На высыхающих фотографиях обнаженные девушки с метлами между ног исполняли роль ведьм. Игорь прошелся вдоль снимков. Этого Ваня Самохин снимать точно не мог. Особенно в Очакове 1957 года!
Игорь оглянулся назад. Подошел к проему кухонной двери. Увидел жену фотографа в синем сарафане и тапочках, стоящую к нему спиной, лицом к кофеварке.
Она словно почувствовала присутствие Игоря. Обернулась.
— Кофе будете?
Игорь кивнул.
— Присаживайтесь там, — она кивнула в сторону «рабочей гостиной» с диванами и креслами.
Вернулась с подносом, на котором стояли три чашки кофе.
Где-то рядом громко открылись занавески. Полилась вода.
В комнату из другой внутренней двери зашел фотограф, опять в клетчатой рубашке, только в этот раз другой расцветки. Снова две верхние пуговицы расстегнуты. Рубашка почти вылезла из джинсов. Фотограф, заметив взгляд гостя, тоже обратил внимание на это и заправил ее обратно.
— Я сейчас, — сказал он и зашел за ширму, обитую черной тканью, зашелестел там бумагами.
— Ну вот, полюбуйтесь на свою находку! — протянул он Игорю пухлый картонный конверт, усаживаясь на кресло рядом.
Игорь вытащил из конверта пачку фотографий. Уже знакомый химический запах ударил в нос. Механически рука Игоря протянулась за чашечкой эспрессо, и глоток густой ароматной «арабики» возвратил его в состояние комфорта.
Игорь заметил, как дрожит в его руке пачка фотографий. Опустил ее на стеклянную столешницу перед собой и взял в руку верхний снимок. На снимке перед калиткой, за которой отчетливо был виден одноэтажный дом, стояла дородная женщина с двумя тяжелыми сумками. Странно, что она не опустила сумки на землю, а держала их в руках. При этом на лице, даже на самой улыбке прочитывался вес этих сумок, точнее, соответствующее весу напряжение. Озадаченный Игорь поднес фотографию поближе к глазам.
Фотограф поднялся, перенес к креслу Игоря осветительный прибор на ножке. Направил лампу вниз, включил. Тепло сразу коснулось рук Игоря. Но и фотография словно бы ожила, словно стала почти цветной.
«Это же мать Вани! — понял Игорь, всматриваясь в лицо женщины. — И за это я отдал сто баксов?!»
Боязливо он взял в руку второй снимок. Теперь подсветка сверху лишала Игоря необходимости прищуриваться или подносить фотографии к самому носу. На втором снимке с порога дома Чагина спускался мужчина лет пятидесяти-шестидесяти со скуластым лицом и недовольной гримасой губ. Он смотрел себе под ноги. Игорь попробовал понять: откуда, из какого положения снимал этого человека Ваня. Всё говорило о том, что Ваня должен был лежать или сидеть на корточках слева от калитки за забором. «Там, кажется, дерево?!» — припомнил Игорь. Дальше на двух десятках снимков еще какие-то люди, мужчины без улыбок, битые жизнью. Три лица повторялись несколько раз. На одной фотографии можно было рассмотреть профиль самого Чагина.
И вдруг — три снимка с базара, с рыжей Валькой. На одном снимке она кому-то хвалит свою рыбу. На втором — разговаривает с невысоким мужчиной с виноватым выражением лица.
— Яркий типаж! — прозвучал слева голос фотографа.
Игорь отвлекся, обернулся.
Игорь-фотограф показал пальцем на Вальку.
— Рыжая, наверное, — сказал он и отпил кофе.
— Откуда вы знаете? — удивился посетитель.
— Черты лица, — спокойно пояснил фотограф. — У таких рыжих особые черты лица, и мимика другая, наглая, широкая.
Игорь задумался. Попробовал вспомнить: а есть ли у него среди знакомых рыжие? Среди нынешних знакомых?
— Кто-то из родственников? — поинтересовался фотограф.
— Да… то есть не мои родственники, а знакомого, — Игорь думал о своем, а поэтому отвечал сбивчиво.
— Фотографии хорошие, — продолжил хозяин студии. — Если б это был старый семейный альбом… Можно было бы даже заработать на них.
— Как заработать? — очнулся Игорь.
— Есть клиенты, которые собирают семейные фотоархивы…
— Это не семейный, — выдохнул Игорь, снова перебирая фотографии. Он рассортировал их перед собой на столике. За это время вспомнилось и имя скуластого мужчины, которого Ваня сфотографировал четыре раза, — Йосип. Они с Ваней его видели однажды вечером выходящим от Чагина.
— У меня еще пять пленок есть, — Игорь перевел взгляд на фотографа. — Только дороговато получается… Пятьсот баксов…
— Я реактивы не выливал, — фотограф улыбнулся глазами. — Только за бумагу надо будет заплатить. Пленки такие же?
Игорь выложил на стекло столика пять кассет.
— Гривен триста, — произнес фотограф. — Бумага немецкая.
— Согласен, — Игорь кивнул.
Уже дома, в своей комнате, поставив на тумбочку настольную лампу, рассматривал Игорь фотографии с увеличительным стеклом в руке. Рассматривал и ощущал, как по коже то и дело дрожь пробегала — настолько знакомыми казались и люди, и дома, и даже деревья, изображенные на снимках. Увеличенный лупой Йосип походил лицом на садовника Степана, но и рыжая Валька, которая тут была совершенно черно-белой, чем-то напоминала Игорю и бывшую подружку Коляна Аллу, и продавщицу киоска у ирпенской автостанции, где он всегда заказывал себе «три в одном».
— Я просто устал, — сказал себе Игорь, зевнул и, сунув снимки обратно в картонный конверт, выключил лампу. Выключил и вспомнил просьбу Вани привезти ему пару сгоревших лампочек для штопки носков.
Губы Игоря сами усмехнулись.
Глава 17
Утром в дом зашел Степан, попросил Елену Андреевну поправить узел галстука. Именно за этим занятием и застал обоих Игорь, выйдя из комнаты в коридор.
Степан в новом костюме выглядел, как казалось Игорю, более чем странно. Обветренное, загорелое, скуластое лицо смотрелось на фоне новенького серого костюма чем-то инородным. Да и выражение лица садовника словно подчеркивало правоту мыслей Игоря — неуверенность прочитывалась и в глазах Степана, и на губах, тонких и бесчувственных, застывших между улыбкой и ее противоположностью.
Елена Андреевна после нескольких минут попыток подтянуть узел галстука к застегнутой верхней пуговице рубашки тяжело вздохнула и опустила руки.
— Неправильный узел, — сказала она и покачала головой.
Губы Степана напряглись еще больше. Он недовольно и одновременно растерянно смотрел на наблюдающего за ним Игоря.
— А вы можете перевязать? — наконец проговорил он. — Я забыл, видно… Не каждый год галстук надеваю…
Елена Андреевна нерешительными движениями развязала, распустила галстук, подняла воротник рубашки Степана. Замерла на мгновение, потом ее руки сами стали крутить галстук в узел, а она будто бы просто наблюдала за руками, удивляясь, что они всё еще помнят, как завязывали галстук на рубашке мужа.
— Ну вот, теперь хорошо. — Мама Игоря сделала шаг назад.
Облегчение привнесло в выражение лица Степана улыбку и суету. Он заглянул в ванную, посмотрел в зеркало, быстро вышел.
— На свидание? — не без ехидства спросил Игорь.
— Нет, — Степан бросил на парня пристальный взгляд. — По городу пройдусь…
Садовник не стал ожидать продолжения разговора, прошел спешно к дверям и исчез за ними.
Игорь пожал плечами. Подтянул свои спортивные штаны и зашел на кухню. На кухне было жарко, почти как в тропиках. Мама в большой выварке кипятила стеклянные банки для консервации. В левой чаше весов на подоконнике лежал в пакетике уже взвешенный сахар. Игорь чуть не споткнулся о корзину, полную мелких помидоров, ожидавших своей участи.
— Ты позавтракать? — спросила, обернувшись, мама.
— Нет, я так, — ответил Игорь и ретировался обратно в коридор.
Солнце, передвинувшее свои позиции со столицы на пригород, висело по самому центру неба, почти над автостанцией. И это при том, что по телевизору всем киевлянам пообещали дождь. Игорь, на ходу поглядывая на синее небо, усмехнулся. Ирпень имеет право на свой прогноз погоды, пусть и находится только в двадцати километрах от Киева. В Киеве дождь? Ну и пусть! А в Ирпене золотая, под-солнечная осень!
Первоначальный план пойти в местную поликлинику и показать венерологу бумажку с диагнозом из Очакова разонравился Игорю задолго до того, как он добрался до поликлиники. «Кто-нибудь увидит меня под кабинетом, и маме доложат, что я лечусь от чего-то нехорошего! Вот шума будет!» — подумал он. Благо на глаза попалась вывеска аптеки. Игорь подошел, заглянул внутрь. Постоял на пороге, пока старушка в ватнике просовывала в окошко рецепты лекарств. Когда старушка вышла, Игорь юркнул внутрь. Пожилая женщина-фармацевт выжидательно улыбнулась новому посетителю.
— Извините, это для знакомой. Только я не знаю, что ей с этим диагнозом купить… Она сама стесняется.
Женщина в белом халате взяла в руки бумажку, надела на нос очки, всмотрелась в написанное.
— Я б тоже стеснялась, — закивала она, переведя взгляд с бумажки на Игоря. — А что, амбулаторно она лечиться не хочет? Тоже стесняется?
Игорь растерялся.
— Нет, она не может амбулаторно… боится работу потерять.
Аптекарша задумчиво оглянулась на провизорский шкаф за своей спиной.
— Ну, если вы будете лично контролировать лечение, — произнесла она, — то…
— Буду, буду, — пообещал Игорь, которому уже хотелось вырваться из этого медикаментозного рая. Он все время боялся, что кто-нибудь еще войдет в аптеку и станет свидетелем их разговора.
— А вам, молодой человек, лечиться не надо? Это ведь болезнь не из приятных!
— Нет, мне точно не надо, — скороговоркой ответил Игорь и бросил взгляд на двери. — Мы с моей знакомой дружим, а не спим!
Аптекарша кивнула, уселась и стала записывать что-то на лист бумаги. Нервы Игоря были на пределе. И тут входная дверь открылась и внутрь вошла молодая женщина. На ее щеках краснел нездоровый румянец, слезливые глаза просили о помощи.
— Вот, — женщина в белом халате наконец оторвалась от бумажки. — Я тут написала всё: последовательность, когда и сколько. Всего — тринадцать лекарств. С вас восемьсот тридцать гривен.
Игорь остолбенел. Механически прощупал карманы. Он помнил, что гривен сто у него с собой есть, но восемьсот?!