Дядя Коля ругался с боевой горластой бабой. О чем они кричат, дядя Леша из-за швейных машин не слышал, да и кричавшие, кажется, не слышали друг друга, но понять было можно. Женщина отодвигала одной рукой дядю Колю в сторону и указывала сначала на работающие машины других, потом – на неработающую свою и довольно сильно тыкала тем же пальцем дядю Колю в грудь, видимо ставя данное обстоятельство в вину ему одному.
Дядя Коля почувствовал взгляд, посмотрел на дверь, увидев друга, обрадовался мгновенно, что-то сказал, нахмурившись, женщине, указав ей с очень серьезным видом на дядю Лешу и заторопился к нему как к спасенью.
Они вышли на улицу. День был солнечный, теплый, зеленый.
– Никакая техника наших баб не выдерживает, ей-богу, – пожаловался искренне дядя Коля. – Посадили их на сдельщину – они готовы из цеха не уходить. Без обеда шпарят… Ух, жадные, деньги любят…
– Я чего пришел, Коль, подмога твоя нужна, – глядя на дорогу, заговорил дядя Леша и замолчал.
– Какая подмога-то? – нетерпеливо спросил дядя Коля. – Ульи я тебе перетащил… Жалы, что ль, у пчел теперь повытаскивать?
Он тоже замолчал, когда посмотрел на дорогу. К ним ехала черная председателева «Волга». Рядом с водителем сидел худощавый парень, темноволосый, серьезный. На заднем сиденье, почему-то скрючившись, находился участковый.
Машина остановилась от них метрах в десяти, Ваня указал лениво и спокойно на дядю Лешу, что-то сказал, и участковый сзади закивал и тоже что-то сказал.
Незнакомец вышел из машины первым, за ним медленно и неуклюже выбрался участковый. Он отставал, шел полусогнувшись, морщась при каждом шаге, держа ладонь на, видно, прихваченной радикулитом пояснице.
– Здравствуйте, – подойдя, сказал незнакомец, не подавая руки и обращаясь только к дяде Леше. – Вы Глазов Алексей Алексеевич?
– Я, – сказал дядя Леша осторожно.
– А что такое? – почувствовав неладное, вмешался дядя Коля.
Незнакомец и не взглянул на него, а смотрел пристально и строго в настороженные глаза дяди Леши.
– Моя фамилия Костылев, следователь районной прокуратуры, – назвался незнакомец и, выдержав паузу, прибавил: – Мы посылали вам три повестки, вы получали?
– У нас тут почта знаете, как работает? – вновь вмешался заволновавшийся дядя Коля.
– Я, кажется, не вас спрашиваю? – оборвал его следователь и вновь обратился к дяде Леше: – Так вы получали повестки?
– Получал… – негромко ответил дядя Леша.
– Почему не явились?
Дядя Леша молчал. Подходил, покряхтывая и держась за поясницу, участковый.
– Работы было много… – сказал наконец дядя Леша.
– А вы что думаете, один вы работаете, а остальные баклуши бьют? – спросил резко следователь. – Поедемте со мной, нам надо поговорить…
Следователь уже повернулся, но дядя Коля его остановил.
– Вы сперва документы покажьте!.. А ты чего стоишь?! – прикрикнул он и на дядю Лешу. – К нам вон писатель один из Москвы приезжал, историю колхоза писать, книжку. В кассе две тыщи взял… По сей день ищем…
Следователь усмехнулся, вытащил из нагрудного кармана кожаного пиджака серьезные, красные, с золотым гербом корочки, развернул. Дядя Коля уставился в них, близоруко тараща под очками глаза.
Дядя Леша пошел первым, за ним заторопился дядя Коля. Следователь шел последним.
Участковый повернулся на сто восемьдесят градусов и тем же ходом, кряхтя и держась за поясницу, направился к машине.
Дядя Леша сел сзади, за ним попытался сделать это и дядя Коля, но следователь легонько отстранил его, что-то сказав, и посмотрел нетерпеливо на участкового.
Из машины Ваня разглядывал сквозь полуопущенные веки женщин, стоящих толпой у двери подсобного цеха, которые по такому случаю бросили даже свою денежную работу.
Они вошли в приемную, и следователь спросил у секретарши, которая разговаривала по телефону:
– Юрия Васильевича нет? Мы побеседуем у него, можно?
– Да-да, конечно, – торопливо согласилась секретарша.
Они сели за стол, перпендикулярно стоящий к столу председателя, – по одну сторону и по другую.
– Значит, так, товарищ Глазов, – заговорил следователь, глянув на часы. – Ответьте мне, пожалуйста, на такой вопрос. Вы отсылали эти… черенки яблонь другим садоводам?
– Отсылал, – помедлив, ответил дядя Леша.
– Зачем?
– Как зачем… Для прививки…
– Сколько вы их отослали?..
Дядя Леша растерянно улыбнулся, пожал плечами.
– Не знаю… Уже два года… Разве ж вспомнишь?
– Вам придется вспомнить, это в ваших интересах, – со значением произнес следователь.
– Не знаю… Может, пятьсот… может, тысячу… Кто просил, я всем посылал…
– Почему они просили?
– Как почему? У нас в саду сорта редкие… Это ж теперь сад – сорок два гектара… А было время, на моей памяти, сад до шестьсот гектар доходил… Редчайшие, можно сказать, сорта…
– А откуда они об этом узнали?..
– А-а, так статья была в «Сельской жизни»… Про сад, про отца моего… Мою фотокарточку напечатали… Ну, люди прочитали, стали писать… Черенки просить для прививки.
– Кто был ваш отец?
– Он? Селекционер. Здесь же он в саду работал. Мы ведь, Глазовы, потомственно при саде. Дед, отец… Отцовы сорта – в саду… Сюда даже сам Мичурин Иван Владимирович приезжал и руку отцу жал… Звал к себе – отец не поехал… Мичурин саженцы с собой взял… «Глазовского» сорта и «славы родины»…
– Мичурин, – нетерпеливо и чуть насмешливо перебил его следователь. – Нельзя ждать милости… Скажите, товарищ Глазов, а этот сад он что – ваш личный? – неожиданно спросил он.
– Как? – не понял, растерялся дядя Леша. – Государственный он, колхозный. Только ж…
– А скажите, на каком основании вы устроили частную торговлю колхозной собственностью?
– Так разве жалко? – растерянно улыбнулся дядя Леша. – У нас весенняя обрезка идет, тонны черенков сжигается.
– Мало ли что где сжигается? – еще громче заговорил следователь. – Вы можете распоряжаться только личной собственностью.
Дядя Леша молчал, глядя перед собой.
– Ну а теперь ответьте на такой вопрос. Вам присылали за эти черенки деньги?
– Присылали, – негромко ответил дядя Леша.
– Сколько?
– Кто сколько… Кто трояк, кто пятерку. Иной раз и десятку…
– Десятку… – повторил следователь. – И что вы с этими десятками делали?
Дядя Леша молчал. Следователь ждал.
– Ничего, – сказал наконец дядя Леша. – Обратно отправлял.
– Как? Получали и отправляли?
– Да нет, зачем, я почтальонке сказал, чтоб обратно на почте отправляли…
– Это точно?
– Точно…
– Хорошо, – удовлетворенно закончил вдруг следователь, взял со стола лист чистой бумаги и ручку. – Пишите…
– Ты что, дурак? – горячился дядя Коля. – Одно дело – сказал. А что написано пером, знаешь?.. Ты ж, выходит, ложные показания написал… Ты «Человек и закон» по телевизору смотрел? Тебе ж все некогда! А там одному два года дали, суд прямо показывали. И то не его обвиняли, он свидетель был. Говорил тебе сразу – не связывайся ты с этими черенками! Редкие сорта, редкие сорта… А что тебе с того, что эти яблони чёрт знает где расти станут?
– Ладно, хватит, Коль, – не выдержал дядя Леша.
– Надо же! – плюнул зло дядя Коля. – Из-за пятерки человека на допрос вести! – Дядя Коля замолчал, но ненадолго. – И кто ж это на тебя пишет? Ей-богу… Давай, Леш, думать – делать чего? Надо блат искать. У тебя нет никого в районе из начальства? За яблоками-то осенью едут…
Дядя Леша мотнул отрицательно головой.
– У меня свояченя в милиции работает… Уборщицей… – дядя Коля замолк на несколько секунд, заговорил тихо, пытаясь заглянуть другу в глаза: – Ты б, может, Леш, лучше сразу признание сделал?
Дядя Леша посмотрел на друга почти испуганно.
– В «Человеке и законе» показывали… Пришел человек, признался сам, и к нему уже отношение другое… Пожалели…
Дядя Леша молчал.
Они сидели на крыльце дома, не смотрели ни на красоту цветущего сада, ни на сгущающиеся сумерки…
– Ладно, пошли, Коль, пора вроде, – тихо сказал дядя Леша.
– Будет заморозок, ей-богу! – кричал дядя Коля.
Они расходились в разные стороны, держа в руках по тяжелой дюралевой канистре. Сад стоял в темноте ночи белой сплошной стеной. А сверху спускался туман, суля заморозок, грозя побить цвет.
Они разошлись и потеряли друг друга. Дядя Коля крикнул еще что-то, но дядя Леша не разобрал и не ответил. Скоро стали попадаться кучи – отходов льна, насыпанных специально под зиму, слежавшиеся, влажные.
Дядя Леша плескал на них из канистры солярку, поджигал и шел дальше. Пламя вспыхивало над кучками и скоро гасло, но огонь уже проникал внутрь, и наверху начинали закручиваться водовороты густого, чуть зеленоватого живого дыма.
Белое облако дыма смешалось с туманом и накрыло сад, согревая его. Дядя Леша вылил остатки солярки на последнюю кучу, бросил спичку.
– Ле-еха-а!!! – донесся далекий голос дяди Коли.
– О-о-о!!! – закричал дядя Леша в ответ, и в крике его возникла вдруг неожиданная, почти мальчишеская радость. Бросив канистру, он пошел к другу.
В полном безмолвии дым плыл по саду.
– Николай!! – закричал дядя Леша. – Колька!
– Э-э! – неожиданно возник голос дяди Коли. – Леха, ты где?!
– Николай, ты стой! Я к тебе иду! – дядя Леша двинулся вперед.
– Леха, ты стой! Я к тебе иду!
Они были уже рядом, но не видели друг друга. Дым, гуляющий среди белых яблонь, уводил, уводил, уводил их друг от друга.
Было утро. Сзади дымил еще сад. А впереди парила река.
– Скупаемся? – спокойно предложил дядя Леша, снимая пиджак. – Трухи набилось, чешется все…
Дядя Коля смотрел на него недоверчиво.
– Май месяц, Леш, ты чего?..
Дядя Леша стоял уже в одних трусах. Сутулый, но жилистый, крепкий. Он выпрямился, напряг мышцы, противясь ознобу. На груди и животе его была искусно и тщательно сработанная татуировка: Спасская башня Кремля с расходящимися в виде пунктиров от звезды лучами, Мавзолей, булыжники Красной площади.