Я взял книгу. Это был сборник стихов Гюстава Моро.
– Так что вы не поможете мне в борьбе с демоном моей дочери, господа, – вздохнула миссис Нэш-Мерфи.
– Однако же вы обратились в полицию, – напомнил Лестрейд.
– Это была ошибка. Сейчас я ищу настоящего специалиста.
Она выделила голосом слова «настоящего» и «специалиста».
– Миссис Нэш-Мерфи, – мягко сказал я. – Позвольте мы все-таки попытаемся оказать вам посильную помощь в поисках Розамунд.
Она пожала плечами, но лицо ее не выразило ни малейшего энтузиазма.
– Как вам угодно, сэр.
– Когда вы заметили исчезновение Розамунд?
– Ясно когда, сэр. Вечером. Моя дочь всегда приходила домой вовремя. Я ждала ее всю ночь, молилась, но Бог был глух ко мне. Грешница я, сэр.
Она вздохнула.
– Вы не заметили чего-то необычного в поведении дочери, мисс Нэш-Мерфи?
– Да как же не заметить-то, сэр? – удивилась она. – Девочка была очень возбуждена. Теперь-то мне понятно, что ее обуревал демон.
– Она сказала вам, куда идет в субботу?
– Сказала. К своей подруге Эшлин, которая попала под лошадь.
– Уже проверили, – вставил Лестрейд. – Розамунд не была у этой девочки, и под лошадь Эшлин не попадала.
– Вот как, – я задумался. – Миссис Нэш-Мерфи, а нет ли у вас фотографии вашей дочери?
Женщина нахмурилась.
– Вообще-то я не сторонница всех этих новомодных штук, но Розамунд однажды не смогла преодолеть нескромное желание и сфотографировалась у мистера Брамса.
Миссис Нэш-Мерфи ушла в комнату и вернулась со снимком. С фотографии с логотипом известного лондонского фотографа в углу, на нас смотрела серьезная, строгая девушка с черными, как смоль, волосами, упрямым подбородком и четкой линией губ.
Я попросил снимок на время, миссис Нэш-Мерфи нехотя согласилась. Продолжив расспрос женщины, я задал еще несколько малозначимых вопросов, пока не узнал, наконец, то, что заставило меня многозначительно посмотреть на Лестрейда.
Розамунд Нэш-Мерфи училась в школе Святого Павла для девочек, в той самой, где преподавал английскую литературу один из постоянных посетителей отдела французской поэзии Лондонской библиотеки Джоуи Тернер.
Уже в машине я подробно восстановил в памяти посещение школы, и, наконец, словно лису за хвост, смог поймать момент, который все ускользал от меня, доставляя почти физическую боль. Итак: когда я говорил в тот раз с директрисой, она не сразу смогла вспомнить мистера Тернера, а это значит, что в школе он работал недавно. При этом, учитель сказал, что пять лет посвятил британскому образованию. Выходит, он где-то подвизался на протяжении пяти лет, затем перешел в школу Святого Павла. Английские учителя крайне редко меняют школы – наверняка, на предыдущем месте произошло что-то, заставившее Тернера сменить место работы.
Розамунд жила недалеко от школы – на машине мы добрались до места примерно за пять минут. Директриса узнала меня и нахмурилась. Понятно, что руководителю учебного заведения для девочек едва ли будет приятно внимание полиции.
– Вы теперь будете посещать нас еженедельно, сэр? – едко спросила она.
– Надеюсь, что нет, миссис…
– Банкрофт, – подсказала она, взглянув на меня, как на вредное насекомое.
– Миссис Банкрофт, – повторил я. – Нам необходимо поговорить с вами насчет учителя Джоуи Тернера.
– А он уже здесь не работает, сэр.
– Неужели? – воскликнул я, не в силах скрыть удивления.
– Именно так, – сказала директриса. – В биографии мистера Тернера были выявлены факты, несовместимые с высокой честью преподавания в Школе Святого Павла.
– Какие же факты? – нетерпеливо спросил я.
Она помолчала, словно испытывая наше с Лестрейдом терпение, затем ответила, сверкая стеклами очков.
– Мистер Тернер утаил от нас, что он был уволен с предыдущего места работы за непристойное поведение, а именно, за неприемлемую связь с ученицей.
Лестрейд крякнул.
– Это чрезвычайно интересная и важная для нас информация, миссис Банкрофт, – сказал я. – Теперь я хотел бы поговорить с вами об одной из ваших учениц, Розамунд Нэш-Мерфи.
– Что вас интересует, сэр?
– Сегодня утром мать Розамунд сообщила о ее пропаже.
Шея директрисы стала красной, как у индейки.
– Это весьма прискорбно, детектив, но школа не обязана следить за детьми во внеурочное время. Эта обязанность целиком вменяется родителям, насколько я знаю.
Оспаривать эти утверждения у меня не было ни сил, ни времени. Тем не менее, директриса разрешила нам побеседовать с классным руководителем Розамунд – симпатичной женщиной лет сорока пяти. По словам учительницы, Розамунд – прилежная девушка, неконфликтная. Крайне маловероятно, что у нее были враги.
– А друзья? – спросил я.
– Я бы не сказала, что у нее были друзья, она держалась особняком. Хотя… Пару раз в коридоре я видела, как она довольно оживленно беседовала с нашим новым учителем…
Взяв у директрисы адрес мистера Тернера, мы бросились к машине.
Учитель Школы Святого Павла для девочек Джоуи Тернер снимал квартиру в Путни. Хозяйка небольшого таунхауса, отдаленно похожая на незабвенную миссис Хадсон, была весьма встревожена визитом полиции к одному из ее жильцов.
По выражению лица этой женщины я понял, что учителю, скорее всего, придется искать новое жилье. Квартира мистера Тернера располагалась на втором этаже.
На наш стук никто не ответил.
– Он там, – шепнула хозяйка.
– Мистер Тернер! – повторно постучал я.
Из квартиры донесся звук упавшего стула. Дверь открылась. Учитель выглядел скверно. Бледное лицо осунулось, под глазами – темные круги. На нем был пестрый домашний халат: таковой можно приобрести у индуса или араба практически на любом лондонском рынке.
– Доктор Ватсон! – проговорил он. Взглянув на стоящего рядом со мной Лестрейда, учитель побледнел и слегка покачнулся, вцепившись в ручку двери.
– Мы по делу Розамунд Нэш-Мерфи.
Мне показалось странным, но лицо мистера Тернера как будто слегка просветлело, а в голосе его было нечто похожее на вполне искреннее удивление.
– По делу Розамунд? Что ж, входите.
Мы с Лестрейдом вошли, хозяйка осталась снаружи. Квартира Тернера ничем не отличалась от миллионов аналогичных лондонских «апартаментов», которые снимают люди, имеющие годовой доход не больше 150 фунтов в год. Дешевые обои, диван, односпальная кровать, пара стульев, письменный стол, книжный шкаф и клетка с канарейкой.
– Вы солгали мне, мистер Тернер, – жестко сказал я. – Вы не только знали девушку по имени Розамунд, но даже неоднократно общались с нею.
Учитель сжался под моим взглядом.
– Я испугался, сэр. Но я никогда не причинил бы Розамунд вреда.
– Вы знаете, что мисс Нэш-Мерфи пропала? – спросил я.
Тернер удивленно вскинул брови.
– Клянусь честью, сэр, не знаю!
– О чем вы говорили с девушкой в коридоре школы?
– О поэзии, сэр, исключительно о поэзии! Мисс Нэш-Мерфи, равно как и я, поклонница французских символистов.
Учитель взял со стола портсигар, предложил нам закурить. И я, и Лестрейд отказались. Тернер заметно дрожащими пальцами поджег сигарету, закурил.
– У вас есть соображения, куда могла пропасть девушка?
– Ни малейших, сэр, – пожал плечами учитель. – Насколько я смог понять из общения с Розамунд, она была домашней девочкой, которая очень зависела от своей крайне религиозной матери.
– Только что вы сказали, что говорили с ней исключительно о поэзии, – напомнил я.
Он, пойманный на слове, побледнел, и ничего не сказал.
– Сэр, нам известно, что вы были уволены с предыдущего места работы, а теперь уволены из Школы Святого Павла. Можете сказать, за что вас уволили?
Учитель глубоко затянулся сигаретой, поперхнулся. Прокашлявшись, он сказал тихим голосом сломленного человека.
– Меня оболгали, сэр. Они сказали, что я приставал к ним.
– Кто они?
– Девочки, сэр. Девочки из школы.
В его глазах блеснули слезы.
– Меня уволили, сэр, меня лишили куска хлеба. Но я не делал этого, клянусь вам. Я – порядочный человек.
– К сожалению, мы вынуждены арестовать вас, – сказал я, испытывая нечто среднее между жалостью и отвращением по отношению к этому человеку.
Когда мы проходили мимо хозяйки, та не преминула сообщить Тернеру, что планирует разорвать с ним договор найма квартиры. Учитель, кажется, даже не услышал ее.
30
Тернер отправился в камеру, а вся полиция Лондона снова начала прочесывать город. Констебли с собаками шныряли по самым мрачным переулкам, докам, допрашивали бродяг и проституток, искали тело Розамунд на берегах Темзы.
В «Таймс» был опубликован призыв к городской общественности, на который откликнулись сотни лондонцев. Люди собирались в группы, искали девушку на улицах, в парках и на заводских окраинах.
В Уайтчепеле был пойман матрос, пытавшийся изнасиловать в подворотне мальчика. Толпа зевак растерзала извращенца на месте – его детородный орган привязали к гужевой повозке и пустили лошадь рысью.
Все громче раздавались голоса о неспособности полиции защитить жителей Лондона. Обыватели вполне справедливо отмечали, что, помимо убийств Садовника, в столице империи ежедневно происходят сотни убийств, изнасилований и грабежей. И полиция ничего не может сделать.
Я начинал понимать, что дело, в которое я невольно вовлекся, оказалось не только слишком сложным для меня, но и чрезвычайно опасным. О спокойной семейной жизни, которая была у меня до того памятного визита Лестрейда, теперь я мог только мечтать. Вернее, я точно знал, что моя жизнь никогда не будет прежней. Между мной и той жизнью стояли три растерзанные девочки и их мрачный убийца. Если же я не поймаю Садовника, он останется со мной навсегда, он будет вечно стоять за моей спиной и смеяться надо мной, сводя меня с ума. Шерлок Холмс, дорогой мой друг, почему ты не сказал мне, что работа сыщика сопряжена с такими опасностями?