— Так до тебя и теперь не дошло?! — спросила Векшина дрожащим от гнева голосом. — Я на фронте таких лжецов отправляла в трибунал…
Она позвонила в крайком.
В села были отправлены комиссии. Там им рассказали не только о весенних, но и об осенних приписках. Выяснилось, что на «глубинках» недостает зерна.
Желнин многое перевидал на своем веку, ему приходилось исключать из партии карьеристов, чуждых, примазавшихся людей, пытавшихся использовать партийный и государственный аппарат в своих личных целях, приходилось отдавать под суд жуликов и проходимцев, но с таким обманом партии он встретился впервые.
Старая гвардия коммунистов, выпестованная Ильичем, шла на каторгу, в ссылку, стойко смотрела в лицо смерти. Не щадя жизни, боролась за великую правду людей труда. За честность, равную чистоте солнечного луча. И у каждого сердце было светлее алмаза… В первые годы революции в Москве и Питере, да и в других городах, хлеба выдавали по восьмушке фунта. И то не каждый день. Помнится, в Иваново к празднику Октября эту восьмушку выдали только детям. Ленину из деревни привезли подарок — он отдал в детский дом… А тут нашелся негодяй — вместо хлеба подсовывает бумажки! Мелкая душонка старого столоначальника! А виноваты мы сами. Пытались критиковать, что-то поправлять. Лечили гомеопатической крупой. А нужна была хирургия. И безотлагательно.
До районной партийной конференции оставалось полгода. А ждать нельзя ни одного часа. Впереди горячая пора — уход за посевами, заготовка кормов, уборка урожая. Кого рекомендовать первым секретарем райкома?..
Вызвав помощника, Желнин попросил пригласить Дарью Николаевну. Желательно сейчас же, если она окажется на месте.
«Векшина по призванию партийный работник, — думал Желнин, оставшись один в кабинете. — Она — всегда среди людей. Знает, какие пути ведут к сердцу. Умеет вдохновить… Фронтовая закалка политработника — на всю жизнь. Надо было сразу направить ее на партийную работу…»
Засуха, свирепствуя два года подряд, подорвала и без того расшатанное хозяйство многих артелей района.
Прошлым летом более двух месяцев дули суховеи. Ярое солнце так раскаляло землю, что там и сям появлялись трещины шириной в мышиные ходы. Пересохли речки, болота превратились в суходолы. Трава погибла даже на тех лугах, которые в обычные годы считались сырыми.
Луговатку спасли многочисленные новшества, введенные в колхозе «Новая семья». Поблизости лесных полос кудрявилась густая люцерна. Только она помогла уберечь от гибели тот скот, который не был отправлен в таежный Кедровский район. Соседи едва вернули себе семена, а луговатцы с тех полей, где стеной стояли «зеленые друзья» и где было накоплено много снега, собрали по десять, а местами даже по двенадцать центнеров с гектара.
А нынче новая напасть — проливные весенние дожди. Каким-то будет лето?.. Векшина тревожилась за будущий урожай, и эти тревоги все чаще и чаще приводили ее в Луговатку. Посмотрев поля «Новой семьи», она говорила соседям:
— А у Шарова делают вот так…
Но и там пошатнулась экономика колхоза. И пошатнулась не только от засухи. Шаров больше, чем в какой-либо другой год, сетовал на заготовительные цены. Себестоимость продукции в прошлом году резко повысилась, а цены оставались неизменными. И поля и фермы дали убыток. Доход только от пасеки да от сада. Но маленькими заплатками невозможно зашить больших прорех. Долги растут. И на фермах не успели сделать всего, что было намечено в колхозной пятилетке…
Не в одной Луговатке — всюду в ту весну ждали перемен. Ждали и в городах. На полках магазинов не было ни колбасы, ни масла. В булочных торговали все теми же черными «кирпичами»… Нет, не решена хлебная проблема. Крепость еще не взята. А штурм должен начаться. Этого требует жизнь. И разведчики уже отыскивали пути для будущего наступления.
Шаров тоже был занят поисками этих путей. На последнем пленуме крайкома он говорил и о нераспаханных землях, и о поправках к уставу сельхозартели, и о многом другом.
Сейчас Дарья Николаевна спешила привезти ему первую приятную весть:
— Твоими замечаниями заинтересовался Центральный Комитет партии…
— Нас бы теперь подхватить под руку да помочь. Мы б рванулись вверх! По всем бы отраслям! — радовался Шаров этой первой весточке. — И государству дали бы всякой продукции в два раза больше, и подняли бы трудодень…
На машине Векшиной они поехали осматривать поля. Дарья Николаевна сидела рядом с водителем. Шаров — на заднем сиденье. Слегка наклоняясь вперед, он рассказывал, что засуха явилась еще одним серьезным испытанием для колхозного строя. В прежние времена эта частая суровая непрошеная гостья, родная сестра смерти, была непобедимым общенародным бедствием. Полное опустошение. Голод косил чуть ли не поголовно всех… А в колхозах люди выстояли, как гвардейцы на фронте! Почувствовали свою силу. Прошли через все трудности и победили засуху!
Еще одно усилие, и план в «Новой семье» будет выполнен. Фундамент заложен крепкий. Хозяйство двинется вперед, колхозники будут жить лучше.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Родная земля! Беспредельные степи сибирские! Над вами, боясь потревожить дремотную тишину, медлительно плыли столетия. В знойном воздухе парили орлы, высматривая добычу. Как безбрежное море, колыхался ковыль.
С озера на озеро пролетят лебеди, задумчиво и грустно перекликаясь мягкими и певучими голосами: «Кув, кув»; расхохочется над чем-то, поднявшись на крыло на какую-нибудь минуту, озорной пересмешник куропат, тотчас же спохватится и замолкнет в колючем чертополохе; толстый увалень сурок робко глянет на солнышко, встанет столбиком, пересвистнется с соседом и, испугавшись своего голоса, юркнет в нору, и опять навалится на степь тишина.
Тоскует земля по пахарю, который распахнул бы на ней тяжелую шубу плотной, как войлок, дернины, чтобы могла она дышать полной грудью, свободно и вольно. Тоскует земля по человеку, который прибрал бы ее по-хозяйски любовно, как прибирают в доме к большому празднику, и украсил бы садами на радость свою. Тоскует земля по пшеничному зерну, по огородной и цветочной рассаде, по семечку кукурузы, по нежному саженцу яблони — хочется ей отблагодарить за заботы, и с такой щедростью, чтобы ахнули от изумления даже не привыкшие удивляться.
Помнит степь: пришел пахарь с деревянной сохой, поковырялся там да сям, обливаясь горьким потом. Вековая дернина была непосильна ему.
Не забудет степь того раннего майского утра, когда появились дружные большие семьи настоящих хозяев и когда всколыхнули тишину незнакомые ранее голоса неугомонных машин, перед которыми трепетали не только заросли ковыля, но даже чахлые перелески. Для нового пахаря нет преград. Как птицы в пору гнездованья, стрекочут и поют в степи тракторы от зари до зари, а иногда и всю ночь напролет. Но еще не хватает их, не сливаются голоса в единый хор. Поля подобны оазисам в пустыне.
Между ними все еще — дикие травы.
Но уже надвигается новь широким фронтом — от всех городов и дорог. Никому не нужные травяные дикари последнее лето сосали соки земли. Весь свет облетела призывная весть о великом наступлении мирных советских людей: в поход за изобилие хлеба и мяса, молока и масла, плодов и овощей! Завтра прозвучит: «Покорим целину!» — и страна всем миром навалится на истосковавшиеся степи и пустоши. За короткий срок будет распахана территория, равная четырем государствам — Англии, Голландии, Бельгии, Дании. А послезавтра советский народ вступит в мирную борьбу за первое место на земном шаре по хозяйственной мощности, по богатству и изобилию всего, что требуется для самой лучшей жизни просвещенных людей. Не былая русская тройка, а необгонимый электровоз-великан с пятиконечной красной звездой заставит дать ему дорогу и посторониться государства, в течение веков кичившиеся своими первыми местами в мире. А впереди с новой силой засияет маяк коммунизма, воодушевляя всех, кто движется по этому единственному пути в будущее.
Пройдут десятилетия, но люди будут помнить эту переломную пору.
В Гляден съехались все садоводы района, целый день ходили по саду, слушая рассказы Трофима Тимофеевича о его новинках, пробовали яблоки с новых гибридных деревьев, выращенных им. Прибыли также председатели колхозов и секретари партийных организаций. В клубе открылось совещание. Профессор Петренко выступил с докладом: «Каждому колхозу — плодовый сад!»
Приехал Желнин, только что вернувшийся из Москвы, с пленума Центрального Комитета партии, рассказал о больших переменах, которых ждал народ, и о том, что предстоит сделать в их крае. Тут и кукуруза, и картофель, и увеличение производства молока, масла, мяса. Но первым вкладом края будет пшеница.
— Да, пшеница — главное! — согласился Шаров, поднявшись на трибуну вслед за ним. — Твердая пшеница — с новых земель, мягкая — с тех, что распаханы давно.
С горечью упомянул он о низких урожаях, за которые сегодня уже становилось стыдно. Сибирский чернозем может давать больше, чем самые лучшие земли Западной Европы. Дело — за высокой культурой земледелия. В свой генеральный план «Новая семья» записывает средний урожай пшеницы по сорок центнеров с гектара.
В зале многие переглянулись. У кого-то вырвалось усмешка:
— Ого! Куда хватил!
— Я не оговорился, — ответил Шаров. — Удвоим урожай! У нас все для этого есть: и машины, и земля, отдохнувшая, пока на ней росла люцерна, и лесные полосы, и минеральные удобрения, и сортовые семена. Все, все.
И не только урожаями новый колхозный план будет отличаться от первого. Они перестроят село, проложат прямые улицы, дома — из кирпича, просторные, светлые. Начинать это не так-то просто и не так-то легко. От прадедов перешла привычка к деревянной избе, у каждого закреплялась в сердце с детских лет. Плотник считался в деревне первым мастером. Теперь ему на смену должен прийти каменщик. А главное — расположить человеческое сердце, чтобы все почувствовали: каменный дом удобен и красив. Он — на века! И пусть те, кто будет жить при коммунизме, не обижаются на них, колхозников пятидесятых годов, и не упрекают в бескрылости… Вчера такое строительство им было не по плечу, — для скотных дворов кирпич возили из города. Не навозишься. Дорого! Да и там его не хватает для строек. А завтра, когда они установят свой пресс для изготовления сырца, когда научатся обжигать кирпич, можно будет строить по доброму десятку домов в год.