– Обнимаются и целуются.
– Значит, завтра драться будут, – пообещала баба Шура.
Отдадут тя замуж
Во деревню чужую,
Во деревню большую.
А по будням там дождь, дождь,
А по праздникам дождь, дождь…
Как обещала баба Шура, так все и получилось. Когда на следующий день от суховского дома сквозь беспрерывный шум дождя донеслись крики, звон оконного стекла и глухие удары, никто даже в окно не стал смотреть, а просто выпили по рюмочке.
Мужики там все злые,
Топорами секутся,
А свекровь-то дерется,
А дождик все льется.
Утром третьего дня малоивановские мужики выскочили на улицу в одних трусах и стали исполнять под дождем дикий африканский танец. Бабы прилипли к окнам.
– Чего это они? – удивленно спросила Тося.
– Бесятся, – просто и спокойно объяснила Катя.
Мужики вернулись вечером третьего дня – похудевшие, с запавшими глазами, трезвые.
– Пол-ящика как раз и не хватило, – объяснил, горячась, Чучмек. – Уже просветы стали появляться.
У женщин в бутылочке оставалась еще чуть не половина, но водка уже не интересовала мужиков. Взяв топоры и пилы и укрывшись дерюжками, они пошли гуськом на реку, которая на глазах превращалась в море, в бескрайний и тревожный океан.
1-е апреля 1999 года…
В то утро малоивановцы, перебравшиеся из своих полузатопленных домов в слоновник, услышали вдруг вой сирены и высыпали на улицу. К берегу подходил пыхтящий чумазый катерок, на носу которого очень даже неуместно торчал яркий американский флаг. На катере неподвижно стояли призрачные какие-то люди… Прикрываясь от дождя дерюжками, малоивановцы робко жались друг к дружке.
Забродина потрясенно смотрела на флаг.
– Это что же… Пока мы здесь… Они нас… – высказала она страшную догадку.
– А мне все равно! Хоть китайцы! – предательски выкрикнула Тося.
Катер ткнулся в берег, по железному трапу спустились несколько человек и направились к малоивановцам. Они были в мутно поблескивающих скафандрах и шли, как американцы по Луне ходили, замедленно и торжественно.
– Что за люди? – удивился старшина Зароков.
– Это не люди. Это гуманоиды, – сказал Павлуша.
– Кто? – спросили сразу несколько человек.
– Пришельцы… Из других миров, – впервые за многие годы Павлуша верил сейчас в то, что говорил.
– Мам, я боюсь, – пробасил Афоня.
– Не бойся, сынок, я с тобой! – успокоила его Тося.
Пришельцы подошли и остановились напротив.
– Малые Иваны? – спросил стоявший в центре мордатый мужик.
Малоивановцы не сразу нашлись, что ответить, но ответили все же:
– Малые…
– Сейчас будем вас спасать. Но сначала вы должны дать интервью.
Тут же вперед выдвинулись еще двое пришельцев – один с камерой, второй с микрофоном.
То, что малоивановцы приняли за скафандры, оказалось целлофановыми комбинезонами, видимо очень хорошо защищающими от дождя.
– Здравствуйте! – воскликнул на ломаном русском пришелец с микрофоном. – Наша передача называется: «Здравствуй, Америка!». Ее смотрит вся страна. Вы можете передать привет своим американским друзьям, сказать все, что вы хотите. Это прямое включение. Десять секунд! Десять, девять! – открыл счет пришелец, а малоивановцы испугались, очень испугались. Никто не хотел выступать.
– …три, два, один, зеро!..
На камере загорелась красная лампочка.
И малоивановцы выдавили из себя растерянного Егорыча. Он снял мокрый картуз, пригладил волосы и снова надел.
– Здравствуй, Америка… – заговорил он старательно, но неудачно изображая на лице улыбку. – Здрасьте… «Русскому чуду» – привет… от тружеников села… Не беспокойтесь, все живы-здоровы. Раджа даже поправился на полтора центнера… Лев облинял… Даша снесла четыре яйца, ждем змеенышей…
Американец с микрофоном переводил, испытывая при этом явные затруднения.
– Это фольклор? – растерянно спросил он.
– Нет, – не согласился Председатель, – это Гусман. Он Америке поверил, и мы… тоже, выходит… Ну, всё? – Данилов повернулся и направился к своим.
А красный огонек все горел. И тут Забродина придвинулась к объективу и прокричала оптимистично:
– Ты, Америка, сиди там и не рыпайся!
И Чучмек мотнул головой:
– Америка, говоришь? Хэх!
– Дикари вы, – сказал мордатый, тот, который первым подошел.
– А почему флаг американский? – выкрикнула Забродина.
– А вам не все равно, под каким флагом вас спасают?!
– Нам не все равно! – это все Забродина.
– Не надо нас спасать!
– Сами как-нибудь!
– Дикари… – обиженно зашумели малоивановцы.
– Без паники! – закричал мордатый так, что все сразу замолчали. – Выстраивайтесь в очередь! Первыми старики и дети!
– У нас тут все старики, – насупилась малоивановцы.
– А дети есть?
– Есть дети, есть! – закричала Тося и вытолкнула вперед Афоню.
Начальник, а мордатый, без сомнения, был начальник, это малоивановцы уже поняли, посмотрел на ребенка с сомнением и не нашелся, что сказать.
– А вы кто такой? – спросил незнакомца Зароков.
Тот глянул на милицейскую форму.
– Я Огурцов.
Стало тихо. Малоивановцы с интересом смотрели на вице-мэра и супрефекта.
– Вы, товарищ Огурцов, не обижайтесь, но никуда мы с вами не поедем. Ребенка забирайте, а мы здесь останемся.
И Огурцов понял, что так оно и будет. Он покосился на продолжающих снимать американцев, приблизился к своим и пообещал почти по-родственному:
– Я завтра за вами с ОМОНом приеду. В наручники вас… Расстреляем, но спасем.
– Мама! – кричал Афоня с палубы уходящего катера.
– Сынок! – шептала Тося и вытирала слезы.
Не прошло и дня…
Не прошло и дня, как малоивановцы погрузили на «Родину-5» диких своих зверей, погрузились с малыми пожитками сами и – поплыли. (Оказывается, мужики предвидели такой исход, обговорили его, еще когда погоду ломали, и сразу после того, как это им не удалось, они пошли на баржу и устроили на ней навесы.)
Нельзя сказать, что погрузка прошла спокойно, нет – паника была, и крик, и чуть ли не драка, когда Александра Ивановна хотела привести Раджу первым и все требовали, чтобы он шел последним – боялись, что мостики сломаются.
Двигатель у «Родины-5» не работал, и ее бесшумно сносило от маленьких исчезающих Малых Иванов в безбрежное и тревожное море.
Женщины есть женщины – поплакали маленько, но и мужики курили больше, чем обычно, можно сказать, одну за другой, а потом тоже успокоились.
Один Председатель как-то сник. Александра Ивановна случайно проходила мимо, остановилась и спросила:
– Чего загрустил, Председатель?
Егорыч вздохнул и поделился:
– Да вот все думаю: старость страшна не тем, что стареешь, а тем, что остаешься молодым…
То, что для Данилова было неразрешимой загадкой, для Александры Ивановны не являлось даже вопросом.
– Так это же хорошо, что молодым остаешься, – сказала она, засмеялась и пошла дальше, оставив Данилова в еще большем недоумении.
Дождь кончился, впервые за многие дни перестал идти дождь: и на горизонте, там, где садилось солнце, появился первый просвет, сквозь него пробился закатный золотой луч и упал на «Родину-5».
Но малоивановцы не заметили этого. Они сидели неподвижно, немножко жалея, что не поплыли раньше. Тихо, затаенно улыбаясь, они слушали льющуюся с неба музыку, будто кто исполнял ее там на золотых колокольцах, и голоса, как тогда у Кольки, звонкие, чистые:
Слава! Слава! Слава!
Аллилуйя! Аллилуйя! Аллилуйя!
Тайная жизнь Анны Сапфировой
1. Весна. День
Съемки с очень большой высоты. Мы смотрим сверху вниз, как, быть может, смотрит Бог, видя всех нас вместе и каждого по отдельности. Город, пригород, дороги… Дороги забиты – пробки. Все встало. Камера стремительно приближается к застывшим внизу машинам…
2. Пригородное шоссе
В машинах мужчины и женщины, считающие себя хозяевами жизни, которым внезапно напомнили, что это не совсем так. Подлинный хозяин жизни должен проехать где-то впереди, и сейчас все невольно уступают ему дорогу. В машинах – кондиционеры, окна лимузинов закрыты, мы ничего не слышим, но видим, как эмоционально там реагируют на происходящее, и можем только догадываться, какие слова произносятся в адрес того, кто напомнил им об их ничтожности… Впрочем, это только мужчины. Женщины ведут себя спокойней. Они выстрадали свое счастье и берегут нервы для долгой счастливой жизни, вполуха слушая своих возмущенных мужей и покровителей, рассеянно и загадочно улыбаясь. Рядом с огромным билбордом, на котором написано «Большие Сосны – большие люди», тесно скучились шестисотые «мерины» и семьсот сорок шестые «бумеры», «порше», «бентли», а чуть в отдалении стоит неожиданная здесь старомодная, но красивая розовая «чайка».
3. Салон «чайки». Тогда же
В «чайке» – водитель, еще двое мужчин и женщина. Она сидит в левом углу на заднем сиденье, запрокинув голову и закрыв глаза, видимо пытаясь уснуть. Выглядит экзотически – в длинном шелковом платье, в широкополой шляпе, из-под которой выбиваются пышные оранжевые кудри, в руке веер. Уже с первого взгляда на нее начинает казаться, что это Анна Сапфирова, звезда сцены и экрана, но, пока она не открыла глаза и не заговорила, в это до конца не верится.
Мужчины ведут себя так, как если бы женщина спала, – они не решаются потревожить ее сон.
О мужчинах: водитель – кучерявый толстяк, увлеченно читает книжку, переворачивая страницы предельно осторожно, косясь при этом в зеркало заднего вида на спящую; рядом с ним сидит бритоголовый крепыш лет шестидесяти, который то и дело вытирает платком пунцовую налитую шею, – кем он только в жизни не был, а теперь – продюсер, фамилия его Сурепкин; на заднем сиденье томится одетый в белый костюм голубоглазый блондин с широченными плечами, он юн и чудо как хорош, зовут его Илья, фамилия Муромский, и это не псевдоним, но есть еще и прозвище Русский мускул, которое юноша получил на чемпионате Вселенной по бодибилдингу в городе Кимры.