Его речи были сосредоточены на одном пункте — своем собственном восхвалении. В то же время в средствах массовой информации была запущена интенсивная кампания культа личности. Фотографии, речи, лозунги и стихи восхваляли «лидера», как будто Бакр уже не был официальным руководителем Ирака. Когда югославский президент Иосип Броз Тито приехал в Багдад в феврале, высшую югославскую медаль, обычно предназначаемую для главы государства, получил Саддам, а не Бакр.
Сцена была подготовлена. 16 июля 1979 года, накануне одиннадцатой годовщины прихода Баас к власти, президент Бакр выступил по телевидению и сообщил стране о своей отставке со всех общественных постов по причине нездоровья. В тот же самый момент Саддам был приведен к присяге как президент республики Ирак.
Глава шестая. Президент
Выступая с обращением к нации в качестве верховного правителя Ирака, Саддам Хусейн говорил:
— Никогда раньше не случалось ни в древней истории, включая историю нашей страны с момента ее зарождения, ни в наше время, чтобы два руководителя находились у власти одиннадцать лет в одной команде и при этом ни разу не возникло опасного дисбаланса в руководстве, когда один мог бы вытеснить другого.
Саддам Хусейн лукавил. Как только он перестал нуждаться в Бакре, тот был отодвинут в сторону. Одномоментно Хусейн стал не только президентом, но и получил все ключевые посты: Председатель Совета революционного командования, генеральный секретарь Регионального управления партии Баас, глава исполнительной власти, Верховный главнокомандующий. И это при том, что он давно уже считался «сильным человеком» в Багдаде и отвечал за силы безопасности.
Саддам Хусейн возглавил страну, обладающую громадными нефтяными богатствами. Он принял под свое командование мощную, стремительно развивающуюся армию. Он мог с удовлетворением сказать, что Ирак успешно развивает свою экономику, что образование и здравоохранение здесь бесплатные, что основные продукты питания дешевые. А самому лидеру исполнилось всего лишь 42 года. Он был в расцвете сил и полон самых честолюбивых планов.
Его путь к вершине власти впечатлял. Саддам отличался цепким упорством, несравненным искусством манипулирования людьми и безжалостностью по отношению к своим врагам. Он продемонстрировал, что в лабиринтах политики ничего не следует предоставлять на волю случая. Более десяти лет упорно и терпеливо стремился он к верховной власти в стране, пока не подошло время для смещения президента Бакра. Он заблаговременно избавился от реальных и потенциальных соперников. Он даже строил экономическую политику таким образом, чтобы создать предприимчивый средний класс, который стал бы его социальной опорой. Вся внутренняя и внешняя политика была подчинена достижению его политических целей. И вот долгий путь завершился более чем впечатляющим успехом: 11 июля 1979 года особая закрытая сессия Совета революционного командования решила освободить президента Бакра от всех его обязанностей и передать их Саддаму Хусейну.
Смена караула была хирургической операцией. Она держалась в строжайшем секрете до самого последнего момента, чтобы предотвратить возможность неожиданного срыва. Время для этого шага, годовщина «Июльской революции», было также тщательно рассчитано, чтобы символизировать историческую преемственность режима. Сам Бакр подсластил пилюлю, согласившись сотрудничать с Саддамом, и расценил свое фиаско как естественную и закономерную передачу власти. Годами Бакр фактически был пленником своего молодого протеже, которого он сам же взрастил. Теперь ему следовало признать, что пришло время уйти. В своем обращении к нации 65-летний президент объяснил свое решение уйти в отставку типичной причиной — слабым здоровьем.
— Давно уже, — сказал он, — я говорил своим товарищам по командованию, особенно моему дорогому Саддаму Хусейну, о своем пошатнувшемся здоровье, не позволяющем полноценно исполнять обязанности, которые Командование на меня возлагает. Я неоднократно просил их освободить меня от этой ноши, но товарищ Саддам и другие товарищи в руководстве из деликатности и благородства даже отказывались это обсуждать. При этом они всегда выражали готовность снять с меня некоторые из моих второстепенных обязанностей. Однако, — продолжал он, и голос его задрожал, — недавно мое нездоровье стало плачевным, я больше не могу исполнять мои обязанности так, как требуют того моя совесть и масштаб тех задач, которые Командование мне поручает. Поэтому я настаиваю, чтобы товарищ Саддам Хусейн и мои коллеги по партийному руководству удовлетворили мою просьбу и освободили меня от партийных и государственных обязанностей.
После этого Бакр стал превозносить человека, который только что лишил его власти, и утверждать, что тот «больше, чем кто-либо, подходит на роль руководителя». Расхваливая политические достоинства Саддама, бывший президент подчеркнул: «В течение трудных лет, предшествующих революции, товарищ Саддам Хусейн был храбрым и верным борцом, который пользовался уважением и доверием своих партийных соратников. Накануне революции он был во главе храбрецов, штурмовавших бастионы реакции и диктатуры. По мере нарастания революции он стал блестящим руководителем, способным разрешать любые трудности и брать на себя бремя ответственности».
Хусейн, со своей стороны, облачившись в мантию скромности и смирения, которая для подобных случаев у него всегда была наготове, пространно объяснил народу, как долго он не хотел сменять Бакра, как многократно старался он отговорить больного президента от отставки. И только после того как Бакр настоял на своем уходе, он неохотно согласился принять назначение по «воле партии». Рассыпаясь в похвалах своему предшественнику, Хусейн изобразил нынешнюю передачу власти как «уникальную в древней и современной истории», до такой степени «естественным, нравственным и конституционным образом» она была осуществлена. Разумеется, он не упомянул о том, что именно он продумал и организовал эту передачу.
Оказав эту последнюю важную услугу своему бывшему протеже, Ахмед Хасан аль-Бакр с достоинством ушел со сцены после одиннадцати лет лидерства. Через три месяца у него отняли его последнюю должность — пост заместителя генерального секретаря Национального управления партии Баас, который был добавлен к должностям, уже занимаемым Саддамом. В конце 1982 года, в один из самых тревожных периодов, переживаемых Ираком в ходе ирано-иракской войны, когда стали циркулировать слухи о возможном возвращении Бакра к власти, отставной президент умер в полной безвестности. Это, в свою очередь, породило подозрения относительно истинной причины его смерти, но о причастности к ней Саддама нет никаких доказательств.
Оказавшись у руля, Саддам незамедлительно занялся закреплением достигнутого. Несмотря на кажущуюся легкость перемены, недовольство узурпацией Саддамом поста президента существовало, и его следовало ликвидировать. Во время особого заседания, решавшего вопрос об отставке Бакра, генеральный секретарь СРК Мухи Абдель Хусейн Машхади внезапно встал и потребовал, чтобы они проголосовали по вопросу о передаче президентом Бакром своих партийных и государственных обязанностей Саддаму Хусейну. Он настаивал, чтобы решение было принято единогласно.
— Ваша отставка невозможна, — сказал он Бакру. — Если вы больны, почему бы вам не отдохнуть?
С точки зрения Саддама, такие разногласия были совершенно нетерпимы. Ему мало было солидного большинства, которое он имел в правящих структурах государства. Теперь он был самостоятелен, но уже не существовало отеческой фигуры Бакра, чтобы в случае необходимости защитить его. Теперь ему было что терять. Он сразу же стал гораздо могущественнее, чем все его соратники вместе взятые, но гораздо более уязвимым в случае нападения с их стороны. И он настроен был защитить себя любой ценой. Это сочетание властолюбия и страха, которое позже подвигнет Саддама на крайние действия — военную агрессию против Ирана и Кувейта, — обернулось в две последующие недели после его вступления в должность самой зверской и беспощадной чисткой во всей его карьере.
Уже 15 июля, за день до публичной отставки Бакра, иракский народ узнал, что Машхади был освобожден от своих обязанностей тремя днями раньше. Объяснение этому шагу было дано только через две недели, когда контролируемые государством средства массовой информации неожиданно объявили о раскрытии «предательского, подлого заговора, замышляемого шайкой авантюристов, ненавидящих партию и революцию». Согласно официальному заявлению, заговор планировался на протяжении нескольких лет, и власти давно уже о нем знали. В нем была замешана некая иностранная держава, но «в национальных интересах» было решено «в настоящее время ее не называть». Как и при прежних чистках в конце 60-х и в начале 1970-х годов, «заговорщикам» были предъявлены фантастические обвинения в участии в «капитулянтском проекте, направляемом американским империализмом в интересах сионизма и прочих гнусных антиарабских сил».
То, о чем обычные иракцы узнали 28 июля, в партии знали уже несколько дней. 22 июля Саддам созвал чрезвычайную конференцию партийной верхушки. Заседание открыл Таха Ясин Рамадан, давний сотоварищ Саддама, командующий партийной милицией и Народной армией. Он взял слово и объявил о раскрытии «подлейшего заговора». Рамадан говорил грустно и печально, стремясь передать свою боль от «предательства» партии ее самыми видными и старыми членами. Удивление слушателей достигло высшей точки, когда Рамадан объявил, что все заговорщики присутствуют в зале и что они были приглашены на заседание, не зная предварительно повестки дня. Затем Рамадан попросил Машхади, приведенного из тюрьмы, взойти на трибуну и рассказать о подробностях «беспрецедентного преступления».
Явно похожее на сталинские тотальные чистки 30-х годов, сфабрикованное признание Машхади было пространным и подробным. Голос его звучал глухо. Он выглядел разбитым, смирившимся со своей неминуемой гибелью. Машхади рассказал, что с 1975 года принимал участие в сирийском заговоре, направленном на устранение Бакра и Саддама Хусейна, чтобы проложить дорогу сирийско-иракскому союзу во главе с Хафезом Асадом. Когда заговорщики поняли, что Бакр собирается уступить пост своему заместителю, они попытались уговорить президента изменить свое решение, зная, что вст