Когда Слава Не Пришей Рукав оказался в Доме Покоя, над ним сразу же стали работать специалисты. Машину поместили отдельно, а его отдельно. Сказали, что ему следует немного отдохнуть. А то он сильно переутомился и может где-нибудь напортачить. Слава остался удовлетворен объяснением.
Мы вместе с шерифом отправились в участок, чтобы изучить положение дел на улицах.
По логике вещей, с изолированием машины проклятий чертовщина должна была прекратиться, но то ли альтеры уже привыкли к падению кирпичей на головы соседей после неосторожных ругательств, то ли сохранялось остаточное поле в атмосфере, но ситуация на улицах к лучшему не изменилась.
Я расположился в гостевом кресле, дымя трубкой. Ник предложил стаканчик виски, но в кабинете сидела Карма, она меня смущала, и я отказался. По очереди мы ознакомились с полицейскими отчетами. Дело было дрянь, но надежда оставалась.
– Как поживает Джек Браун? – спросил я.
– Его отвезли в больницу. Врачи осмотрели, не нашли ничего подозрительного. Все в порядке, – ответила Карма.
– Нашего Джека не так-то просто пришибить. Он у нас железноголовый, – заявил Красавчег.
– Ник, я вот что думаю. Странно как-то все, ты не замечаешь? За последние полгода у нас на Большом Истоке случилось больше происшествий, чем за три предыдущих. Каждое из этих событий чрезвычайной важности, способное изменить наш мир или уничтожить его. Ишибаши, мальчик Вселенная, Палач, Плакса, теперь вот Машина Проклятий, и это еще не полный список. Такое ощущение, что нам подбрасывают проблемы, нами играют, преследуя какие-то цели. Если бы мы упустили хотя бы одного из этих альтеров, Большой Исток взорвался бы, превратился в руины. Каждый раз мы бродим по краю пропасти, но пока не свалились. Ты не задумывался об этом? – спросил я.
– Признаться честно, мне было некогда об этом думать. У нас то одно, то другое. Но теперь, когда ты сказал, чувствую, что в этом что-то есть, – нахмурился Красавчег.
Я поймал на нем заинтересованный взгляд Кармы и почувствовал волну ревности.
– И ты полагаешь, что это не совпадения? – спросила Карма, заметив мою реакцию.
– Я уверен, что совпадений не бывает. Несколько чрезвычайно могучих альтеров один за другим оказывались в Большом Истоке и ставили под удар сам факт существования нашего города. Всегда есть причины происходящих событий. Чем дольше я об этом думаю, тем больше убеждаюсь в том, что за всеми этими событиями кто-то стоит. Назовем его Дирижер. Он пытается либо уничтожить Большой Исток, либо взять его под контроль. В любом случае мне это не нравится. Но я убежден, что Дирижер существует.
– Очень любопытная теория, есть над чем поразмыслить, – произнесла Карма. – А может, нам ниспосланы испытания, которые мы заслужили? И то, как мы из них выйдем, покажет, заслуживаем ли мы дальше жить с нашими талантами.
– Может, конечно, и так. Может, и так. Но идея с Дирижером мне нравится больше, – сказал я.
Красавчег хмурился и молчал. Но чувствую, мне удалось заставить его задуматься.
Машину Проклятий поместили в камеру-глушилку. Прошло десять часов, но количество происшествий, связанных со сбывшимися проклятиями, не уменьшилось. Цифры говорили обратное. И пусть жители еще соблюдали запрет на проклятия, вернее старались соблюдать, но капля за каплей подтачивала плотину, грозя ее прорвать к утру. Человеческую натуру сложно переделать.
– Что-то не так, – поделился я своими опасениями с Красавчегом.
Ник пару минут назад проснулся. После утомительного ожидания он задремал прямо на рабочем столе. Теперь он зевал и туго соображал.
– В смысле?
– Машина в камере. А проклятия все равно сбываются.
– Да ладно. Все меньше и меньше, – потянулся Ник и выпил воды.
– Цифры говорят обратное.
– Статистика врет, на то она и статистика, – упорствовал Ник.
– Подбрось да выбрось, посмотри правде в глаза, – вспылил я.
И тут же вместе с креслом взлетел к потолку. Перекувырнувшись через голову, я выполнил сложный акробатический кульбит и вернулся в исходное положение.
Мой полет окончательно стряхнул с Красавчега сон.
– Можешь не продолжать, – испуганно попросил он. – Верю тебе окончательно. Что делать будем?
– Давай прокатимся к Дому Покоя? Посмотрим, что там да как. Судя по всему, Машина Проклятий совсем не работает. Дело не в ней.
Мы застали Славу Не Пришей Рукав в состоянии дикого возбуждения. Он расхаживал по комнате, выделенной ему для временного проживания, из стороны в сторону, что-то бормотал, ругался почем зря и требовал, чтобы ему позволили продолжить работу.
Мы не стали заходить к нему, выслушали доклад охранников и понаблюдали за Славой через окно. Изнутри оно выглядело как большое зеркало, в котором Слава время от времени пристально себя рассматривал.
– Кажется, я знаю, что нам делать, – задумчиво произнес я.
– Говори, – потребовал Ник.
– Надо поместить Славу в глушилку и понаблюдать. Если происшествия на улицах прекратятся, вынести из глушилки машину и посмотреть, что будет. Уверен, что через каких-то пару часов мы получим результат.
До окончания эксперимента мы с Красавчегом решили остаться в Доме Покоя. Все вышло, как я и предположил. Когда Слава Не Пришей Рукав оказался в глушилке, проклятия перестали сбываться. Я даже провел эксперимент, несколько раз пожелал Нику нехорошее и пару раз произнес: «Подбрось да выбрось», – и все без побочных эффектов.
Когда Машину Проклятий вынесли из глушилки, эффект сохранился. Мир вернулся к прежним границам. Каждое произнесенное нами слово, пускай даже и в сердцах, оставалось просто словом, а не хитроумным проклятием, мечтающим воплотиться в реальность.
Ник Красавчег распорядился вернуть бесполезную Машину Проклятий Славе Не Пришей Рукав, но из глушилки его не выпускать до окончания следствия. День давно закончился, расходиться не хотелось, поэтому мы отправились ко мне.
– Крейн, скажи, как так получилось, машина эта Славкина – просто кусок железа? – спросил Красавчег, расположившись со стаканом виски в любимом кресле на крыльце моего дома.
– Именно. Мы взяли ложный след. Хотя если быть точным, след был верный, только выводы мы сделали неправильные. Машина не может исполнять желания или проклятия. Машина – она просто машина, при этом не работающая. Там просто нечему работать.
Я раскурил трубку, сделал маленький глоток виски и затянулся.
– А мы с тобой поверили в эту чертову машину. Слава смог нас убедить в том, что машина во всем виновата. Он сам верил в ее могущество. А все это время именно Слава воплощал в жизнь всю площадную брань, все проклятия, сказанные в сердцах. Делал ли он это специально? Вряд ли. Уверен, что он даже не подозревал о существовании у себя такого таланта. Он был убежден, что он гениальный ученый, что его цель – создать машину желаний. Он был так убежден в том, что это его призвание, что не заметил, как сам стал машиной. Вот только желания, которые он исполнял, были, мягко говоря, с душком. Держать Славу в глушилке несправедливо. Он не виноват, что он такой.
– Но и выпускать нельзя. Он не совсем здоров. Мы создадим ему все условия для работы. Пусть занимается исследованиями. Мы будем его лечить, и когда он выздоровеет, сможем выпустить в город. А пока он опасен для общества, – заключил Ник Красавчег, подняв кверху указательный палец.
Вокруг ногтя плясало пламя.
– Каждый человек, альтер должен нести ответственность за свои таланты. Вот что главное, – заявил Красавчег. – Словами мы создаем мир. Поэтому надо следить за языком. А то однажды мы можем проснуться, и мир вокруг нам не понравится. И это страшно.
– Подбрось да выбрось, – согласился я, вдруг вспомнил, что за неосторожные слова может последовать расплата.
Но мне за них ничего не было.
Ирина ЛазаренкоДеликатная напасть
– Построить деревню и отдать суккубам? – переспросил дядька Пузан.
Староста пожал плечами и протянул ему бумагу с печатью – на-ко, сам погляди. Пузан действительно поглядел – чисто барашек на новую изгородь, поскольку был дядька туповат и малограмотен.
Староста Адыр грузно перевалился с ноги на ногу, пожевал тонкими губами и ещё раз потряс бумагой. Было ему неловко. С одной стороны, общее настроение он разделял и видеть соседями суккубов не желал ни на вот столечко. С другой стороны – он, ставленник власти в деревне Сливке, обязан был найти предписанию хорошо звучащее объяснение и обеспечить его выполнение.
– Сами знаете, теперя повсюду такое, – Адыр нахмурил брови, вперился взглядом вдаль и, с трудом припоминая мудреные слова, старательно выговорил, – по мирному уговору меж Человеческим Соизмерением и Другомирьем, Соизмерение принимает на поселение жителей невозможно перенаселенного Другомирья, каковые…
– Тьху, – досадливо выдохнул кто-то в небольшой толпе, выражая мнение односельчан.
Староста сбился, помолчал и кисло закончил:
– Каковые обязовываются соблюдать законы нашего Соизмерения и всё такое прочее. Словом, во-первых, возмущаться нечему, а во-вторых, с этим всё равно ничего не поделать. Кроме того, деревню для суккубов и без нас построят. А наша задача несложная – получить уведомление и подписать своё согласие.
– А если не подпишем? – для порядка спросил кузнец. Невысокий, жилистый, уже немолодой, он пользовался большим уважением деревенских жителей, поскольку вылезал редко, но всегда по делу.
Адыр поморщился.
– Тогда нам сюда определят кого похуже суккубов, да? – угадал кузнец и трубно хохотнул. – Что же это получается за согласие, когда нас уведомляют, а мы примиряемся?
– Да чем вам плохи суккубы? – принялся увещевать староста, зная, что от бумаги всё одно не отвертеться. – Они ж смирные, оседлые, работящие. А если б к нам эльфов определили, а?
По толпе прошелестело «Боги, сохраните!». У вредоносных, не поддающихся никакому вразумлению эльфов была исключительно дурная слава. Хотя на самом деле никто не поручился бы, что длинноухие и вправду могли за обиду сжечь дом вместе с жителями или что они любили красть сговоренных невест. Или что сводили со дворов собак и жрали их сырыми. Или… нет, наверняка никто не знал, сколько истины в этих слухах. Но что эльфы были шумны и грубы, всем занятиям предпочитали шатание по округе без дела, тащили всё, что плохо лежит – это установленная истина. И что длинноухие нахально задирали местных жителей, пьянствовали, не брезговали вымогательством – тоже не вызывало сомнений.