Чехов, пыхтя, переключал флажок предохранителя и снова жал курок. Вместо выстрела звучал сухой щелчок.
— А почему он не стреляет?
— Он не заряжен. Рано вам еще…
Потом наставник мрачнел. Он запирал шкаф с наградами, убирал пистолет в кобуру и доставал из холодильника связку коричневых бутылок. Наставник смотрел телевизор по-русски, время от времени делая глоток из бутылки. В отличие от наставницы, он не выключал телевизор и не отправлял детей спать, даже когда показывали взрослые фильмы. В этих фильмах люди вытворяли друг с другом такое, отчего волосы на темечке приподнимались, и ночью снились страшные сны. Благодаря этим фильма Пульхр и Чехов узнали, что человека, оказывается, можно «убить», тогда он будет «мертвый» и никогда больше живым уже не будет. Приведению людей в это надежное состояние в фильмах наставника уделяли много сил и времени.
Но все оказалось не так просто. В одном фильме убитый, полежав неподвижно какое-то время, вдруг открыл глаза, потрогал рану, как ни в чем не бывало вскочил и зарубил обидчика мечом. Пульхр очень удивился, как это мертвый оказался не совсем мертвым, и стал допытывать наставника о странном феномене.
— Ну, он его ранил, — объяснил наставник.
— Как это «ранил»? — не поняли братья.
— Ну, не убил, а только ранил, — возле кресла уже стояло шесть пустых бутылок. В таких случаях объяснения наставника чаще окончательно запутывали дело, чем вносили ясность.
Пульхр предположил, что у человека, кроме двух основых агрегатных состояний, «живого» и «мертвого», имеется еще некоторая переходная стадия «раненный». Дальнейшие распросы подтвердили его блестящую догадку.
— А ты был раненным? — с надеждой спросил наставника Чехов.
Наставник хмыкнул и стянул через голову футболку. Справа на груди у него было множество мелких шрамов, сливающихся в один большой, а на левом плече уродливый багровый рубец.
— Абордаж, — лаконично объяснил наставник и добавил: — Страшное дело.
Именно благодаря клонам педагоги открыли явление, получившее название «окно формирования». Дело в том, что организм ребенка развивается неравномерно. В нем постоянно происходят физиологические изменения, которые, накопившись, в какой-то момент приводят к переформатированию мозга. В этот короткий период психика ребенка максимально отзывчива на внешнее воздействие.
Однажды давным-давно, некая мадам Кеплер, хозяйка трактира, показала своему маленькому сыну Иоганну комету, а в другой раз лунное затмение. Вероятно, эти события очень удачно совпали с окнами формирования, потому что Иоганн Кеплер, вместо того, чтобы окуклиться, как ему было написано на роду, в трактирщика или священника, неожиданно стал великим астрономом. И это несмотря на проблемы с глазами, главным инструментом астронома в те дикие бестелескопные времена.
Беда в том, что у каждого ребенка эти окна открываются в разное время, и никому не известно, когда именно. Ребенку может повезти, окно формирования может совпасть с днем рождения, на который ему подарят, допустим, видеокамеру. Тогда из ребенка может получиться Стэнли Кубрик или Стивен Спилберг. Но скорее всего окно будет впустую растрачено на тупую школьную зубрежку, эксперименты с курением и разглядываем голых тетенек на порносайтах. Что тоже даст стимул развитию личности, но совсем в другом направлении.
У клонов один день рождения на всех — 1 марта или, как его называют сами клоны, «День Первородного». Именно в этот день в 2058 году доктор Лилит Найтмар извлекла из кувезы первого в истории клона человека, точную копию своего сына Адама, умершего шесть лет назад от гнилого гриппа. В те лихие времена опыты по клонированию человека расценивались как тяжкое уголовное преступление, и доктор успела отсидеть четыре года в обычной женской тюрьме, прежде чем ее перевели в закрытую федеральную, которая на деле оказалась секретной научно-военной базой, где в это время в авральном режиме пытались запустить программу клонирования человека.
В интернате, кроме общего дня рождения, у воспитанников были еще и личные, не привязанные к конкретным датам. Просто в какой-то день в комнату приходили наставники с тортом, поздравляли одного из детей и дарили подарки. Так, однажды летом восмилетнему Пульхру подарили коробку с изображением катера и детский костюм капитана. Катер заинтересовал, но не то, чтобы сильно: это был конструктор, и его еще предстояло собрать. А вот костюм можно было употребить немедленно. В интернате воспитанники носили одинаковую темно-серую форму, и чудесный бело-золотой костюмчик произвел на Пульхра потрясающее впечатление. Особенно поразили его всамоделишные погоны со звездами и эмблема Альянса на кокарде. Только вот надеть костюм не разрешили: наставник сказал, что это мундир капитана, и носить его могут только те, у кого есть свой корабль. И многозначительно показал на коробку.
За сборку катера Пульхр принялся едва отведав торту. Катер состоял из трехсот деталей, от запаха клея кружилась голова, и день пролетел как пьяный сон. Когда Пульхр закончил, то с ужасом понял, что время два часа ночи, свет везде потушен, горит только лампа у него на столе, и в игровой комнате он совершенно один. Видимо, он настолько выпал из реальности, что его не заметили и не отправили спать. В собранном виде катер оказался неожиданно большим, не меньше метра в длину. Оставалось только покрасить и установить систему дистанционного управления, и без помощи наставника было не обойтись.
Через день, когда краска высохла, Пульхр, с помощью трафарета и наставника, золотой краской нанес на нос катера его название: Invictus. То же слово было выбито на кокарде капитанской фуражки. Пульхр спросил, что оно значит. Наставница ответила: это переводится с латыни как «Непобедимый». Неизвестно, кем был не победим прогулочный катер на четыре посадочных места, но гордое имя произвело на Пульхра может быть не меньшее впечатление, чем капитанская форма. Почему-то Пульхр решил (как всякий ребенок, он был очень суеверен), что это пророческий знак, презнаменование великого будущего, в котором никогда не будет поражений.
Наконец ему позволили надеть детский мундир. Счастливый Пульхр при полном параде с причала управлял своим первым кораблем, Чехов стоял рядом и ждал своей очереди. Утки возмущенно орали, отгребая подальше от катера, нарезающего круги возле причала. Когда Пульхр передал пульт управления Чехову, наставница принялась объяснять, что если он будет хорошо учиться, то может стать настоящим капитаном, и не маленького катера, а огромного, как дом, космического корабля. Он всегда будет ходить в капитанской форме, и все будут отдавать ему честь. Пульхр потихоньку улыбался ее наивности: он-то уже два дня знал, что непременно преодолеет все трудности и станет капитаном крейсера. На меньшее он тогда был несогласен.
Когда детям исполнилось восемь, они, как большие, стали ходить в общую столовую. Началась учеба и со страшным абордажем пришлось познакомиться поближе. Школьные занятия проходили в первой половине дня, в классах на тридцать человек. После обеда кадеты шли в учебку, на физподготовку, спарринги и профильные занятия. К десяти годам Чехов вымахал на полголовы выше Пульхра и раздался в плечах. Наставник объяснял, что делать, если противник больше и сильнее, но помогали его советы далеко не всегда. Пульхр отлично запомнил ощущение соскальзывающего на глаза потного дермантинового шлема, по которому в это время Чехов лупил перчатками.
Абордаж в космофлотовских интернатах был обязательным занятием для всех кадетов. Тут Пульхр брал свое. Вообще-то Пульхры никогда не отличались особыми спортивными достижениями. Фамилия была специализирована на командные должности, поэтому все, что от них требовалось это сдать офицерское десятиборье. А вот у нашего конкретного Пульхра, откуда ни возьмись, прорезалась абордажная жилка. Без особого труда он мог навалять и Чехову и еще одному-двум приданных ему в качестве форы помощникам. Впоследствии он даже выступал на соревнованиях: вице-чемпион 3-го флота по абордажному тесаку и третье место по куммулятивной шпаге, — достижения вполне достойные. Чехова тоже таскали по всяким соревнованиям: его призовыми кубками была заставлена целая полка в шкафу. Он и бегал, и плавал, и штангу тягал, и дрался.
Чаще всего подарки, которые получали братья, были по сути дорогими конструкторами. Даже велосипеды перед использованием им пришлось вначале собрать. Но однажды Пульхру достался подарок целиком, в полностью собранном виде. Все было как обычно: утро, торт, наставники. Население комнаты выстроилось в шеренгу: на правом фланге торчал дылда Маккензи, замыкала строй пятилетняя Зайцева.
— Курсант Пульхр! — сказал наставник. Пульхр сделал шаг вперед. — С днем рождения, чемпион, — он протянул Пульхру небольшую, но неожиданно увесистую коробку, и хлопнул по плечу.
Пульхр в одно мгновенье в клочья изорвал подарочную упаковку и открыл крышку. Над правым ухом завистливо задышал Чехов. Старшие шушукались о чем-то своем. Зайцева тихой сапой подобралась к торту и принялась его расковыривать. В коробке лежало самая прекрасная вещь, которую может получить на день рождения десятилетний мальчишка: пистолет Волынского. Пульхр понимал, что пистолет хотя и тяжелый, но неизбежно игрушечный, по-другому и быть не могло, но сердце все равно замерло в наивысшей точке отчаянной надежды. Пусть он хотя бы будет пневматическим… Дрожащими руками Пульхр выволок пистолет из углубления в коробке. Выглядел пистолет совсем как настоящий. На затворе даже был выбит номер.
— Он что, настоящий? — спросил Пульхр, готовый услышать горькую правду.
— Конечно, настоящий, — сказал наставник. — Какой же еще!
— Дай посмотреть, ну, дай посмотреть! — заныл Чехов.
Пульхр немедленно наставил на него пистолет и тут же получил от наставника подзатыльник.
— Никогда не смей наставлять оружие на своих! — заорал он. — Еще раз так сделаешь — заберу навсегда!
Наставница успокаивающе положила ему руку на плечо. Зайцева, проследив, что произошло, отпрянула от торта и на всякий случай заревела.