ребенка? Она что, снова в ожидании?
– Не скажу наверняка. Но она всегда на это надеется. – Сэйди натянула на плечи жакетку. Эта нарядная вещица досталась ей с плеча госпожи Оливии. Медного цвета, точно новенький пенни, она была красивее любой когда-либо имевшейся у Сэйди одежды. Жакетка сидела на девушке так, будто шилась специально для нее, материя была тонкой и мягкой. И близко не похоже было на поношенные, из грубой ткани рубахи, что переходили к Сэйди от Джонни и Дэнни.
Сэйди поцеловала мать в щеку:
– До вечера!
– Береги себя, детка.
– Обязательно, мам.
По очень уже знакомой дороге Сэйди повела свой грузовичок в Вудмонт. Уверенно сворачивая в поместье, на главную подъездную дорогу, она теперь чувствовала себя здесь своим человеком. Она больше не боялась, что шериф задержит ее за вторжение на частную территорию или что садовник погонится за ней с вилами. Подавшись на сиденье чуть вперед, Сэйди понизила передачу и, на медленном ходу объехав особняк сбоку, остановилась возле входа на кухню. Выйдя из машины, Сэйди расправила плечи, сделавшись даже чуточку выше, и открыла ведущую в кухню дверь. Стучаться она перестала еще где-то месяц назад.
Тут же окутанная ароматом сдобной, на сливочном масле, выпечки, только что вынутой из духовки, Сэйди прошла в столовую комнату, где на обеденном столе стояла бело-голубая тарелка с рыхлыми, воздушными печенинами. Дома девушка съела лишь половину порции галет с коричневой мясной подливкой, зная, что, если оставит в животе местечко, наверняка не прогадает.
– Миссис Фритц! – позвала Сэйди.
– Я тут, детка, – отозвалась та из кухни. – Давай-ка перекуси немного. Я знаю, что ты проголодалась.
– Премного благодарна.
В проеме появилась миссис Фритц, вытиравшая свои крупные ладони о бело-красное клетчатое полотенце.
– Ты единственная в этом доме отдаешь должное моей стряпне. Доктор вечно отсутствует, а госпожа Оливия ест, точно птичка. Так что, если бы не ты, я бы, наверное, отчаялась в своих кулинарных талантах.
Сэйди сунула в рот душистое печенье.
– Вам уж точно не стоит переживать из-за своих кулинарных талантов.
Пожилая домоправительница рассмеялась.
– Я слышала, вы, девушки, сегодня в Линчбург собираетесь?
– Я никогда не знаю, куда мы направимся, пока не тронемся с места.
– Похоже, вы вдвоем неплохо ладите. Ты даже вон одежки ее носишь.
– Госпожа Оливия сказала, они ей больше не подходят.
– А на тебе зато сидят великолепно. Только помни: никогда не перешагивай черту. Как бы ты ни прибралась, ни приоделась – ты такая же прислуга, как и я.
– Да, мэм.
Миссис Фритц поставила на стол плетеную корзинку для пикника и, бережно завернув в салфетку большую часть выпечки, аккуратно поместила внутрь.
– Сегодня она затеяла отвезти доктору Картеру ланч.
– То есть в больницу, где он работает?
– Именно. Хочет сделать ему сюрприз. – Миссис Фритц покачала головой: – Бедняга столько работает, что они друг с другом почти и не видятся.
Сэйди не встречала доктора Картера с того первого дня своей работы, когда он велел ей водить осторожнее, и это девушку вполне устраивало.
В холле за дверью послышались быстрые шаги, и Сэйди торопливо дожевала печенье, успев проглотить его как раз к появлению госпожи Оливии. Обычно бледное лицо молодой женщины отливало розовым румянцем, а темные, распущенные по плечам волосы казались яркими и живыми. На Оливии был ярко-васильковый жакет в тон облегающей юбке чуть ниже колен.
– Доброе утро, Сэйди, – сказала она, на ходу натягивая перчатки.
– Доброе утро, госпожа Оливия.
Глаза у той блестели радостным оживлением.
– Пожалуй, уже поедем. Пока доберемся до места, Эдвард как раз проголодается. У него сегодня операция, так что он уехал еще до завтрака.
– Хорошо, мэм, – подхватила корзинку Сэйди. – Сейчас же подгоню машину.
– Отлично!
Сэйди поспешила к обустроенному под гараж амбару, сняла с крюка на стене ключи. Садясь с утра в машину, она всякий раз отмечала про себя чудесную мягкость кожаных сидений, однако ближе к вечеру, после нескольких часов езды, Сэйди начинало раздражать то, как из-за маленьких ее размеров спинка сиденья упирается ей снизу в поясницу.
Задним ходом она выехала из амбара и подкатила автомобиль к черному входу. Госпожа Оливия быстро сбежала по ступенькам и забралась на заднее сиденье. Больше между ними уже не велось речей насчет того, чтобы ей научиться самой водить машину. Иногда Оливия садилась на переднее пассажирское сиденье, но лишь тогда, когда этого точно никто не мог увидеть.
– Вы сегодня в необычайно приподнятом настроении. Радуетесь, что побываете в большом городе? – спросила Сэйди.
Госпожа Оливия улыбнулась.
– Линчбург – скорее небольшой прелестный городок.
– Ну, для меня-то он довольно большой. – Сэйди переключила передачу, и машина, урча мотором, поехала по длинной подъездной дороге.
– Есть города, что в сотни раз больше Линчбурга.
Сэйди попыталась в воображении нарисовать город покрупнее. При мысли о большой территории, битком набитой людьми, зданиями, машинами и всякой дребеденью, ей сделалось даже страшно.
– Как Лондон, например?
– Именно.
Девушка перехватила руль поудобнее. Ей не давала покоя мысль, что она соврала матери насчет того, что Джонни в безопасности. Сэйди очень хотела верить, что так оно и есть, однако прекрасно знала, что брат не станет волновать ее понапрасну.
– Джонни направляют в Англию, – произнесла она вслух.
Подняв глаза, Оливия встретилась с ней взглядом в зеркале салона:
– А куда именно?
– Он пока не знает.
– Не забудь мне сообщить, когда будет известно. Возможно, я смогу посоветовать ему, какие достопримечательности посетить проездом.
– А там по-прежнему сыплются бомбы?
Оливия медленно кивнула.
– Так и бомбят, не прекращая. И от моих родных все так же нет ни весточки.
– Там все очень плохо? – Сэйди спрашивала не из пустого любопытства. Ей хотелось иметь представление о тех местах, где вскоре окажется Джонни.
– Когда я уезжала, было уже довольно скверно, – тихо ответила Оливия.
– А как вы познакомились с доктором Картером?
Женщина немного помолчала.
– Я работала в больнице добровольцем. Когда привозят раненых, в помощь задействуются, что называется, все, кто есть на палубе, будь то мужчина или женщина. Однажды ночью на больницу упала бомба, и я оказалась под завалами, в каменной ловушке. Эдвард тогда заканчивал в Оксфорде стажировку и работал в больнице в ту же смену. И он меня, можно сказать, откопал.
– Вы были там заживо похоронены? – При этой мысли у Сэйди стало тесно в груди, и она сделала глубокий долгий вдох, пытаясь представить тот ужас, что, верно, пережила тогда Оливия. – И как долго вы были под завалами?
– Говорят, около девяти часов. Потом Эдвард навещал меня на больничной койке, а когда спустя несколько дней я оправилась и встала на ноги, он пригласил меня на чай. А дальше все понеслось уже довольно стремительно.
– А что, так обычно и приходит любовь? В смысле, так неожиданно и быстро?
– Так получилось у нас. Один взгляд – и я уже об этом знала. И у него было так же. Через месяц мы уже поженились.
– И вас до сих пор это мучает? В смысле – как вы оказались запертой под завалами?
Оливия вскинула подбородок.
– Нет. Конечно же, нет. Многие другие воспоминания гораздо хуже.
Сэйди обычно ощущала себя пойманной в ловушку пределами их округа да обстоятельствами своей жизни. Но как бы тоскливо и неуютно ей ни было порой – это и близко не было так жутко, как оказаться под камнями и кирпичами, стеснившими тебя в кромешной тьме.
Оставшуюся часть пути они обе молчали. Въехав в Линчбург, Сэйди несколько раз останавливалась, чтобы спросить дорогу. Люди, с которыми она заговаривала, смотрели на нее со странным недоумением, но отвечали, впрочем, дружелюбно и отзывчиво.