Вулфу казалось, скованные цепями деревья подошли ближе, обступили поляну плотнее. Что мертвые листья под ногами разъезжаются, а их запах перебивает запахи сородичей, дикой шерсти, ржавого железа, воспаленной коры и луны. Все смотрели на него – и вожак, и старуха, и безмолвная тень, и городские семьи со щенками, и эти проклятые деревья за пределами поляны. Осмыслить сразу всё сказанное Вулф не мог, а просто отмахнуться от него, как собирался поначалу, уже не выходило.
Ему не было известно ничего, что опровергло бы слова этих дикунов и оборотней. А всё, что было ему известно, действительно началось с псарных яслей и травомагичек.
Детектив сердито встряхнулся, выбрасывая из ушей голоса, которые продолжали там зудеть. В свете луны заплясали шерстинки.
– Но что вам было нужно на самом деле? Вы не для того всей стаей пришли под стены города, чтобы рассказать сородичам о людях. Вы не так много знали о людях, когда пришли сюда.
Под вопрошающими взглядами городских оборотней вожак лишь впустую клацнул зубами.
– Вы просто кочевали, – осклабился Вулф, довольный, что теперь не он слушает других с беспокойством и удивлением, а другие слушают его. – Вы так давно не доходили до этого края, что не знали о городе и ближних поселениях, не знали о стенах, что их окружают, о патрульных драконах, которые не дадут вам пройти дальше на юг.
– Это так, – подтвердил вожак неохотно и приподнял верхнюю губу, чтобы недовольно зашумевшие городские оборотни получше разглядели клыки.
Старая самка грузно плюхнулась в мертвые листья – все лапы разом отказались ее держать.
– Но мы придумаем, как пройти через город всем вместе, – сказала мать куцехвостого.
– Вместе! – рявкнула двадцатиголовая тень. – Вместе!
– Оборотни хотят уйти из города и выживать в голодных землях? – Вулф покачал головой. Это было слишком, даже если дикуны не совсем уж неправы. – Вы даже прикованных деревьев боитесь, что с вами будет в лесах, которых не сдерживают маги? Вы не умеете жить на воле!
Обернулся к вожаку.
– Вы там вымираете, в голодных землях, да? Хотите умножиться хотя бы ими, привитыми, их детьми…
– Нас становится меньше, – медленно, раздельно проговорил вожак, – так же, как вас. Но в голодных землях волховы внуцы живут так, как получается у них самих, а не так, как решил кто-то другой.
– Живут, живут, – затянула седая самка. – Мы не убиваем стариков, если только не встает выбор между нами и щенками. В городе ни один волхов потомок не доживет до старости.
– А в голодных землях многие доживают? – огрызнулся Вулф, но слова седой самки засели между его ушей и беспокойно ворочались там, сминая складками кожу на лбу.
Эта полудохлая старуха никогда не увидит такого предписания, какое на днях получил отец детектива и которое когда-нибудь получит сам Вулф.
– Мы хотим уйти! – рыкнул отец красноглазого щенка, не обращая внимания на удивленный и растерянный писк сына. – Люди придумывают всё новые причины, чтобы выбивать оборотней в городах, лишь бы человечье поголовье было больше – они-то сами тоже вымирают, не от черной дрожи, так от своих болячек! Лучше сдохнуть в голодных землях по своему выбору, чем в городе – по воле человека! Не позволю я выбить своего щенка или заразить его пыхтуном! Не хочу, чтобы меня самого выбили, когда я состарюсь, когда городу от меня не будет пользы.
Оборотень замолчал, увидев, как исказилась морда Вулфа.
– Голодные земли всё равно придут сюда, – припечатал отец куцехвостого. – Через пять лет, десять, двадцать. Придут и возьмут эти города измором, не помогут ни драконы, ни стены, ни дурацкие законы людей. Ты проживешь так долго, чтобы это увидеть, ищейка?
Некоторое время было тихо.
– Не услышал ли пришедший без зова Вуф-Вуф слишком много? – в конце концов спросила старуха. – Не станет ли это угрозой?
– Угрозой, – повторил вожак и облизнулся.
Двадцать дикунов медленно выступили из тени, городские оборотни замерли.
– Не станет? – повторила самка.
Вулф заставил себя распрямить прижавшиеся к голове уши. Он действительно услышал сегодня слишком много, куда больше, чем собирался – и больше того, чем можно было пренебречь.
– Вам не пройти через город. Одно дело – отвлечь дракошек-стражей и впустить одного дикуна, другое дело – целую стаю. И вокруг стен вам не обойти город и селения, они широко раскинуты на восток и запад, патрульные драконы вас увидят. Вам не добраться до южного леса ни напрямую, ни в обход.
Вожак оскалился, но смолчал. Старуха, тряся головой, смотрела на Вулфа. И двадцать дикунов из тени смотрели на Вулфа, и городские оборотни, и деревья на краю поляны, и дикие самки со щенками, которых он не видел.
– Я – единственный, кто мог бы помочь, – тихо закончил он, скрипнул зубами и решился: – но в ответ я попрошу об услуге.
Стая дикунов текла по гоблинским подземным пещерам, как гигантская мохнатая гусеница. Впереди – вожак, огромный взъерошенный зверь, по бокам – взрослые самцы, в середине – самки и детеныши. Старая самка трусила в хвосте, ее подпирали плечами молодые.
Сверху, из ниш, с уступов и больших валунов гоблины в ужасе смотрели на мохнатые спины, торчащие уши, оскаленные пасти. Гоблины, которым не хватило места на уступах, рассосались по боковым тоннелям и вжимались в свои укрытия, едва дыша. Скудные припасы они попрятали, но дикуны всё равно их чуяли, то и дело от стаи кто-нибудь отбивался, исчезал в тени и вскоре возвращался, что-то заглатывая. Потом, когда стая пройдет, гоблины недосчитаются многих запасов и нескольких детишек, но до этого не будет дела никому, кроме самих гоблинов.
Шорох лап, цокот когтей, клацанье зубов, рычание смешивались в низкий тревожный гул, от которого уши гоблинов отчаянно дергались, а толстая кожа становилась холодной. Еще долго в пещерах будет пахнуть дикой шерстью, и еще долго в дикой шерсти стаи будет оставаться тухлая гоблинская вонь, и она не даст им прятаться от деревьев чужих голодных лесов.
В южных тоннелях, прямо под городским околотком, стаю ждали. Пять городских семейств со щенками, Вулф и пожилой оборотень, похожий на него. Поодаль стояли очень важная гоблинка в ожерелье из огромных ракушек и сутулый молодой гоблин с врезанной в руку кровильницей. За спинами Вулфа и старика переминался кто-то еще.
Стая остановилась, и пять семейств оборотней влились в неё почти беззвучно, только громко и сердито сопел красноглазый щенок. Пожилой оборотень тоже шагнул вперед, встал перед вожаком. Из-за спины Вулфа вышли еще двое, и стая дикунов замерла, увидев их.
Это были девочки лет восьми. На первый взгляд – обычные дети, только ходят сгорбившись и руки у них длинноваты. И пахнет от них не как от людей.
– Моя просьба, – сухо сказал Вулф.
Вожак смотрел на девочек. Им не нравился этот немигающий нечитаемый взгляд, не нравилось стоять в гоблинском тоннеле среди тухлой вони и запахов дикой шерсти. Губы девочек дрожали, приоткрывая клыки, подрагивали волосатые руки с черными ногтекогтями.
Хвост стаи пришел в движение: старая самка протискивалась вперед.
– Ты просил, чтобы мы взяли с собой твоего отца и внучек, – наконец сказал вожак. – Ты не сказал, что твои внучки – наполовину люди. Как такое возможно?
– И еще они магички, – угрюмо признался Вулф, и стая взвыла в голос. – Так получилось. Мой отец присматривал за ними, но недолго – теперь город постановил выбить его по старости, а детей отдать на изучение магам. Это смерть для всех троих.
Вожак молчал.
– Ты сказал, что возьмешь их с собой, – Вулф чувствовал, как подрагивает верхняя губа и дыбится шерсть на загривке. – Ты обещал заботиться о них, как о любом в стае.
Сверху шуршало и шушукалось – из укрытий осторожно выглядывали гоблины. Рядом с вожаком появилась седая старуха, и ее треснутый голос взвился до потолка пещер:
– Почему мы стоим здесь? Почему не берем этих щенков? Они тоже потомки волховы!
– Они совсем другие, – покачал головой вожак. – Они еще дальше от нас, чем те, кто пришел из города. У них больше общего с людьми, чем с нами.
– Люди собираются их растерзать, не так ли сказал Вуф-Вуф?
Вожак знал, что прямо в это мгновение патрульные драконы, сыщики из околотка и маги идут по северному лесу к старой стоянке племени, наученные Вулфом. И пока все они там – стая может незамеченной проскользнуть к южному лесу, раствориться в нем серой многоголовой змеёй. Увернуться от обещания взять с собой этих недооборотней и их пожилого прадеда, которые будут обузой, чуждостью, опасностью…
Нельзя увернуться от обещания и остаться вожаком. Стая идёт за тем, кто камень, а не за тем, кто труха.
– Мир меняется, – сварливо сказала старуха. – Если мы будем меняться вместе с ним, то сможем прожить еще немного.
Вожак в последний раз окинул взглядом детей, сердито встряхнулся. Волховы внуцы не должны оставлять на гибель своих и даже недо-своих. Вожак мотнул головой, и девочки вместе с пожилым оборотнем заняли свое место в хвосте стаи.
А потом, не издав больше ни звука, она заскользила мимо мохнатой многоногой гусеницей, растворяясь во мраке старого южного тоннеля. Дикуны возвращались в голодные земли, а с ними уходили пять семей оседлых оборотней и получеловеческие дети, потому что в голодных землях у них была хоть какая-то возможность выжить.
Вулф смотрел им вслед и думал, что мир помешался. Его собственный мир помешался два дня назад на поляне голодного леса, когда он впервые увидел своими глазами дикунов, когда слушал и слышал их, когда понял, что в их словах может быть больше правды, чем во всём, что он знал до сих пор.
– Ну что тут скажешь, – протянул Угун и переступил с ноги на ногу, – здорово ты отделался от девчонок.
Детектив пожал плечами, достал порткост. Очень долго выбирал косточку, очень тщательно возвращал порткост в карман. Глубоко втянул костный мозг.
– Тупица ты, Угун, – хрипло сказал он, развернулся и быстро пошел к выходу из пещер, в сторону, противоположную той, куда ускользнула стая.