– Я не хочу!
Пока она тщетно сопротивлялась, юбка платья задралась уже к самой талии, и Сэйди увидела собственные голые ноги, белеющие в свете звезд. Тут Малкольм отвел ее левую ногу вбок, и на краткий миг перед Сэйди открылись его гениталии. Резким толчком он проник в нее, и девушка непроизвольно вскрикнула. Тело ее пронзила острая боль, слезы вмиг наполнили глаза и покатились по щекам.
Он стал двигаться взад и вперед, прорываясь в нее все глубже и глубже. Темп его движений стремительно нарастал, а ей оставалось лишь отрешиться от реальности, уверяя себя, что она сейчас не умрет. Наконец Малкольм отчаянно напрягся всем телом, а потом расслабленно опустился на нее.
Из-за его плеча Сэйди посмотрела сквозь окошко машины на звезды. По какой-то причине сейчас они виделись ей совсем иначе. Прежде они казались ей красивыми – теперь же их отстраненное посверкиванье раздражало.
– Вот теперь можно снова пойти потанцевать, – сказал Малкольм и, сев, застегнул брюки.
Уцепившись за спинку сиденья, Сэйди приняла сидячее положение и одернула юбку платья:
– Что?
– Сейчас только девять часов. Ночь еще только начинается. Пошли танцевать.
Открыв дверцу машины, он вышел наружу. Закурил сигарету.
– Советую поторопиться. Чем дольше мы отсутствуем, тем больше к тебе потом будет вопросов.
Сэйди сместилась по диванчику к дверце и, выбравшись из машины, поднялась на ноги. Внутри у нее все болело. Когда она наконец обрела голос, он показался ей каким-то отстраненным и чужим.
– Я все расскажу госпоже Оливии.
Малкольм усмехнулся, поправляя галстук.
– Никому ты не расскажешь. Никто тебе не поверит. А если кто-то и поверит, что я с тобой перепихнулся, то тут же найдется куча людей, которые расскажут шерифу о том, какое на тебе было броское зеленое платье. Ни одна девушка не наденет такого платья, если сама не жаждет привлечь внимание мужчины.
– Я не желала того, что ты сделал! – вскричала Сэйди.
– Тш-ш! Тише, детка. Конечно же, желала. Иначе ты бы не оказалась у меня в машине. И поосторожнее с тем, кому и о чем рассказывать. В глазах людей ты будешь выглядеть малолетней шлюхой, а у тебя и без того уже проблемы с Эдвардом. Картеры, даже не думая, вытурят тебя из города.
При виде его самодовольной физиономии в Сэйди полыхнула ярость.
– Но это же твой грех!
– Нет, дорогуша. Это то, что всегда происходит с бедовыми девицами вроде тебя.
Глава 18
Воскресенье, 14 июня 2020 г.
г. Блюстоун, штат Вирджиния
Как же восприняла Либби новость о том, что Элайна Картер Грант – ее настоящая, биологическая мать?
Выйдя через заднюю дверь, Либби снова прошла к сараю, где ее все так же ждало давно не тронутое оборудование для фотопечати. Горя желанием ворваться в поместье Вудмонт и потребовать ответа на все вопросы, она вместо этого стянула с оборудования оставшиеся покрывала и швырнула в мусорную корзину. Импровизированные чехлы недостаточно хорошо защитили все от пыли, а потому Либби схватила тряпку и принялась протирать черные мехи фотокамеры, стоявшей на треноге. Затем она достала бачок из темного стекла для проявления негативов и поставила его в самом конце слегка коротковатого рабочего стола, который они с отцом соорудили, когда ей было пятнадцать. Поскольку столярными навыками никто из них не обладал, стол вышел немного хромоногим, и под дальнюю правую ножку ему постоянно приходилось подсовывать щепку.
Проверив стол на шаткость, Либби с удовольствием убедилась, что он нисколько не качается. Да, отец сошел с дистанции, не оставив ей ни малейших проблем – за исключением вопроса, кто же ее настоящая мать.
– Ничего особенного, да, пап? Всего лишь маленький пустячок, черт подери!
Пока она не купила себе новые реактивы, единственное, что ей оставалось, – это как следует протереть от пыли старый увеличитель, который она использовала для печати снимков с тридцатипятимиллиметровой пленки. Впрочем, теперь проблема отсутствия химикатов для проявления и фиксации негативов и фотоотпечатков решалась лишь парой заказов в интернет-магазине.
– Господи, папа! – пробормотала Либби, опуская на рабочий стол коробку со старыми фотоаппаратами. – Ведь ты же обо всем мог мне рассказать, пока лежал с болезнью!
Она едва удержалась, чтобы не шлепнуть эту коробку на стол, закашлявшись от поднявшегося вокруг облака пыли.
– Я лучше бы меньше слушала о том, где у нас в доме запорный вентиль для воды, и больше – о моем происхождении.
Быстро посчитав в уме, она заключила, что Элайне на момент рождения Либби было где-то двадцать два. Конечно, молода для матери – но уже совсем не малолетка. Да и семейство ее явно не нищенствовало.
– И какого черта Элайна делала в Нью-Джерси?! – вскричала на весь сарай Либби.
Может, Элайна жила там с ее биологическим папашей? Или ездила туда в летнюю школу? Или скрывалась там в приюте для матерей-одиночек? Последняя версия могла бы прокатить, если бы Либби родилась где-то в шестидесятых или хотя бы в семидесятых. Но в 1989 году народ уже вполне спокойно относился к беременности вне брака, не так ли?
То, что прабабушка Оливия знала о ее существовании, было совершенно очевидно. А как насчет прадедушки? Может, он был этаким допотопным, упертым поборником морали? Может быть, поэтому ее появление на свет держалось в таком большом секрете?
Либби потерла сзади шею. Да уж, нет ничего лучше, чем узнать, что ты оказалась не нужна семье, у которой имелись все средства, чтобы о тебе заботиться.
А как все же насчет ее биологического папаши? Он вообще как-то фигурировал в этом уравнении или это был просто второстепенный, проходящий персонаж?
В час ночи зазвонил сотовый, и Либби выудила его из заднего кармана.
– Привет, Сьерра.
– Чего это у тебя в сарае свет горит? – спросила та сквозь зевоту. – Матушка моя боится, что ты там чем-то опасным занимаешься.
Либби глубоко вздохнула.
– Разбираю, расставляю свое фотооборудование.
– Но почему в столь поздний час?
– Разве не ты меня подбивала к этому все последние месяцы?
– Да, но ведь не посреди же ночи! Что-то случилось в Вудмонте?
Либби помотала головой из стороны в сторону.
– Ничего в Вудмонте не случилось. Дочь Элайны вела себя немного грубовато, но это на самом деле ерунда.
– Что она тебе такого сказала?
Послание Оливии во многом объясняло нынешнее поведение Лофтон за столом. Либби готова была поспорить, что Лофтон – ее единоутробная сестра – что-то знает об удочерении. (Господи! Она что, всерьез сложила вместе все эти слова?!) Откуда сам по себе вытекал следующий вопрос: кто еще об этом знает? Тед? А Коултон с Маргарет?
Либби отмахнулась от назойливых мыслей. Слишком уж многое ей надо было теперь обдумать.
– Я нашла папино завещание на дом, – сменила она тему, предпочтя пока путь трусости, поскольку просто не готова была это обсуждать. Так, она долгие месяцы не могла ни с кем говорить о своих выкидышах, и хотя тот факт, что она узнала наконец, кто ее настоящая мать, было переживанием совсем иного рода, Либби восприняла это настолько болезненно, что пока не в силах была озвучить свои чувства. – Так что договаривайся о встрече в банке. И чем скорее, тем лучше.
– Ты в этом уверена? В смысле, в том, о чем мы говорили: чтобы взять кредит под залог дома твоего отца?
Либби достала из коробки «Брауни» – небольшой, очень компактный фотоаппарат. Она так и не сумела найти подходящую пленку, чтобы его проверить. Отвернувшись от стола с оборудованием, Либби погасила свет и, выйдя, плотно закрыла дверь сарая.
– Теперь это мой дом, Сьерра. И ты права: нечего ему просто стоять пылиться.
– Да, но я вовсе не к этому тебя подбивала!
– Я знаю. И я рада, что он сможет принести какую-то ощутимую пользу. Так что давай договаривайся о встрече. Чем скорее ты начнешь свой бизнес, тем будет лучше.
– Хочешь, я к тебе сейчас зайду? Голос у тебя какой-то странный.
Либби направилась назад по дорожке к дому, гадая, а вдруг все это неправда.
– Послушай, что тебе известно об Элайне Грант?
– А она-то тут при чем? Погоди-ка. Что-то все ж таки случилось там на ужине…
– Нет, ужин прошел замечательно. Просто мне стала любопытна личность Элайны.
Сьерра вздохнула, словно почувствовав, что сейчас не время настаивать на откровенности.
– Насколько мне известно, окончив колледж, она отсюда уехала. После смерти дедушки она унаследовала поместье, однако не наведывалась сюда постоянно, пока не умерла ее бабушка. Моя мама всегда считала, что у Элайны какие-то терки с бабушкой.
– Например?
– Да я как-то не посвящена в дела семейства Картер. Знаю только, что Элайна не проявляла ни малейшего интереса к своему поместью вплоть до последней пары лет.
– Почему же она сюда вернулась?
– Не знаю. Может, стала старше и мудрее. Или затянулись старые раны. Жаль, что твоего отца уже нет рядом. Мне кажется, у них с твоим отцом были дружеские отношения.
Поднявшись на заднее крыльцо, Либби вошла на кухню.
– С чего ты это взяла?
– Я как-то раз возила матушку позавтракать в Роанок, в тамошний отель. Ей очень нравятся их французские тосты и коктейль «Мимоза». Короче, там за уличным столиком я увидела Элайну и твоего отца. Матушка – не будь собой, – естественно, пошла к ним поздороваться, а я просто проплыла мимо к своей тачке.
– И?
– Они оба были как будто напряженные.
– В смысле – напряженные?
– Ну, между ними был какой-то серьезный разговор, и они оба явно не рады были, что встретили там кого-то из Блюстоуна.
– Ты мне ни разу об этом не говорила.
– Да, видимо, забыла. Мне это не показалось слишком важным. То есть это же публичное место. К тому же они сказали, что обсуждают, как устроить акцию по сбору денег для открытия детского ракового центра при Университете Вирджинии. Это так и не осуществилось, да и отца твоего потом не стало.