– Я это знаю. Просто госпожа Оливия слишком уж чувствительная по части вынашивания детей.
– Как она сейчас? В порядке?
– К счастью, уже перестала принимать этот лауданум. Опий ее, конечно, избавлял от боли, но она большую часть времени спала. Я так рада, что она рассталась с этим снадобьем. Теперь она почти все время проводит в своем зимнем саду. И, кстати, сейчас она тоже там.
– Так все заказанные растения уже прибыли?
– Да, уже доставили. И она почти все сама успела посадить. Доктор Картер не хотел, чтобы она перетруждалась, но госпожа Оливия сказала, что просто сойдет с ума, если не будет чем-нибудь заниматься. И чем больше она хлопочет там, в оранжерее, тем лучше себя чувствует.
– Прямо магическое место.
– Ну, уж не знаю, как насчет магии, но, когда она там занимается своими растениями, ей явно делается лучше. – Миссис Фритц оглянулась через плечо, точно убеждаясь, что они с Сэйди одни. – Беги туда быстрее и лично передай свою благодарность. Я знаю, ей это будет очень приятно. Доктор до ужина уж точно не вернется.
– Большое вам спасибо, миссис Фритц!
Сосредоточенное лицо домоправительницы смягчилось.
– Беги же давай!
Выскочив через черный ход, Сэйди помчалась по дорожке, ведущей к зимнему саду. Свернув на повороте, девушка наконец увидела оранжерею, и у нее замерло дыхание. Листья деревьев над ней сделались оранжевыми, желтыми, красно-бурыми. Кроны заметно поредели, пропуская намного больше света к многогранному стеклянному куполу, и сейчас он весь сверкал, точно бриллианты, которые Сэйди видела в журналах.
Теперь зимний сад был заставлен большими керамическими горшками с цветущими растениями. Госпожа Оливия, несомненно, знала все их названия, но Сэйди и понятия о том не имела. Большинство из них выглядели непривычно и близко не напоминая ни яблони, ни томаты, а крупные и нежные цветки их были насыщенно-лиловых, желтых или красных оттенков.
Сэйди открыла дверь в оранжерею – и ее тут же окутал влажный воздух, который был по меньшей мере градусов на двадцать выше, нежели снаружи[10]. Госпожи Оливии нигде не было видно, и Сэйди неторопливо двинулась между рядами растений, скользя кончиками пальцев по их пышно разросшимся листьям. Дойдя до самого конца оранжереи, Сэйди вгляделась в оставшийся за стеклом лес. Это пространство внутри зимнего сада было совсем иным миром – настолько отдаленным от той реальности, в которой она жила.
Девушка сунула руку в карман, вытащила ключ от грузовика. И, не успев даже толком сообразить, что делает, она нацарапала свое имя на стекле. Возможно, она совсем ненадолго очутилась в этом диковинном мире – но ей так хотелось оставить здесь свой след!
– Сэйди?
Она развернулась на голос. Госпожа Оливия стояла прямо позади нее в светло-коричневой садовой куртке поверх темно-синего платья и в садовых перчатках, защищающих ее худенькие руки.
Сэйди поспешно опустила ключ в карман.
– Здравствуйте, госпожа Оливия.
– Мне показалось, я слышала, как проехал твой грузовик. У него очень характерный звук.
– Вы просто отлично выглядите, – сказала Сэйди.
– Да, уже чувствую, что прихожу в себя.
– Я приехала поблагодарить вас за журналы.
– А я все думала: когда же ты их заберешь? Они уже две недели пролежали в магазине.
– Да как-то я не торопилась в город. – Жаловаться на недомогание ей было вовсе ни к чему. – Теперь мне на несколько недель будет что почитать.
– Вот и славно.
Сэйди подергала старую коричневую пуговицу, болтавшуюся у нее на манжете рукава.
– Мне очень жаль, что так получилось с ребенком. Не позволь я вам самой садиться за руль… – еле слышно слетело с ее губ, и на глазах выступили слезы.
– Ты в этом не виновата.
– Я никому не говорила, что машину вели вы.
– Знаю. И я очень тебе за это признательна. Мне, конечно, следовало бы сразу прояснить это с мужем, но он был ужасно удручен из-за ребенка. Я едва убедила его оставить тебя в покое.
– Очень вам благодарна.
Подойдя ближе, госпожа Оливия присмотрелась к ней повнимательнее.
– Ты как-то изменилась.
– Вот и мистер Салливан сказал, что я поправилась. Что вполне возможно, учитывая то, сколько мне теперь достается галет с мясной подливкой. Мне все как будто не наесться.
Госпожа Оливия нахмурилась. Глаза у нее потемнели.
– Ты надевала на танцы то зеленое платье?
Сэйди напряженно распрямилась. Платье она сожгла в бочке за амбаром.
– Еще раз вам за него спасибо.
Госпожа Оливия на миг закрыла глаза, еле слышно вздохнула.
– Сэйди, ты на танцах познакомилась с мужчиной?
– Ни с кем таким, кто заслуживал бы упоминания. Если кого и встретила там, то уже не помню.
– Но ты все же встретила мужчину.
– Зачем вы задаете мне все эти вопросы?! – вскинулась Сэйди. – Я приехала, чтобы просто высказать свои извинения и поблагодарить за журналы.
В мгновение ока госпожа Оливия вплотную приблизилась к Сэйди, и ее ладонь скользнула к животу девушки. Едва ее пальцы коснулись живота, Оливия отпрянула.
Сэйди быстро отступила назад, потуже запахивая на себе одежду.
– Что вы такое делаете? Зачем это?
– Ты вообще понимаешь, что происходит?
– О чем вы таком говорите?!
– Сэйди, ты носишь ребенка.
Глава 21
Понедельник, 15 июня 2020 г.
Поместье Вудмонт
Припарковавшись перед парадным входом в особняк, Либби заглушила двигатель. Без кондиционера солнце быстро нагрело автомобиль. На короткое время это тепло ощутилось даже как приятное, но вскоре от утренней свежести не осталось и следа, и коже сделалось жарко. Выйдя из машины, Либби услышала рокочущий мотор грузовика и мерное пиканье сдающей назад какой-то крупной техники. Работы по оранжерее шли полным ходом, и хотя в любой другой день она непременно взялась бы это фотографировать, на сегодня у Либби были совсем иные планы.
Позвонив в дверь, она отступила назад, внутренне готовясь увидеть Теда или Лофтон, которая вновь примется задавать ей неудобные вопросы. Либби не могла представить ни малейшей убедительной причины, зачем она сюда явилась, кроме как просто сказать правду. «Привет, народ! А ну-ка, угадайте? Ваша девочка возвращается домой! Я – дочка Элайны. Сюрпри-и-из!»
Изнутри дома послышались ровные уверенные шаги, в которых Либби узнала поступь Элайны. Либби проверила в заднем кармане письмо – точно судебный пристав с казенной бумагой. «Вам повестка!»
Вместо того чтобы вытащить письмо, Либби стиснула кулаки, но тут же их разжала, боясь, что с ними выглядит чересчур взъяренной. Таковой она, собственно, и была – но сейчас не это имело значение. Она, конечно же, еще как злилась на Элайну и на своего отца! Какого черта им так трудно было рассказать ей правду?
Дверь открыла Элайна. Одета она была в простые облегающие брюки цвета хаки и белую рубашку. Каштановые волосы были убраны назад, и на лице виднелся минимум косметики, но все же в целом ей удавалось выглядеть очень собранно. «И почему мне не достался этот ген?» – даже посетовала про себя Либби.
– Либби? – удивилась Элайна.
– Вы получили мое сообщение? – предельно натянутым голосом произнесла она.
– Да.
Либби не видела надобности спрашивать, почему Элайна ей не перезвонила. Она готова была поспорить на что угодно, что Элайна уловила едва сдерживаемое напряжение в ее тоне и поняла, что тайное наконец стало явным.
– Нам необходимо поговорить.
– Разумеется. – Элайна вышла на террасу крыльца и подвела Либби к паре кресел-качалок под размеренно крутящимся потолочным вентилятором. – Хочешь чего-нибудь выпить? – спросила она, незаметно перейдя на ты.
Водка, бурбон или вино, возможно, были бы сейчас очень кстати и сгладили бы острые края.
– Нет, благодарю.
Элайна опустилась в кресло, глядя, как Либби вынимает из заднего кармана письмо.
– Я вижу, ты наконец-то разобрала отцовские бумаги.
– Я искала завещание на дом.
– Планируешь продавать? – спросила Элайна.
– Использовать как залог. Это долго рассказывать, и я, собственно, не за этим сюда приехала. Я обнаружила письмо, которое написала мне Оливия. Отец держал его в отдельной папке.
Элайна напряженно замерла в кресле, глядя на нее во все глаза.
– И когда ты собиралась мне это рассказать? – требовательно спросила Либби.
В глазах Элайны заблестели слезы.
– Ты злишься на меня?
У Либби быстрее заколотилось сердце, гулкими ударами отдаваясь в ушах. Даже держа это письмо в руке, она какой-то частью души еще надеялась, что все это неправда и что со стороны отца это не было молчаливым обманом.
– Я затрудняюсь сказать, что я сейчас чувствую, Элайна. Я дожила до тридцати одного года – и за все это время никто из вас не был со мною честен.
– Это было главным условием твоего удочерения. Чтобы я никогда с тобою никак не связывалась. Но твой отец каждый год посылал мне твои фотографии.
– Но теперь-то я не ребенок. Неужели, по-твоему, мы не могли бы об этом поговорить хотя бы – ну, не знаю – в последние десять лет?
– Я всегда считала, что мне следует подождать и дать тебе возможность самой ко мне прийти. Я думала, отец тебе все расскажет. Когда я заканчивала последний курс химиотерапии, я позвонила твоему отцу и предложила встретиться за ланчем. Я отдала ему письмо Оливии, и он обещал, что передаст его тебе. Он хотел именно лично сообщить тебе об этом, и я с уважением отнеслась к его желанию.
– Но он мне не сказал ни слова.
Элайна сложила руки на коленях.
– Твой отец сказал, что обязательно передаст тебе письмо. Что, дескать, его долг – донести до тебя правду.
– Об этом он тебе говорил, когда вы вдвоем сидели за ланчем в Роаноке? – И, встретив удивленный взгляд Элайны, Либби добавила: – Роанок не так уж далеко от Блюстоуна. Вас там видела вдвоем моя подруга Сьерра.