– Да я его видел сейчас, – сказал дядя Леша, как-то осторожно входя в квартиру.
– Ну вот, – продолжал радостно дядя Коля. И, указав на дверь комнаты, откуда доносился громкий и требовательный крик ребенка, объяснил: – А мы вдвоем тут с Геночкой воюем! – Дядя Коля суетился от радости и бестолково, не по делу частил словами: – А Ирка моя злая сегодня чего-то с утра. Поехала на вокзал Райку встречать… Она в пятницу еще в Москву по магазинам поехала… Да ты чего стоишь-то все! Разувайся, проходи!
– Не, – мотнул головой дядя Леша. – Ты мне стержень поищи, да я пойду. Делов полно…
– Делов, делов… деловой… – почти обиделся дядя Коля. – И не стыдно тебе, Леш, ей-богу? За восемь километров шел, чтобы, значит, стержень взять, и всё, да?
Дядя Леша терпеливо молчал.
– Да ты хоть погляди, как люди-то теперь живут, чёрт длинный! – стыдил дядя Коля друга. – Сидишь там у себя, как этот… Разувайся давай!
Это была обычная наша квартира с линолеумными полами, с коврами на стенах, заставленная и увешанная предметами яркими, приметными и, в общем, не такими дорогими.
– Живем, как буржуи! – делился радостью дядя Коля. – Телевизор, гляди, цветной – «Рубин»… Его так не возьмешь, Райка по блату на базе достала. Включить? Включить, Леш? Ты хоть видел цветной-то?
Дядя Леша отмахнулся:
– Да ну его…
– Не, ты не прав, Леш, – не соглашался дядя Коля. – Без телевизора какая жизнь… – Дяди-Колина душа, похоже, пела в эти минуты. – А вот это все – стенка называется, Леш. Называется так – стенка, а на самом деле – все тут! Все барахло Ирка из сундуков перетащила! Еще и место осталось!.. А это стерево Витькино. Отсюда вот поет, а отсюда играет… От жены Витек перетащил… Да-а… – дядя Коля вдруг громко вздохнул и пожаловался: – Ни сын с семьей не живет ни хрена, ни дочка… Твои-то как?
Но дядя Леша то ли не услышал, то ли сделал вид, что не услышал, отвернулся, разглядывая квартиру.
– А вот тут я тебя, Леш, не понимаю… Дети – это дети все-таки… – И, услышав из соседней комнаты детский нетерпеливый плач, пропел вдруг, смешно вытягивая шею: – Геночка! Ге-ноч-ка-а!! – И снова обратился к дяде Леше: – А вот это глянь, чего это, думаешь? А?
Дядя Леша молчал, хотел, кажется, сказать, но боялся ошибиться.
– А?! – ликовал дядя Коля. – Часы! Часы, Леш! Без стрелок, а часы! – Он взял с полки электронные часы. – «Электроника»… Вот глянь – идут? А теперь из розетки вытаскиваю… Все равно идут! Э-э… Батарейка там дополнительно! Вот видишь, часы, вот секунды тикают… А вот на кнопку нажимаю – день показывают, 16 марта, воскресенье… – дядя Коля поставил часы на место, собираясь хвастаться дальше, но остановился вдруг, замер.
В соседней комнате вовсю кричал ребенок, но дядя Коля не слышал.
– Ты чего? – дядя Леша спросил встревоженно.
А дядя Коля вдруг поднял голову, глаза заблестели хитровато под очками, щербатый рот растянулся в улыбке.
– Какой день сегодня? – спросил неожиданно он.
– Какой? – не понимал дядя Леша.
– Да, какой день сегодня?
– Ладно, хватит, Коль, – не выдержал дядя Леша.
– Шестнадцатое марта – день рождения у кого сегодня? У меня, что ли?
– А-а, – дядя Леша улыбнулся чуть. – А я уж испугался – думал, какой день.
– Это, значит, тебе… – дядя Коля поднял голову, подсчитывая. – Это тебе, выходит… шестьдесят два… во как…
– Ага… – согласился растерянно дядя Леша.
– Ге-ноч-ка! – дядя Коля заторопился вдруг из комнаты, потому что крик внука был уже невыносим.
А дядя Леша остался один. Он нахмурился как-то вдруг, вздохнул громко, может подумав о своих шестидесяти двух, и присел устало и рассеянно на край застеленного яркой плюшевой накидкой кровать-дивана.
Через секунду вернулся дядя Коля. На руках его сидел крупный заплаканный ребенок.
– А это, Геночка, Лешка! – говорил на ходу дядя Коля. – Мне – Лешка, а тебе – дедушка Алексей! Ну, как внук у меня? Похож? Похож! Все говорят – похож! А смышленый! Все понимает! Во дети пошли!
Но дядя Леша смотрел на ребенка спокойно, без обычного стариковского восторга.
– Ты мне стержень дай, Коль, – попросил он. – Да я пойду…
– Сейчас! – испугался дядя Коля. – В кухне… пойдем туда… А то здесь бабий угол – ни до чего не дотронься. – И дядя Коля глянул торопливо на грязные ватные брюки дяди Леши и плюшевую накидку.
Дядя Леша подошел в кухне к окну и опасливо поглядел вниз.
– Высоко? – засмеялся за спиной дядя Коля. – Пятый этаж… Я уже привык. А не был бы ты дураком таким, не ругался бы с Селивановым, сейчас бы рядом жил… С Иркой бы помирился, может, ходил бы к нам телевизор смотреть. – И он положил на пластиковую поверхность стола несколько стержней для авторучки. – Бери… У Райки их полно, она у себя в магазине накладные заполняет.
– Да мне любой, только не красный…
– Да бери, бери… хоть два…
Дядя Леша выбрал стержень, выпрямился.
– Ну, я пойду, Коль.
– Стой, Леш, – не поверил и испугался дядя Коля, – чего так сразу-то? Ты б, может, супчику поел горяченького? А?
– Не, не хочу…
– Ну сядь, посиди, день рождения ж все-таки.
Дядя Коля усадил друга на пластик табуретки и сам сел напротив, с внуком.
– Было бы чего выпить – выпил бы сейчас за день рождения, ей-богу, – сказал дядя Коля, поглядывая по сторонам.
– Болит желудок-то?
– Опять в больницу ложат. На обследование. – Дядя Коля вздохнул и замолчал.
И дядя Леша громко и тяжело вздохнул и, глядя в пол, сказал вдруг:
– Да я тоже… заморился, что ли… сны снятся…
– Какие? – спросил заинтересованно дядя Коля.
– Тоня снится… – помолчав, подумав, ответил дядя Леша.
Дядя Коля кивнул.
– Мне она тоже снится… это женщина была… Не то что моя кочерга… Родные сестры, а как от разных отцов. Не берег ты ее, Леха, не жалел, хоть обижайся, хоть не обижайся…
Дядя Леша молчал, смотрел перед собой в пол.
– Отдохнуть бы тебе, Лешка, – продолжал дядя Коля. – В санаторию поехать! На юг! На Черное море! Я вот, когда в пятьдесят восьмом году в Сочи ездил, я глазам своим не поверил, ей-богу! Ноябрь месяц, а зеленое все! Пальмы! Как на картинках… Я ж там на восемь кило поправился, на полпуда! Ирка даже не узнала! Хочешь, я пойду к Селиванову и для тебя путевку потребую! Ты ж ведь все годы без отпуска! Разве ж так можно себя гробить? Так же тоже, Леш, нельзя! Ты как хочешь, а я вот завтра пойду к Селиванову и потребую!
– Я тебе потребую… – хмуро предупредил дядя Леша.
– Чего?
– Ничего… Он мне сам путевку предлагал. Я ему сказал тогда… Знаю… уеду, а он с садом какую-нибудь пакость придумает…
– Не, ты не прав… Селиванов мужик неплохой, – не соглашался дядя Коля. – Он сколько для колхоза сделал, поселок вот построил.
– Что он, сам построил? – зло спросил дядя Леша. – Государство деньги дало, строители построили. «Селиванов построил…» Ладно…
И дядя Леша оперся рукой о столешницу, чтобы подняться и уйти, но в этот момент хлопнула дверь в прихожей. Они застыли, глядя друг на друга вопросительно и печально.
Тяжелой, усталой походкой, шурша бумажными свертками о стены, в кухню вошли женщины.
Они остановились, не выпуская из рук больших, набитых покупками сеток, удивленно и устало взирая на мужчин.
Первым подал голос Геночка. Он заревел, протягивая к матери руки. И она, крепкая молодая женщина в синем вязанном пальто и красной мохеровой шапке, кинулась к ребенку.
– Сынулецька мой, Геноцька, соскуцился по мамоцьке, – счастливо, по-матерински сюсюкая, Райка прижимала к себе дитя, осыпая его поцелуями.
Остальные трое молчали.
– Здоров, Ир, – первым подал голос дядя Леша.
Тетка Ира не отозвалась, продолжая вопросительно смотреть на мужа.
Была она большая, черноволосая, неладно скроенная, но крепко сшитая баба с усталым лицом и глубокими страдающими черными глазами.
– Ну, чего молчишь, чего молчишь? – петушась, обратился дядя Коля к жене. – С тобой человек поздравствовался, и ты будь добра!
Тетка Ира ничего не сказала, глянула лишь на мужа насмешливо и зло.
– У человека день рождения сегодня, а ты как с цепи соскочила! – еще больше возмутился дядя Коля.
– Дедуска крисит, – ласково разговаривала Райка с сыном и обратилась деловито и просто к отцу: – Ты, дед, не ори, а то ребенка выпугаешь… – И вновь переключилась на сына: – А что мамочка сынулечке купила? Какие красные ботиночки…
– Сиди-сиди! Сиди… – потянул дядя Коля друга за рукав, усадил на стул и сам сел, успокаиваясь и наблюдая за женщинами, которые положили сетки на стол и стали разбирать покупки. Дядя Коля все еще надеялся на мир.
Тетка Ира не смотрела на гостя, будто не было его здесь.
– Ну, как Москва? – спросил заинтересованно дядя Коля у дочери.
– Москва-то хорошо! В Москве люди живут! – отвечала Райка, разыскивая среди кучи покупок красные ботиночки. – Не то что вы здесь в навозе копаетесь…
– Так мы ее кормим, Москву! – радостно и задиристо ответил дядя Коля, косясь на молчавшего угрюмого друга.
– Кормилец, – едко и зло вставила тетка Ира, выкладывая на стол продукты. Здесь были крупные оранжевые апельсины, сухая одесская колбаса, сгущенка, зефир в коробках, другая наверняка вкусная еда в яркой столичной упаковке.
Дядя Коля шмыгнул носом, взял со стола бумажный, похожий на молочный пакетик.
– Это чего ж такое? – спросил он у дочери.
– Ананасный напиток. Финский, – деловито ответила Райка, надевая сыну красные ботиночки.
– Это чего ж, у финнов ананасы растут? – с сомнением спросил дядя Коля.
– А у умных людей все растет. Это у дураков только… – тетка Ира не унималась. Она достала пластиковую сеточку, вытащила импортный вишнево-красный джонатан и протянула яблоко дяде Леше.
– На-ка, именинничек, угощайся, – едко сказала она, – небось не с твоего сада… Послаще будет…
Дядя Леша кашлянул, поднялся и пошел к двери.
– Лех, стой, – крикнул дядя Коля, побежал за другом, но свернул вдруг в комнату и появился, держа в руке электронные часы.