Игорь обернулся. Лицо матери выражало беспокойство.
— Ты стал много пить, — сказала она без укора, но немного дрожащим голосом.
— Нет, — мотнул он головой. — Не много…
— От тебя пахнет, — теперь уже мать отрицательно мотнула головой. — У тебя что, появились новые друзья?
Игорь задумался. На вопрос матери не ответил.
— Я уйду по делам на часок, — сказала она. — Захочешь кушать — всё в холодильнике!
— Мам, а Степан где? — спросил внезапно Игорь.
— Степан? С утра во дворе был, точил лопаты.
— Я, может, сегодня в Киев съезжу, — проговорил Игорь, глядя на деревянный пол, требовавший в скором времени новой покраски. — Ненадолго… Пленку проявить.
— Так у тебя же беспленочный! — удивилась мать.
— А я антикварный купил, для пленки, — соврал парень.
— И чего это ты в антиквариат ударился? И эта старая форма? — кивнула мать на табуретку.
— Да так, сейчас модно ретровечеринки устраивать…
Мать ушла. Игорь оставил кассету на табуретке. Оделся. Постоял пару минут у окна, глядя на сероватый осенний день, готовый вот-вот разразиться дождиком. Боль в голове утихала. Уже и память вернулась и объяснила, откуда взялась кассета, и даже разговоры с рыжей Валей и с винокрадом Ваней вспомнились во всех подробностях.
«Как было бы хорошо жить одному, — подумалось вдруг Игорю. — Без этого материнского присмотра и контроля, без напоминаний о том, что надо искать работу, без вопросов о новых или старых друзьях!»
Игорь задумчиво усмехнулся. Вспомнил о пачке двухсотгривенных купюр, полученных от Степана. Это ведь двадцать тысяч гривен! На карманные расходы, на пиво и кофе — этого много. На то, чтобы начать самостоятельную жизнь, на покупку квартиры или домика — слишком мало. Вот если бы эти деньги вложить в бизнес?!
Улыбка сошла с лица Игоря, но задумчивость осталась.
«В чужой бизнес давать деньги глупо, — продолжил размышлять он. — Не вернутся. А начинать свой бизнес? Для этого сначала надо стать бизнесменом. Какой из меня бизнесмен? Никакой».
В Киев в этот раз Игорь решил поехать на электричке. Небо хоть и опустилось ниже под тяжестью туч, но дождя еще не было. Даже если дождь пойдет в Киеве, это не страшно. Игорь прихватил с собой зонтик. Раньше он чаще ездил электричкой до Киевского вокзала, а потом пешком переходил на площадь Победы. Для этого надо было подняться на мостик-переход над платформами, с которых электрички отправлялись на Левый Берег, и спуститься на Старовокзальную улицу, давно превращенную в «торговые ряды» для жителей пригородов. Там, конечно, располагались не только киоски и магазинчики, но и всякие мелкие мастерские, где можно было продлить жизнь старой, заношенной обуви, поменять батарейки в часах или даже отремонтировать чемоданный замочек. Где-то там, на этой улице, видел Игорь и фотосалончик, возле дверей которого всегда стоял метровый стенд с ценником, доказывавшим дешевизну услуг по проявке пленки и печати снимков.
К радости Игоря, и салончик, и стенд у его открытой двери оказались на месте. Только вот парень, стоявший за прилавком, покрутив в руках кассету с пленкой, отрицательно мотнул головой.
— Не-е, — протянул он, возвращая кассету. — Это какая-то «Свема»… к тому же «чэбэ». Идите лучше в нормальный салон.
— А что такое «нормальный салон»? — спросил немного огорченный Игорь.
— Ну, «Фуджи» или «Кодак». Ближайший… — парень задумался, — это надо на Хмельницкого или, лучше, на Львовскую площадь поехать. Пять минут на маршрутке от цирка. Там, за Домом художника, два таких салона!
Игорь спрятал кассету с пленкой в карман куртки, бросил взгляд на небо и зашагал в сторону цирка.
Салон «Фуджи» на Львовской площади был куда респектабельнее каморки на Старовокзальной. И мужчина за прилавком отличался серьезным видом и не дешевым костюмом. За его спиной жужжал большой компьютеризированный «проявочно-печатный» аппарат, родом явно из Японии или ее стран-соседок.
— «Свема»? — удивленно произнес сотрудник салона. — Нет, — он обернулся на жужжащую фотомашину. — У меня он запрограммирован на цветную печать. Это если б сотня черно-белых пленок, тогда можно…
— Так что, — в голосе Игоря смешались разочарование и отчаяние, — мне эту пленку и проявить в Киеве негде?
— Ну почему негде? Я такого не говорил! — мужчина виновато улыбнулся. — Вам нужно к профессионалам. Можете попробовать на Прорезной, 26!
Игорь сунул кассету обратно в карман куртки, несколько обреченно кивнул хорошо одетому мужчине и вышел на улицу.
С неба заморосил дождик. Мелко и стыдливо, словно стесняясь своего несоответствия тяжелым низким тучам, способным явно и на грозу, и на ливень, а не только на эту морось.
По дороге на Прорезную Игорь остановился выпить кофе в новой «Французской булочной» на углу Гончара и Ярославова Вала. Думал переждать дождик, а дождался полноценного ливня. Правда, пока Игорь пил свой «американо» с молоком, ливень иссяк и вскоре просто монотонно бил по асфальту дороги и тротуара редкими крупными каплями.
Фотостудия на Прорезной выходила витринами на улицу. В витринах — роскошные большие черно-белые фотографии. Игорь засмотрелся на них с восхищением: каждая мельчайшая деталь была отчетливо видна. Люди, дома — всё изображенное на снимках было современным, но при этом черно-белость фотографий подчеркивала вневременность изображаемого, заставляла Игоря искать в снимках второй, дополнительный или главный, но немного скрытый смысл. Цветные фотки просто развлекают или радуют. Они редко заставляют задуматься. Черно-белые — наоборот. Игорь ощутил это мгновенно, как только его взгляд упал на первый снимок за стеклом окна-витрины.
Налюбовавшись фотографиями, Игорь поискал взглядом вход в студию. Вход, однако, был со двора.
В этой студии не было прилавка, как не было и «проявочно-печатных» машин. Помещение напоминало скорее квартиру. Воздух внутри, за порогом, поначалу обогащенный запахами кофе и ментоловых сигарет, подсказывал назначение комнаты слева, белая дверь в которую была настежь открыта. Там была кухня. Дальше, направо, две ступеньки вниз и через открытые двойные двери — просторная комната с двумя диванами и двумя креслами, всё расставлено вокруг большого журнального столика с круглой столешницей из толстого стекла. На столешнице пара одинаковых фотоальбомов. Один — запаянный пленкой, второй — нет. На обложке одна из фотографий, выставленных в витрине студии.
— Вам кого? — напугал из-за спины негромкий женский голос.
Игорь резко обернулся. Увидел перед собой невысокую женщину лет сорока с чашечкой свежесваренного кофе в руке. Короткие волосы пепельного цвета, сережки со вставками из бирюзы, домашний темно-синий сарафан и уж совершенно домашние, пушистые тапочки на ногах. Игорь почувствовал себя крайне неудобно. Словно без спросу зашел в чей-то дом.
— Я, наверное, ошибся, — залепетал он и вытащил из кармана куртки в знак доказательства своей ошибки кассету с пленкой. — Я думал, тут… у вас… фотосалон…
Игорь хотел уже пройти мимо женщины к выходу, но ее смешливый взгляд, упавший на кассету, остановил его.
— Можно? — спросила она, протянув свободную руку к кассете.
— Конечно!
— Присядьте! — она кивнула гостю в сторону кресел и диванов. И сама прошла вперед, опустила кофе на столешницу и присела в кресло. Поднесла кассету ближе к глазам.
— Вы думаете, она не проявлена? — женщина подняла взгляд на Игоря.
— Думаю, что нет.
— Это ваших родителей?
— Что? — недопонял Игорь.
— Я подумала, что вы это нашли в вещах родителей, — заговорила она, голос стал бархатнее, мягче. — Я когда-то нашла в маминой сумке с документами три непроявленные пленки… На одной из них оказались снимки из Евпатории, семидесятые годы, и я с моим братиком. Мне тогда было пять, а ему семь…
Игорь слушал и кивал.
— А ее проявить можно? — вдруг спросил он.
— Конечно, можно, — ответила женщина. — Через полчаса вернется мой муж. Он — фотограф, я только помогаю. Поговорите с ним.
Мужа звали тоже Игорем. Он оказался приятным невысоким жилистым мужчиной. Две верхние пуговицы на клетчатой рубашке, заправленной в джинсы, были расстегнуты, поверх — потертый серый клубный пиджак.
— Я всё делаю только качественно, а это стоит дорого, — сразу сказал он. — Вы можете пойти в любой клуб фотографов-любителей и договориться со старичками, которые снимают антикварными аппаратами. Или можете оставить пленку здесь. Гарантии никакой, цена за проявку и печать — сто долларов.
— Сто долларов? — удивился Игорь.
— На самом деле как минимум двести пятьдесят. Все химикаты — профессиональный импорт, бумага специальная и так далее. Это я вам сказал сто как человеку, не связанному с профессиональной фотографией. Может, она, — он кивнул на кассету, — засвечена или просто кто-то снимал какую-то чепуху. Поэтому вы подумайте: вам это точно надо?
Игорь-фотограф уставился в глаза гостю пытливо-вопросительным взглядом, словно хотел его отговорить.
На какое-то мгновение Игорь и впрямь засомневался. Да и не было у него с собой ста долларов. Фотограф, заметив выражение неуверенности на лице посетителя, замер. Замер в ожидании ответа.
— Нет, — Игорь опустил взгляд на кассету в своей ладони. — Мне надо… А сколько времени всё займет?
— Ну, пару дней, наверно. Надо проверить, все ли химикаты у меня есть, да и время на всё найти… Я — не свободный художник, у меня куча заказов и проектов.
— А деньги надо вперед? — осторожно поинтересовался гость.
— Конечно, — выдохнул фотограф. — Вы оставляете мне работу и уходите. Вы ее оплачиваете, я ее делаю, независимо от того, появитесь вы за снимками или нет…
Игорь понимающе закивал.
— Хорошо, тогда я вам оставлю. — Он передал хозяину студии кассету. — А деньги… у меня с собой нет, но я… Я перезвоню приятелю. Может, одолжу.
— Перезвоните.
Игорь набрал на мобильнике номер Коляна.
— Слышь, ты мне на день-два сотню баксов одолжишь? У меня деньги есть, только дома. А я сейчас в Киеве, мне они тут нужны.