– Он. – Старшая всхлипывает, средняя сдерживает рыдания, младшая пускает слезу.
– Мы взяли его с собой, чтобы, глядя ему в глаза, вы не смогли отказать, – говорит она.
– Легко, – говорит вдруг Анна, глядя на урну с прахом своего бывшего мужа, и тут же переводит взгляд на женщин. – Какая я ему была жена… А уж вдова и вовсе никакая… Нет, девочки, насчет праха я – не в доле. Извините, мне некогда…
Анна поворачивается к зеркалу. Охрана оттесняет вдов, но вдруг Анна их останавливает:
– Стойте? Что у вас за помада?
Каждая из женщин думает, что вопрос обращен именно к ней, и начинает что-то объяснять, отчего тут же возникает гвалт.
– Да у вас, у вас, – указывает Анна на молодую.
– У меня? – радуется молодая. – Специальная серия «Прощай-прости» – на смерть мужа или любовника. Видите, здесь по краям траурная кайма, но цвет в целом радостный.
– Дайте-ка, – просит Анна.
Молодая торопливо передает урну старшей, но та ее не берет, считая, видимо, что это должна сделать средняя, и от этой неразберихи чуть не случается непоправимое. Урна падает, но у самого пола вдовы успевают ее подхватить.
– Блин, чуть не грохнулся. – Молодая вытирает со лба пот, вынимает из сумочки помаду.
– Говорите, «Прощай-прости»? – с сомнением спрашивает Анна.
Молодая кивает.
– У вас герпеса нет?
– Сроду не было. Да вы не думайте, я за время траура еще ни разу ни с кем не целовалась.
Вдовы, включая Анну, с уважением смотрят на молодую.
21. Спортивный зал. Тогда же
– Анна! Анна! Анна! – дружно скандирует зал.
И Анна выбегает на сцену.
Аплодисменты, шум, визг, свист.
– Здравствуйте, любимые! – кричит Анна в микрофон.
Аплодисменты, шум и визг делаются сильнее.
Анна успокаивает их движением рук и, всматриваясь в зал, продолжает:
– Вас так много, и вы так прекрасны, Анны Сапфировы, что может быть, я здесь лишняя?
– Не-ет! – радостно не соглашается зал.
– Ну, хорошо, с чего начнем? – Анна смотрит на Толстого.
– Анна Ивановна, ваши горячие поклонницы и поклонники собрались здесь, чтобы накануне вашего мегагала-тура «По России с любовью» пообщаться с вами, задать вопросы, поговорить…
– Вопросы? Пожалуйста! – охотно предлагает Анна.
Вверх тянутся руки и таблички с названием городов.
– Говорят, что вы будете сниматься в исторической ленте «Императрица Анна Иоанновна». А в какой роли? – интересуется маленькая и худенькая копия Анны.
– Разумеется, в роли императрицы, – с улыбкой отвечает Анна.
Аплодисменты.
– Это правда, что вы на новоселье олигарха отказались от гонорара в миллион долларов? – спрашивает толстая копия Анны.
– Миллион? Кто вам сказал?
Анна смотрит на Толстого. Тот смущенно опускает голову. Анна качает головой. Смех.
– Не миллион, поменьше, но – отказала… – говорит Анна.
Аплодисменты.
Следующий вопрос задает еще один двойник Анны, немолодая женщина. Голос пожилой, но задорный.
– Анна Ивановна, вы так много работаете, играете, выступаете, выступаете, выступаете… Скажите, откуда вы берете столько сил?
Анна улыбается.
– У меня молодой муж!
На этих словах из-за кулис выбегает Илья. Он в спортивном костюме олимпийской сборной России. В зале визг и свист, даже больший, чем при появлении Анны.
– Чемпион Вселенной по бодибилдингу Илья Муромский! – кричит в микрофон Толстой.
Илья расстегивает молнию, сбрасывает куртку и демонстрирует свои умопомрачительные бицепсы.
В зале вопль и вой.
Илья делает вид, что хочет снять штаны, и от этого одной из лже-Анн становится плохо, она теряет сознание, и ее выносят.
– Ну что ты наделал? – укоризненно спрашивает Илью Анна.
– Я не хотел, – оправдывается он.
– Представляю, что было бы, если бы ты хотел! – говорит Анна и подмигивает в зал.
Эти слова вызывают в зале не коллективный восторг, а почти коллективный оргазм.
– Мне уйти?! – спрашивает Анна, но неистовство продолжается.
– Мне уйти?!
Ответа нет, но становится тише.
– Уйти? – в третий раз кокетливо спрашивает Анна и неожиданно отчетливо слышит в ответ крик:
– Уйдите!
22. Там же. Тогда же
В зале тихо. У стены стоят строгого вида юноша и девушка в очках.
– Вы же умная, вы же понимаете, что должны уйти?! – кричит девушка, обращаясь к Анне. – Неужели вас, Анну Сапфирову, не унижают дутые скандалы в желтой прессе, фиктивный брак с этим резиновым мальчиком и такие вот сборища проплаченных придурков? Вы думаете, от вас сходят с ума и падают в обморок? Да вы выйдите на улицу – на вас никто не обратит внимания! Уйдите, Анна Сапфирова, сами уйдите!
В глазах Анны растерянность. Толстой, Сурепкин и Илья растеряны тоже.
Девушка замолкает, и в зале повисает мертвая тишина.
– Она на маму… Да я за маму… – шепчет Илья и бросается в зал, но, видимо, от чрезмерного волнения втыкается в стол и летит, сметая все на своем пути.
Строгий юноша меж тем готов защищать строгую девушку. Завязывается потасовка, бежит охрана, появляется милиция.
23. Раздевалка. Тогда же
Анна сидит у зеркала, внимательно на себя смотрит, стирая с губ помаду. За ее спиной стоят Толстой и Сурепкин в позе бойцовых петухов и, подталкивая друг дружку то плечом, то грудью, то животом, выясняют отношения.
Сурепкин: Развелось Толстых, как собак нерезаных!
Толстой: Сорную траву – с поля вон!
Сурепкин: Ты?!
Толстой: Я.
Сурепкин: Ты?!
Толстой: Я.
Сурепкин: Ты ее пригласил?
Толстой: Я?
Сурепкин: Не я же.
Толстой: Да я ее знать не знаю. Экстремистка какая-то…
Сурепкин: Не-ет, это уже не экстремизм, это заговор. И я знаю, на кого ты работаешь!
Толстой: Ну и на кого?
Сурепкин: На Тюкину!
Толстой: Это ты работаешь на Тюкину!
Сурепкин: Я работаю на Анну Сапфирову! И только.
Толстой: И я работаю на Анну Сапфирову. И тоже только.
Сурепкин: А хочешь, я тебя сейчас… застрелю?!
Толстой: А хочешь, я тебя сейчас… повешу?!
Сурепкин и Толстой наконец хватают друг дружку за грудки, но между ними вырастает Анна.
– Кончайте, нанайские мальчики, – говорит она устало и идет к двери.
– Анна Ивановна, вы куда? – волнуются Толстой и Сурепкин. – Куда вы?
– Я ухожу, – уверенно и спокойно отвечает Анна.
24. Тверской бульвар. Вечер
Анна выходит из машины и спускается на бульвар и идет так, как и должна идти по бульвару звезда, не скрывая, что она звезда, скорее наоборот. И совсем недолго остается незамеченной. Ее узнают какие-то девочки и мальчики, а следом и взрослые, узнают и окружают, прося автограф и фотографируясь вместе. Наконец Анне это надоедает, она прорывается к дороге и останавливает машину. Водитель тоже ее узнает, разевает рот и въезжает в идущую впереди легковушку. Оттуда выскакивает мужик и начинает орать, но, увидев Анну и узнав, замолкает, тоже разинув рот. Анна смотрит на себя в зеркало и шепчет.
– Узнали! Даже без помады узнали!
25. Поселок Большие Сосны. Вечер
Анна входит во двор. Тихо и пустынно. Перед домом – свежепосаженный куст калины. Земля вокруг него полита разведенным куриным пометом. Анна морщится. Она стучит в дверь дома и, не дожидаясь ответа, входит.
26. Дом Мурашкиных
Анна торопливо подходит к пианино. Сумочка лежит там, где она ее забыла. Анна открывает ее, вынимает помаду, ищет взглядом зеркало и находит – большое, тусклое, в дверце шифоньера. Вглядываясь в свое отражение, Анна красит губы и вдруг замечает стоящую в двери неподвижную фигуру. Это юноша или, скорее, подросток в узком пиджаке и коротковатых брюках. На лице черные очки, отчего вся его фигура немного напоминает стиляг-шестидесятников. Он вызывает у нее довольную усмешку – так окаменевают те, кто неожиданно видит ее перед собой. Но пауза затягивается, а юноша по-прежнему стоит неподвижно.
– Вы… кто? – спрашивает вдруг он.
Недовольная тем, что юноша ее не узнал, Анна хмыкает.
– Странная манера обращаться к старшим по возрасту. Я, кажется, догадываюсь, кто вас так воспитал, – говорит она недовольно.
– Извините, – торопливо говорит юноша. – Просто… здесь разные люди ходят… Отец просил быть внимательным. Меня Олег зовут. А вы случайно не знаете, где мой отец? Он всегда меня встречает, когда я из интерната приезжаю, а сегодня почему-то не встретил.
– Ты учишься в интернате?
– Да… Это музыкальный интернат…
– Хочешь быть музыкантом?
– Мечтаю.
– Какую же музыку ты любишь?
– Джаз. Я люблю джаз. А наша директриса не любит и не разрешает мне джазом заниматься… – Олег хочет еще рассказывать, но Анна не хочет больше слушать.
Вежливо улыбаясь, она подходит к двери, но юноша не сходит с места, словно не желая этого замечать.
– А вы любите смотреть закаты? – задает вдруг юноша совершенно неожиданный вопрос.
– В каком смысле – смотреть закаты? – недоумевает она. – Не понимаю…
Юноша смеется.
– Никто не понимает! Сейчас все смотрят сериалы по телевизору, а мы с отцом на крыше – закаты!
– Да вы, я гляжу, романтики, – Анна не скрывает иронии, а юноша возбужденно продолжает:
– Правда я рассветы больше люблю, но у отца ревматизм…
Анна усмехается.
– Да уж, романтизм и ревматизм вещи несовместные.
Но и в иронии своей слушательницы юноша неожиданно находит поддержку.
– Отец у меня – старший матрос, на всех морях и океанах побывал, но нигде таких красивых рассветов и закатов не видел! Не верите? А вы оставайтесь. Отец придет, и мы втроем полезем на крышу закат смотреть!
– Нет уж, спасибо, – пряча усмешку, отказывается Анна.
– Вы только не сказали, как вас зовут!
– Это уже не важно, – говорит Анна и делает к двери шаг, чуть не вплотную приблизившись к неподвижно стоящему юноше.
– Да пустите же! – возмущается Анна.
Юноша испуганно отшатывается, где-то что-то падает, но Анна не обращает на это внимание.