– Ярослав Павлович, я должен резюмировать, что в отношении вас процедуры и сроки приема заявления не были нарушены, однако если в течение следующих четырнадцати недель вы не сумеете подать заявку, сообщите об этом в наш отдел качества обслуживания.
– Я умру.
– Всего доброго.
– До свидания… Эй, подождите!
– Да?
– Вы сказали, все эти нелюди, операторы, они тоже ходят по таким инстанциям, когда им что-нибудь нужно, да?
– Разумеется. Это общепринятая…
– Да, я понял. Скажите, а в какой-нибудь из этих инстанций найдется для меня вакансия? И холера с ним, с автомобилем. Автомобиль не заменит человеческого общения, черт побери!
Ирина ЛазаренкоВолховы внуцы
– Три-два-один, я иду искать! – почти пропела магичка, и оборотни в своих укрытиях инстинктивно прижали уши к головам.
Было слышно, как женщина идет по двору – неспешно, осматривая каждый куст и закуток, как шлепают по пяткам разношенные опорки и шуршит одежда, когда она нагибается. Как тяжело, громко хрупая коленом, поднимается на колоду – посмотреть, не залез ли кто- нибудь на поленницу. Потом снова шаги по двору и звон цепи: магичка заглядывает под колодезное ведро.
Красноглазый едва удержался, чтобы не взвизгнуть возмущенно, ведь под ведром спрячется разве что новорожденный оборотень! В последний миг сообразил, что это просто ловушка, как на маленьких щенят, и успел сцепить зубы – а вот Рыжая Лапа ничего такого понять не успела и громко чмыхнула носом. Глупая самка!
Шаги во дворе замерли.
– Пус-ти…
Красноглазый с удивлением понял, что наступил на горло Рыжей Лапе, глубоко вдавив ногтекогти в густой подшерсток, а его собственная шерсть стоит дыбом на загривке. Медленно разжал оскаленные зубы, отодвинулся, стараясь не задеть высокие стебли лебеды. Глупая. Самка.
Ноги в опорках прошлепали мимо покосившейся лавки, под которой они прятались, и свернули за сараюшку.
– Злюка, – прохрипела Рыжая Лапа. – Чего кидаешься?
Виновато пригнув голову, Красноглазый метнул хвостом. И правда, чего? Женщина ничего не слышала, где уж ей, с её плоскими ушами!
Под лавку вполз на брюхе Пятнистый, встряхнулся, разбрасывая комочки земли.
– Видали? За сарай пошла, кхех. Мы там припрятали днём кой-что. Визгу будет!
Все трое навострили уши, чуть привстав с земли передними лапами.
– Слушайте, слушайте! – шептал Пятнистый. – Заорет и побежит!
Раздавшимся после этого воплем можно было оповещать город о пожарах, нашествии вражеских армий, спятивших драконах. Подавать сигналы заплутавшим в тумане кораблям. В одиночку атаковать сотни.
Но женщина не побежала. Слышна была только возня, затем еще один взвизг, тяжелое падение и пыхтение, а потом булькающий хрип и звук разрываемой плоти, который оборотни ни с чем не могли спутать.
Щенки переглянулись, поджали хвосты и стали отползать. По телу Пятнистого пробегала дрожь.
– Там мыши, – повторял он, клацая зубами, – только мыши на деревьях. Просто мыши! На верёвочках!
Звуки за сараюшкой стихли, потом под чьими-то ногами (нет, лапами!) хрустнули ветки, шурнули листья, еще мгновение тишины – и скребнули когти по доскам забора. Потом всё стихло окончательно. Если бы в сторону щенков дул ветер, они учуяли бы запах крови, смерти и дикой шерсти. Но ветра не было.
Хлопнула рассохшаяся дверь – из дома вышла еще одна магичка. Окликая первую, пошла по двору. К ней выбегали из своих укрытий маленькие оборотни, и спрятавшаяся под лавкой троица тоже выбралась наружу, когда женщина подошла ближе.
Все вместе они повернули за сараюшку. И тогда женщина завизжала – просто по дурной человеческой привычке. А оборотни на все голоса залаяли, призывая старших. То, что убило первую женщину, щенкам было явно не по зубам, и оно еще не могло уйти далеко.
Детектив прибыл очень скоро – даже раньше некоторых соседей. Привлеченная воплями толпа только нарастала за забором, а он уже появился во дворе, здоровенный, сосредоточенный и такой взъерошенный, словно за ним гнались.
– Быстро, – бросил женщине, окруженной щенками. – Что видели?
– Да я как-то…
Безжалостно сминая льняной костюм, детектив опустился на лапы подле разорванного тела, осмотрел раны, потянул воздух большим влажным носом.
– Ну? – бросил через плечо, пошел к забору так решительно, что соседские бабы аж отшатнулись.
– Да в доме я была! – громким шёпотом ответила женщина.
Детектив покосился на неё, немолодую, неопрятную, окруженную перепуганными щенками. Вернулся к свежим царапинам на досках, принюхался, пригляделся, что-то сковырнул ногтекогтем из щели между досками.
Соседки, осмелев, подбирались ближе. Самая толстая, бельмастая баба в засаленном буром платье, возбужденно шипела что-то товаркам. Детектив шевельнул ухом. «Я ж говорила, не будет добра. развели псарню под боком.» «Звери, чисто звери, – соглашались другие бабы, – всех перевыбить, да и дело с концом!»
В пять размашистых шагов детектив подошел к женщине, навис над ней угрюмой меховой тучей:
– Все щенки здесь? Сколько их?
– Восемь, – хрипло сказала женщина и под тяжелым взглядом детектива схватила двух ближних оборотней за загривки, прижала их головы к своим бокам. – Все тут, все.
«Ты гля, как разорвало-то», – доносилось от забора. Детектив поморщился. Соседские бабы рассматривали окровавленное тело любопытно и жадно, без страха, без омерзения. «Ужас-то какой, ужас», – с удовольствием причмокивала бельмастая толстуха.
– Кого из вас водили за город? Быстро.
Щенки одинаково поджали хвосты и опустили головы. Детектив поморщился снова.
– На меня смотреть. Отвечать. Ну?
Молчат, вскидывают взгляды и тут же снова отводят, переминаются на лапах.
– Вы что! – со смелостью наседки повысила голос женщина. – Они же щенки! Совсем маленькие, имён еще не получили! Нельзя с ними та…
Окончание фразы заглушили восклицания соседей, и с неба горбатой тенью рухнул патрульный дракон.
Детектив оскалился.
– Кого водили за город? Быстрее!
Они мотали головами, растерянные, ошарашенные, оглядывались на дракона, на детектива, друг на друга. Один щенок пятился, другой прижимал уши, двое жались магичке, еще одного била дрожь. Только красноглазый, подрагивая губами, смотрел исподлобья – затравленно, сердито.
– Детектив Вулф! – рявкнуло из-за забора, и щенки взяли магичку в дрожащее мохнатое кольцо.
Одутловатый мужчина с хищными усами спустился со спины патрульного дракона и спешил к забору, переваливаясь на опухших ногах и тяжело дыша. Соседские бабы расступались перед ним, как отара перед собакой- пастухом.
– Детектив Вулф! Вы что делаете тут?
Усач схватился волосатыми пальцами за доски забора. Руки его были покрыты бородавками, ногти – сизые, в ломких желобках.
– Вам тут нельзя! Вы тут что себе! Вы что, наказа не читали?
Соседки снова загалдели. Виданное ли дело, чтобы оборотня гнали от убитой травомагички! А кто ж тогда расследовать будет?
Детектив медленно полез в карман, достал порткост, вынул из него декоративную косточку.
– Чего я не читал?
Усач побагровел, огляделся в поисках калитки, не нашел ее и покрепче стиснул деревянные доски.
– Вчерашним наказом, – чеканил он одышливо. – Все оборотни отстраняются. От расследований подобных. Подобных нападений.
Детектив потянул из косточки мозг, подумал.
– Да? – спросил в конце концов. – Отчего?
Усы встопорщились, словно сами по себе. Женщины затаили дыхание в ожидании ответа. Щенки переглядывались.
– Потому что не вашего ума дело! Вот почему. Идите в участок. Ознакомьтесь с наказом под оттиск. Под оттиск! Ясно вам? Всё ясно?
Детектив вытянул остатки мозга из пластической косточки, посмотрел на неё с обидой и пошел себе со двора. Но перед тем задержал взгляд на красноглазом щенке.
Из мрака проступали подгнившие балки и высокий каменный свод, чуткое ухо оборотня выделяло из гула хриплых голосов отдельные возгласы и смех. Подземные пещеры были пропитаны тухлой вонью – запахом гоблинов-самцов, и вонь эта, Вулф знал, въестся в шерсть и будет преследовать его еще несколько дней.
Сидящий перед ним гоблин подвигал рукой, в которую была врезана кровильница, макнул туда палочку и поставил новую точку на карте.
– И одно нападение здесь.
Закрутил клапан на кровильнице и подтянул к себе руку другой рукой. Смотрел на детектива заискивающе, почти по-собачьи прижимал большие уши, а толстая кожа на голом лбу собиралась в глубокие складки. Вулфа необъяснимо раздражало, что Угун обращается с дательной рукой как с чем-то посторонним, когда использует кровильницу.
– Неплохо, – буркнул детектив, и гоблин просиял.
Из глубины пещеры раздались визги и улюлюканье: кого-то забрасывали дерьмом. Угуна тоже наверняка забросают, когда Вулф уйдет – писарь частенько приходил на службу, не полностью отчистившись, за что немедленно получал нагоняй. Сейчас-то, ясное дело, ни одна зелёная рожа близко не подойдет, боятся оборотня, до икоты боятся, ишь, рассосались по дальним углам. Правда, сидеть там смирно не могут никак, все время шумят и шевелятся, раздражая Вулфа. Гоблины, одно слово.
Имей Угун хоть кроху нахальства, напористости – он бы сообразил, как оградить себя от издевательств соплеменников, используя служебное положение, но Угун был совершенной тряпкой.
– Что думаешь? – спросил Вулф и прикрыл желтые глаза. Люди под его взглядом робели, а гоблины – цепенели. Даже собственный Вулфов писарь, который давно бы должен был привыкнуть.
Детектив редко спрашивал мнения Угуна, хотя и знал, что тот обожает вертеть в голове сложные задачки. Не гоблин, а мрак пойми, что. Только на то и годится, чтобы зарабатывать для общины корм.
Угун развернул к себе карту с точками-отметками.
– Если за четыре дня было пять нападений на псарные ясли, имеется семь убитых травомагичек, а оборотней убирают от расследований – хотя уже полвека только оборотни расследуют нападения на травомагичек…