О новорожденном клоне известно буквально все. Отсюда недостижимая для людей эффективность обучения. Прилагая определенные усилия гарантированно получаешь конкретный результат. Никто не задаст ребенку-клону идиотский вопрос: «Кем ты хочешь стать, когда вырастешь?». Он будет именно тем, кем должен быть, и на том месте, где его способности гарантированно найдут применение. Эту эффективность человеческие педагоги высмеивают как недостаток. Мы, дескать, выращиваем настоящих свободных людей, перед которыми открыты все пути, а не живых роботов, которым одна дорога — в силовики. Ну а что им еще остается?
Некоторые фамилии клонов универсальны. Так, например, в зависмости от программы обучения из Пульхров может получится офицер любого рода войск. Другие фамилии специализированы. Ярчайшим примером специализированного клона являются Белов, из которого, как ни бейся, никого кроме пилота не получится. Зато уж пилот получится исключительный. Он вам и бульдозер благополучно посадит, если их вместе выкинуть из самолета.
Белов, кстати, вообще в клоны попал случайно. Основатель фамилии Беловых, Стив Белов, никакого отношения ни к космосу, ни к пилотированию никогда не имел. В двенадцать лет сбежал из дома, работал ковбоем, цирковым артистом, служил в армии, потом стал каскадером. В тридцать два его зарезали в пьяной драке. В это время доктор Лилит Найтмар, мать-основатель программы клонирования, собирала для своих экспериментов интересный генетический материал. Она обратила внимание, что у буйного каскадера, при его-то образе жизни, было на удивление мало травм. И ДНК Белова на всякий случай сохранила. В Первую Космическую его пустили в серию — послужной список в армии у него был достойный, его планировали использовать как спецназовца или рейдера. Тесты на специализацию неожиданно показали, что Белов — прирожденный пилот. Сейчас, кстати, Белова в программе клонирования забраковали бы со стопроцентной вероятностью. Только суматохой и неразберихой Первой Космической можно объяснить, почему проблемы с дисциплиной, которыми славились Беловы, сочли несущественными на фоне выдающихся результатов. Пока обкатывали его программу обучения, Первая Космическая закончилась, и множество Беловых за свои косяки вылетели со службы в гражданский флот, где с дисциплиной было попроще. Но вскоре разразилась Вторая Космическая, и Беловых вернули обратно. Это был их звездный час. Трое Беловых стали самыми результативными пилотами-истребителями Второй Космической. Личный рекорд Эрика Белова — семьдесят пять уничтоженных космических кораблей Мезальянса — не побит до сих пор. И это при том, что корабли Мезальянса по тактико-техническим показателям были тогда лучшими. А что вы хотели: вестибулярный аппарат как у Меркурия, рефлексы как у киборга, без потери сознания может выдержать перегрузку в 24g до получаса! Но при этом проблемы с дисциплиной, алкоголем и наплевательское отношение к технике безопасности. Основная причина смерти Беловых не боевые потери, а цирроз печени и несчастные случаи. В нынешние мирные времена выпуск Беловых снизили до минимума, и поставляют их в основном в научно-разведовательный флот.
За сотни лет программы клонирования учителя и наставники подробно изучили не только отдельных клонов, но и их взаимоотношения и влияние друг на друга. Было замечено, что иногда клоны из разных семей при совместном обучении показывают результаты лучше, чем поодиночке. Методом проб и ошибок ученые-педагоги выяснили самые эффективные сочетания клонов, которые стали выпускать и выращивать вместе. Такую группу клонов стали называть «тандем».
Обычно в тандеме работают боевые клоны. Ярчайший примером такого тандема является пара абордажников Ласкина-Аргайл. Они и поотдельности отличные бойцы. Ласкина — копейщик, Аргайл — мастер абордажного тесака и куммулятивного кинжала. Вместе же они образуют абсолютной убийственную пару. Пульхр видел их однажды в деле и испытал чувства близкие к религиозным: перед ним было единое живое существо, Кали, четырехрукая богиня смерти и разрушений. Абсолютный рекорд мира в рукопашной — сто тридцать убитых в течение суток, — Ласкина-Аргайл поставили при абордаже линкора «Ши Хуанди», красы и гордости Мезальянса. И это при том, что большинство убитых были хваленой космопехотой Мезальянса. Интересно, что при такой слаженности в бою, в быту Ласкина и Аргайл терпеть друг друга не могут, и стараются не пересекаться иначе как на тренировках и по службе.
Кстати, довольно часто отношения в тандеме бывают натянутыми, а то и откровенно плохими. Классический тандем Белова и Адлера основан на взаимной ненависти. Этих двоих всегда выращивают в одном интернате, хотя драки между ними доходят до кровопролития (особенно достается тем, кто пытается их разнять: Белов и Адлер временно объединяются и, устранив помеху, продолжают мутузить друг друга). Оба великолепные пилоты, и между ними возникает жесточайшая конкуренция. Чтобы унизить соперника каждый лезет из кожи вон. Среди прочего, Белов, подсознательно копируя поведение корректного и аккуратного Адлера, потихоньку приучается к дисциплине, благодаря чему по окончании интерната его почти можно терпеть на корабле. Вообще капитаны обычно предпочитают пилотов из семей Кузнецовых, Смитов и Фужеронов. Конечно, показатели у них не такие блестящие, как у Беловых, но все-таки весьма достойные, а проблем они доставляют на порядок меньше.
Бывают и антитандемы. Например, Беловых и Маккензи принципиально выращивают в разных интернатах. И в течение всей жизни стараются держать их как можно дальше друг от друга. Нет, у этих двоих взаимоотношения отличные, даже слишком. Примерно за два года крепкой дружбы вместо великолепного пилота и замечательного военного ученого получается парочка выдающихся закадык-алкоголиков.
Вот и клонов фамилии Пульхров никогда не выращивают поодиночке, к ним в паре всегда идет клон фамилии Чеховых. С малых лет Чехов тянется за головастым и харизматичным братом, который, в свою очередь, с детства приобретает навыки управления и манипуляции физически более развитым сверстником. Впоследствии на службе их рассматривают как единую боевую единицу, службу они проходят вдвоем, и Чехов при Пульхре как правило выполняет роль левой руки.
В интернат их тоже привезли вместе. Что было до интерната Пульхр помнил смутно: какие-то мутно-прозрачные стены и яркие пятна игрушек. Но он был точно уверен, что Чехов был с ним с самого начала. Позднее он узнал, что даже в инкубаторе кувезы тандемных клонов ставят рядом, чтобы зародыши чувствовали друг друга постоянно.
Внешне интернат представлял собой пожилое трехэтажное здание из красного кирпича. Внутри царила утилитарная эстетика космической казармы: те же гулкие лестницы со ступеньками из рифленого алюминия, те же двухярусные койки, та же металлическая посуда в столовой. В общем, все было сделано для того, чтобы впоследствии космический корабль или база у выросших кадетов ассоциировался с родным домом.
Здание стояло на берегу моря, и далеко в воду уходил понтонный причал, с пришвартованной к нему учебной подводной лодкой. Высокая каменная стена отделяла территорию интерната от окружающего мира, какого-то кривого и бестолкового населенного пункта.
Кадеты жили в помещениях на четыре-шесть человек, старшие и младшие вперемешку. С детства они называли друг друга по фамилиям: в интернатах всегда выращивали клонов в единственном экземпляре из каждой фамилии, так что путаницы не возникало. Имя клон получал только по окончании интерната, на выпускном. Поэтому Пульхр всю жизнь воспринимал свое имя как что-то чужеродное, навязанное ему миром людей.
Поначалу они жили в одной комнате со старшими Маккензи и Картье, через несколько лет привезли младшую Зайцеву. Когда Маккензи и Картье закончили интернат, в комнату подселили подселили еще двоих младших.
К детям все время обучения в интернате были прикреплены два наставника, оба клоны. Интернат был космофлотовский, поэтому в стенах интерната использовались все три языка Солнечной системы. До шести лет детьми занималась наставница. Она проводила с ними почти все время: водила их гулять, читала им книги, учила рисовать и лепить из пластилина. Вечерами, пока Пульхр и Чехов смотрели мультфильмы, она у себя в комнате что-то печатала на компьютере. Наставница была из Квебека, в общении предпочитала французский. Благодаря ей для Пульхра французский стал языком сказочных животных, на нем разговаривали герои древнегреческих мифов и сказок.
Второй наставник был огромным бородатым мужчиной. Как он выглядел Пульхр помнил не так хорошо, как его каюту, куда они с Чеховым иногда пробирались по вечерам, после того, как наставница укладывала их спать. На стенах висело несколько фотографий, в основном наставник в форме десантника в компании похожих на него бородатых людей на фоне разнообразной военной техники. Особенно братьев манил застекленный ящик, в котором на флаге Альянса тускло блестели желтые и белые бляхи наград. Иногда, когда наставник был в хорошем настроении, он отпирал стекло ключом, который носил на шее, и давал детям потрогать медали. Как зачарованный маленький Пульхр водил пальцем по выпуклым латинским буквам. А наставник в это время рассказывал про свое боевое прошлое: битва за Арктику, операция «Горсть пепла», как однаждый их взвод загнали в туннели на Денебе, и он неделю не снимал скафандр, как выжигали пиратскую базу на каком-то безымянном астероиде. На поясном ремне наставник носил кожанную кобуру. После медалей наставник обычно расстегивал ее, доставал всамоделишний пистолет и давал детям подержать его.
— Не щурь глаз когда целишься, — учил наставник Чехова, который с трудом удерживал пистолет двумя руками.
— А как?
— Правым целишься, а левый оставляй открытым. Иначе не увидишь, что твориться вокруг.
— Я так не могу!
— Привыкнешь. Прицелился?
— Прицелился…
— Как надо отвечать?
— Так точно!
— Теперь жми курок… Ну!
— Жму! Не получается!
— Так ты, балда, забыл с предохранителя снять! — сообщил Пульхр.