Сейчас, чтобы не возвращаться домой, Павел Прохорович решил через Гляден проехать в город. Там он еще раз попытается доказать, что слияние надо отложить до зимы. Пусть каждый колхоз рассчитается с государством, подведет годовой итог, выдаст, что причтется на трудодни, а уж потом… С весны можно и вместе…
На гляденских полях он встретился с Забалуевым. У того лицо было черным, даже зубы казались пропыленными.
— Ну как, жених, дела? — насмешливо спросил Сергей Макарович, намекая на предстоящее слияние колхозов. — Упираешься?! От невест отказываешься?! А считал себя передовым! Эх, ты!.. Все на тебя кивают головами, как на отсталого.
— Ты, кажется, тоже не соглашался на укрупнение?
— Что ты! Я первый сказал в райкоме: сливаемся с «Красным партизаном». И никаких гвоздей! Вчера провели общие собрания, написали протоколы. В воскресенье — свадьба.
Председатель артели, с которой сливался «Колос Октября», недавно получил выговор за пьянство, — «конкурент» отпал. Сергей Макарович прикидывал в уме: кто может явиться помехой? Никто. И он пригласил Шарова:
— Приезжай на праздник. Анисимовна уже медовуху заквасила!..
— Торопитесь…
— Не по-твоему. Ты — тяжелодум. Скупой. Я тебя насквозь вижу. Тебе не хочется с соседями хлебом поделиться. Ой, не хочется! Вот и стараешься оттянуть, сватов не привечаешь.
Выслушивать легкое балагурство Шарову было не по душе. А тут еще Забалуев задел самое больное. Ответить нечем. И Павел Прохорович ограничился тем, что упрекнул собеседника за очередной тайный наезд на их поля. Зачем он подсматривает? Ведь делает-то все по-своему. Сергей Макарович не обиделся.
— Я не гордый, — сказал он. — Может, чему-нибудь научусь… А ты с меня бери пример: укрупняй колхоз! Взрослый мужик завсегда сильнее двух малышей!
Глянув на изрезанные трещинами поля, он вдруг вспомнил Дорогина. Еще несколько лет назад старик говорил — будет засуха.
— Откуда он знал? Как в воду смотрел! Накаркал!
— И я говорил: садите лес.
— Ишь ты! — Забалуев стукнул кулаком по облучку ходка. — Уж если я примусь прутики садить — обгоню тебя.
— Хорошо! — Шаров протянул руку. — Давай на соревнование!
— Ладно. — Сергей Макарович, уклоняясь от рукопожатия, шутливо погрозил пальцем. — Приезжай на праздник, там поговорим…
В воскресенье Матрена Анисимовна напекла пирогов с луком и яйцами, принесла из погреба кувшин холодной медовухи. Сергей Макарович, не отрываясь, выпил кружку, от удовольствия крякнул, как охрипший селезень. Хороша! Пахнет и медом, и хмелем, и смородиной. В носу поигрывает, будто после шампанского. Остатки допил прямо из кувшина… И пироги тоже хороши: тают во рту! Пришлось ослабить ремень…
— Насчет обеда постарайся, — предупредил жену. — Столы поставь во всю горницу. Стаканов от соседей принеси. Да побольше.
Все шло гладко. А вчера запала в голову тревога: приехал Огнев. Зачем он? Говорит, на выходной день. Какой ему интерес приезжать на такое короткое время? Отдыхал бы в городе. А некоторые колхозники даже обрадовались ему и стали расспрашивать, когда закончит школу и не забыл ли уговора: после учебы — домой на работу? Он отвечал шутками: ни то ни се…
Но что-то долго нет Неустроева. Ведь обещал приехать…
Анисимовна поставила на лавку ведро огурцов:
— Попробуй, Макарыч, свеженьких.
Огурцы были — все как один: ровные, темно-зеленые, с белым пятном на конце. От них веяло прохладой.
Забалуев обтер огурец ладонью, откусил половину. Сочная мякоть захрустела на его широких зубах.
— Для гостей-то будут?
— Будут, Макарыч, будут. И малосольные и свежие — всякие. Вдосталь!.. Я ведь грядки, сам знаешь, поливала каждый день…
Сергей Макарович потянулся за вторым, третьим, четвертым огурцом… Анисимовна не отставала от него. В доме ни на секунду не утихал хруст. Забалуевы ели и похваливали. Вспомнили название огурцов — муромские!
— В старину, сказывают, сам богатырь Илья питался такими!
— Ишь ты! Знал толк! Но без мяса он тоже не мог. Я по себе сужу. Свежий огурец хорош на закуску, чтобы после не манило пить воду.
На дне ведра оставалось всего лишь несколько штук, когда у ворот показался конь, запряженный в ходок. Сергей Макарович торопливо поправил ремень, надел кожаную фуражку и вышел из дому. Навстречу ему спешил бухгалтер Облучков.
— Приехали двое мужиков! И с ними одна…
— Векшина?! Ее-то зачем нелегкая принесла? Ведь Неустроев сам обещался к нам…
Сергей Макарович тяжелой рысцой побежал к коню.
— Не к добру перемена…
Дарья Николаевна уже несколько раз выступала с критикой, в разговорах кивала на луговатцев: «А вон у Шарова!..» На последнем собрании партийного актива сказала: «Забалуев не хочет учиться. А грамоты у него мало, трудно ему…» Ишь какая заботливая нашлась!
Оказалось, что вместе с Векшиной приехал начальник краевого управления сельского хозяйства Бобриков. До этого он работал главным агрономом соседнего совхоза и хорошо знал всех руководителей окрестных артелей. Но зачем он сюда? Обошлись бы без него.
А второй — незнакомый. Бритый. В сапогах. В черном костюме с двумя орденами Красной Звезды и медалями за освобождение многих городов.
У Сергея Макаровича похолодело в груди: уж не этого ли человека прочат в председатели укрупненного колхоза?..
Созвали партийное собрание. Там приезжего попросили рассказать автобиографию. Он говорил отрывисто, будто отвечал на вопросы в анкете. Вырос в городе. После возвращения с войны работал в промкооперации. Выпускали пуговицы, гребешки. Мелкое производство. Захотелось на более трудную работу. А тут райком как раз подыскивал человека на должность председателя. Ну, вчера заполнил анкету, посмотрели и сказали: «поезжай».
Образование у него — шесть классов…
— Маловато! — громогласно перебил рассказ Сергей Макарович.
— Нам бы агронома в председатели, — сказала Вера и перенесла взгляд на Бобрикова.
Тот пожал плечами.
Объявили перерыв. Векшина и Бобриков долго разговаривали с Огневым…
На объединенном собрании двух колхозов, которое открылось в клубе, Никиту Родионовича избрали в президиум, и он занял за столом председательское место. А Сергей Макарович сел рядом с ним, опустил глаза и подпер голову рукой.
«Еще неизвестно, что скажет масса, — успокаивал себя. — Кто-нибудь из своих колхозников вспомнит добрым словом… Ошибки у меня были. А у кого их нет?..»
Векшина произнесла небольшую речь, затем зачитала решение обеих артелей. Все проголосовали за слияние. Теперь у них в Глядене — один колхоз, пожалуй самый крупный в районе!
Попросив слова, Бобриков шагнул к трибуне, высокий, похожий на каланчу. Забалуев смотрел на него, заломив голову.
Бобриков говорил долго — обо всех отраслях хозяйства. И все насчет агротехники. Вот он перешел к конопле. Доходная отрасль! Это и без него все знают. Государство в ней нуждается. Осенью в селе будет начато строительство завода по переработке конопляной соломки на волокно. Хорошо!.. Что это он? Принялся хвалить Верку Дорогину. Будто бы по ее почину появилась конопля на Чистой гриве. Все заслуги приписал девке. А кто надоумил ее заняться коноплей, хотя бы и низкорослой, какую в прежние годы мужики сеяли на веревки? Кто выдвинул в звеньевые? Все знают — Сергей Забалуев! А теперь его замалчивают, словно он — сбоку припека.
Кажется, Бобриков переходит на критику? Дерзание!.. Вот-вот, дерзить Верка горазда! Всем надерзила много, а ему, председателю, столько, что в три короба не уместится…
Нет, голос не тот. Таким не критикуют. По шерстке гладит…
И Сергей Макарович снова сник. Недоброе предчувствие не обмануло его, — Бобриков заговорил о нем:
— Бесспорно, Дорогиной надо было кое-что подсказать, в чем-то поправить ее. А вместо этого рутинеры расставили рогатки на пути и нарыли волчьих ям. К нашему стыду, среди них оказались отдельные агрономы. Нашли общий язык с Забалуевым. И их никто не призвал к порядку.
Началось обсуждение вопроса о названии нового колхоза. Из зала крикнули:
— Оставить «Красный партизан»!
Тут уж Сергей Макарович не мог утерпеть.
— Зачем менять название? — громко спросил он, подымаясь на ноги. — Я так думаю…
— Мы и говорим, — не надо менять, — перебили его. — Оставим наше старое.
— Предлагаю, — повысил голос Забалуев, — называть по-нашему…
— А мы не согласны!
— Колхозы слились, а он рассуждает о «нашем» и «вашем». Теперь все — наше.
— А о круглой печати не подумали? — продолжал Сергей Макарович. — Заказывать новую — дело хлопотное. И денег стоит!
— Ничего, как-нибудь заплатим! В крайности, ссуду возьмем!
В зале смеялись, шумели. Забалуева никто не слушал, и он укоризненно покосился на Огнева, — дескать, какой же ты председатель, если не можешь навести порядка.
Никита Родионович постучал карандашом по графину с водой, и шум начал понемножку утихать. Забалуев стоял и ждал тишины, намереваясь продолжить речь в защиту своего предложения. Но в это время из первого ряда поднялась Вера, словно пружиной подкинуло ее. Она воспользовалась тишиной раньше его.
— Колхоз — новый, и название дадим новое.
Сергей Макарович тяжело опустился на стул и опять подпер голову рукой.
Той порой Вера предложила:
— Давайте назовем — «Победа»!
— Вот это дело!
— Хорошее название! — поддержали сразу несколько голосов.
«Может, и хорошее, но короткое, — думал Забалуев, привыкший к названию из двух слов. — Надо сказать — над кем или над чем…» И как бы в ответ на его раздумье в зале прыснул со смеху какой-то бойкий шутник:
— Над Забалуевым победа!
Огневу не сразу удалось остановить неугомонных пересмешников.
— Мы собрались не для шуток, — строго напомнил он. — Дело большое, серьезное…
Предложение Веры он поставил на голосование. Забалуев, побагровев, расстегнул две пуговицы гимнастерки, в задумчивости медленно поднял вялую руку, когда уже все проголосовали.