– И что было после того, как ты ему обо мне сказала?
– Он немедленно приехал в Нью-Джерси, даже мысли не допуская, что я могу врать. Спросил, как я намерена поступить дальше, и когда я сказала, что подумываю отдать ребенка в приемную семью, он тут же заявил, что хочет тебя удочерить. Сразу я на это не согласилась, но чем ближе подходил срок родов, тем разумнее мне это представлялось. Так я всегда буду знать, где ты. К тому же я ничуть не сомневалась, что твой отец будет очень тебя любить.
– А моя мать знала о вашем грехе?
– Отец твой сказал, что ничего ей не рассказывал. Он не хотел сделать ей больно. К тому же он надеялся, что, отдав дитя ей на воспитание, сумеет как-то исправить нашу с ним оплошность.
– Да ну!
– Не стоит думать о нем плохо. Он в самом деле сделал все как лучше.
У Либби все тело словно онемело – как будто она заглотила целый галлон новокаина.
– Мне кажется, насчет моей матери ты ошибаешься. Она все знала.
Элайна насупила брови.
– Твой отец мне клялся, что она не в курсе.
– Она была проницательной женщиной, – с тоской покачала головой Либби. – А еще я помню: она постоянно возила меня в Вудмонт. Она частенько говорила мне, что это поместье – важная часть истории.
– Скорее всего, она говорила это в общих чертах.
– Нет, я так не думаю. Если бы она ничего не знала, то не стала бы меня так разодевать для поездок в Вудмонт и вообще так с этим суетиться. Мне кажется, она надеялась, что нас увидит твоя бабушка. Наверное, мама хотела, чтобы та знала, что такой человек, как она, способен достойно воспитывать ребенка.
Несколько мгновений Элайна хранила молчание.
– Едва ли твой отец даже подозревал, что она об этом знает.
– Она была умным человеком. И в итоге сумела это доказать.
– Может, и так.
Либби глотнула шипучей лимонной воды, с удовольствием ощутив, как ее терпкость пробилась сквозь сковавшую рот сухость.
– Благодарю за беседу, Элайна.
– Я очень давно ее ждала, Либби.
– Лучше поздно, чем никогда. – Горечь испортила ей привкус во рту. Либби закинула сумку на плечо и повернулась, чтобы уйти. – Провожать меня не надо.
– Я надеялась, мы поговорим с тобою дольше.
– Может, в другой какой-то раз. Но не сейчас.
– Ты в порядке?
– Что мне остается?
– Куда ты сейчас? – порывисто спросила Элайна.
Эта чисто материнская забота показалась Либби очень трогательной и в то же время досадной.
– Пока что без понятия.
– Либби, я собираюсь отдать тебе Вудмонт.
– Забавно это сейчас слышать. Прошлой ночью мне позвонила надравшаяся Лофтон и сказала, что ты намерена так распорядиться имением. Я велела ей пойти как следует проспаться.
– Я поговорю с Лофтон об этой ее выходке. Но суть все равно в том, что я хочу, чтобы Вудмонтом владела ты. Это имение принадлежит тебе.
– Вряд ли твоя дочь будет от этого в восторге.
– Она никогда не проявляла к Вудмонту ни малейшего интереса. К тому же попади поместье к Лофтон, она в считаные годы или разделит его на участки под застройку, или просто продаст целиком.
– Кто знает. А вдруг она тебя удивит?
– Я очень люблю Лофтон и знаю все ее сильные стороны и недостатки.
– А что, если я этого не хочу? – с вызовом спросила Либби.
– Но ты же хочешь?
Либби пожала плечами:
– Вот уж не знаю. Все может быть.
– Подумай об этом, Либби. Ты идеально подходишь для того, чтобы владеть этим поместьем. У тебя уже сейчас имеются идеи, как обустроить имение и заставить его приносить доход. Я хочу, чтобы Вудмонт остался у семьи.
– Посмотрим, – молвила Либби. Ей всегда очень нравилось это поместье. – Но точно могу сказать: если я его и приму, то уж точно делить на куски не стану.
– Вот и славно.
– Но ты же не планируешь в ближайшее время нас покинуть? – спросила Либби.
Элайна с усмешкой приподняла бровь.
– Если у меня есть какое-то право голоса, то я пока побуду на этом конце радуги. Врач сказал, что рак у меня в стадии ремиссии.
– Искренне рада это слышать.
Сказать, что отношения между ними полностью налажены, было бы неискренним. Либби еще только предстояло полностью осмыслить все то, что она узнала сегодня.
– А, кстати, на кого я похожа?
– На свою прабабушку Оливию. Ты просто вылитая ее копия.
Обратная дорога в Блюстоун оказалась крайне утомительной, учитывая, что ехать пришлось в самый час пик. Фотографировать следующую свадьбу Либби предстояло только завтра, так что сейчас она пребывала, что называется, в свободном полете.
Покинув округ Колумбия, Либби заехала в Спрингфилд и, припарковавшись, немного прошлась по центру городка. Купила кофе и булочку с корицей – оказавшуюся почти такой же удивительно вкусной, как те, что пекла Сьерра. Зайдя в магазин одежды, Либби неожиданно оказалась в отделе детских товаров и купила большое и мягкое голубое одеяло, которое попросила красиво упаковать.
Просто заявиться к дому Джереми с подарком для ребенка выглядело бы довольно странно. И тем не менее она поехала в Дэйл и припарковалась напротив того дуплекса, где еще два года назад они жили с ним вдвоем.
Некогда белую окраску дома Джереми успел поменять на темно-синюю, и кто-то выкрасил парадную дверь в ярко-желтый цвет. По-видимому, это было смелое решение Моники, ибо цветовая палитра Джереми обычно не простиралась дальше классического белого.
Либби не настолько еще забылась в своих переживаниях, чтобы просто прошагать к двери и позвонить – как это обычно делают свихнувшиеся бывшие. И тем не менее ей очень хотелось поговорить с Джереми. Несмотря на все разделившие их беды, он по-прежнему оставался для нее другом. А потому Либби сделала то, что и полагалось сделать уважающей себя бывшей жене: написала ему сообщение.
Привет. Я у вас в городе. Можно забросить подарок для малыша?
По экрану понеслись пузырики, потом вдруг замерли, понеслись снова. Он явно раздумывал, что ответить. Наконец появилось:
Конечно. Когда?
Сейчас. Припарковалась напротив твоего дома.
И она добавила эмоджи с огорченной рожицей.
На фасадных окнах дрогнули занавески, и Либби помахала ладошкой, очень надеясь, что не выглядит сейчас маниакальной преследовательницей.
Спустя пару мгновений парадная дверь открылась, и на крыльце появился Джереми в джинсах, в заляпанной футболке и со взъерошенными волосами.
Закрыв за собой дверь, Джереми быстро пересек лужайку, однако на краю тротуара остановился. Когда он оказался ближе, Либби заметила у него под глазами темные круги. У него, похоже, выдались бессонные ночи. Отчего, положа руку на сердце, она почувствовала себя чуточку счастливее.
Либби вышла из машины и, прихватив голубую подарочную упаковку, двинулась к нему. Во взгляде у Джереми появилась настороженность, каковую Либби замечала у него в пору собственной беременности, когда у нее зашкаливали гормоны. А вдруг она вздумала на нем сорваться?
– Не хочу упустить момент, – сказала Либби. – Была в ваших краях и решила завезти вот это.
Джереми принял коробку, разглядывая огромный синий бант, что обошелся Либби аж в пять долларов.
– Ну что ты, Либби, в этом не было необходимости.
– Я знаю. Открой.
Стоило потянуть за ленточку, и она снялась, позволив открыть крышку на коробке. Внутри лежало детское одеяло.
– У меня не было времени сделать его именным. Но я так думаю, малыши все равно читать не умеют, так что это не так важно.
– Он родился всего два дня назад. Мы только что привезли его домой.
Внутри у нее все свело от ощущения одновременно большой радости и глухой тоски.
– Здорово! Мои вам поздравления!
– Спасибо. – Джереми погладил рукой ворсистую материю: – Какое мягкое.
– Продавец в детском отделе сказал, что молодым родителям всегда пригодятся большие одеяльца.
Он опустил на место крышку.
– Буду знать.
– А если честно, то подарок – лишь предлог.
Его густые брови немного сдвинулись над переносицей.
– К чему?
– Увидеть знакомое, родное лицо. Поговорить с человеком, что лично знал моего папу.
Брови сдвинулись плотнее:
– А что такое?
Либби хотела было улыбнуться, но застрявшие в горле слезы не позволили это сделать. Не в силах поглядеть ему в глаза, Либби присела на бровку тротуара.
Джереми опустился рядом с ней, положив подарок на колени.
– Что случилось?
– Я выяснила, что моя настоящая мать – это Элайна Грант.
– А кто это?
– Ну, помнишь Вудмонт? То поместье, где пару недель назад играли свадьбу?
– Ну да.
– Так вот, она его хозяйка. Вудмонт принадлежит их роду еще с восемнадцатого века.
– А ты уверена, что это она – твоя мать? Мне как-то казалось, что тебя родила то ли супершпионка, то ли супермодель международного класса, – поддразнил ее Джереми.
Эти слова, произнесенные с совершенно каменным лицом, вызвали у Либби улыбку. Всякий раз, когда им случалось посидеть на пару за бутылочкой вина, Либби пускалась в рассуждения, кем же могла быть ее биологическая мать. Общим знаменателем для всех версий было то, что некие обстоятельства не позволили ей самой воспитать дочь.
– У нее были и средства, и желание меня растить, – сказала Либби. – Но она была еще слишком молодой и к тому же только поступила в Школу права.
– И ты ее за это коришь? – спросил Джереми.
– Хотела бы – да не могу. Я просто несколько злюсь из-за того, что я дожила до тридцати одного года, прежде чем сумела наконец узнать правду.
– А почему это держалось в такой тайне? Ее семья этого не одобряла?
– Отчасти да. – Либби подергала обтертые края своих джинсов. – А самое офигительное – это то, кто мой биологический отец.
Джереми затаил дыхание.
– И кто он?
– Мой папа.
– Твой папа? Аллен МакКензи?
– Он самый.
Джереми изумленно присвистнул, взъерошив пальцами волосы: