мещается в мужскую сторону. Слыхали о неадертальцах?
— Краем уха.
— У них даже женщины носили усы и бороду, да и уровень тестостерона у них был как у племенного быка. Любая неадертальская Джульетта могла вас, со всеми вашими медалями, в узел завязать. Потому и вымерли. Как оказалось, мужики очень плохо рожают детей. — Стерн неожиданно икнула. — Это еще что такое? — удивилась она, постучала себя кулаком в грудь и снова икнула.
Капитан поднес Стерн стакан воды, который она благодарно кивнув, выпила.
— Я закурю? — спросила она.
Капитан пожал плечами: Стерн уже сунула сигарету в рот и спрашивала только из вежливости. Никотин соединился с алкоголем, и Стерн начало развозить. Разноцветный взгляд ее обессмыслился. Напоследок ее повело в романтику.
— Капитан, а вы женаты?
— Нет.
— А что так? Не нравятся женщины?
— Я клон.
— Ах вот оно что! — кивнула (а может клюнула носом) доктор. — Клонам же нельзя жениться. А детей вы завести физически не можете, вам эту функцию на генетическом уровне отключили. Маленькую такую спаечку поставили в районе метохондриальной… Не помню точно… Раньше знала, но теперь не помню… Но вы не расстраивайтесь. Смотрите в стакан с той стороны, где он полный: зато вы можете трахаться без резинки. Трахаться-то вам еще не запретили? Ну, не будьте ханжой. Сексуальный инстинкт — базовый, поэтому изучение любых социальных групп надо начинать с того, кто с кем и как именно спит. Во всех, понимаете ли, подробностях и частностях. Особенно это касается маргинальных групп. Звериная, я вам доложу, простота нравов. Тут главное соблюдать научный подход, иначе — она чиркнула ногтями по горлу и пригорюнилась. — А я вам нравлюсь?
— Очень. Но у меня есть девушка.
— А, да, вы же говорили…
— Разве? — удивился капитан.
— Ну, кто-то говорил. Может быть, полковник…, - насколько понял Пульхр, полковник появлялся в реальности Стерн при достижении определенной глубины опъянения, которой она в очередной раз достигла.
Докурив, доктор вдавила окурок в пепельницу, заразительно зевнула (следом за ней зевнул капитан, а за ним и читатель) и принялась ерзать, устраиваясь на ночлег. Капитан не возражал. Он решил дождаться, когда она заснет, после чего попросить бармена вызвать грузчика с тележкой. Он, конечно, мог отнести ученую сам, но во-первых, не пристало капитану таскать по космопорту пьяных девиц, во-вторых, он не хотел лишних вопросов от Петровой. То, что их не миновать, капитан знал, когда предлагал угостить Стерн. Но одно дело пообщаться с новым членом команды и важным источником информации в неформальной, так сказать, обстановке, в баре, полном людей, другое — самолично появиться у причала со спящей красавицей наперевес.
Грузчика вызывать не пришлось. Вскоре после того, как Стерн угомонилась, закрыла глаза и засопела, в зале появилась Олсен. Она оглядела стол, уставленный бутылками и посудой, храпящую ученую и не выразила ни малейшего удивления.
— Шеф, погрузка закончена. Наемники на местах, багаж доктор Стерн, — которая, услыхав свое имя, на секунду перестала сопеть, заинтересованно приоткрыла свой правый зеленый глаз, но, не усмотрев ничего для себя интересного, тут же смежила его снова, — погружен. Все без происшествий.
— Спасибо, Олсен, — капитан поднялся, хрустнул, разминаясь, плечом.
Они одновременно поглядели на доктора Стерн.
— Олсен, ты не могла бы помочь доктору Стерн…
Олсен коротко кивнула, протянула руку и одним движением поставила Стерн на ноги.
— Это еще что такое, хам? — попробовала возмутиться Стерн, решив, что ее домогаются. Но возмущение потребовало слишком много сил, и она покорно отдалась на волю боцмана.
Капитан взялся было за докторский багаж, но Олсен со словами: «Шеф, я сама», рукой, свободной от представителей науки, отняла у него рюкзак и легко вскинула обе лямки на левое плечо. Пульхр оставил на столе стокредитовую купюру и двинулся за ними в арьегарде. Стерн зыбко передвигала ноги и откровенно висела на правой руке Олсен, левой обвивая ее талию. До причала добрались без происшествий. По пути попался патруль туристической полиции, который оценил офицерскую форму и сопроводил на уважительном расстоянии до причала. Томпсон нервно курил возле шаттла. Увидав обнявшихся Олсен и Стерн, он издал тихий скулящий звук, выплюнул сигарету и ринулся помогать. Олсен решительно отстранила его от докторши, сунув в качестве сублимации рюкзак. Когда боцман усаживала тело Стерн в пассажирское кресло и пристегивала его ремнями, та, не открывая глаз, эхом оставшейся в баре беседы пробормотала что-то про особенности размножения морских коньков.
Всю дорогу до «Неуловимого» этнограф благополучно проспала.
— Куда ее? — спросила Олсен по прилете, отсегивая ремни.
— Пусть сегодня переночует в твоей каюте, — сказал капитан. У Олсен, как у старшего унтер-офицера, имелась отдельная каюта с двумя полками. — Присмотришь за ней. Пьяная девица на пиратском корабле не к добру. Завтра посмотрим.
Концентрация алкоголя в крови Стерн достигло того уровня, когда тело человека приобретает свойства жидкости. Несмотря на усилия боцмана придать ей вертикальное положение, доктор буквально стекала на пол. Олсен пришлось нести ее на руках, как павшего товарища, чтобы торжественно предать тело нижней из полок своей каюты. Старпом Юсупов встречавший капитана для доклада, так засмотрелся на церемонию выноса, что проглядел появление Пульхра. Спохватившись, он козырнул и принялся докладывать:
— Господин капитан, за время вашего отстутствия никаких нарушений не замечено. Шаттл с наемниками уже пристыковался, офицер Томпсон повел их в девятый отсек устраиваться…
— До прыжка остался один час, сорок пять минут, — «Джо» уже вел обратный отсчет. — Всем людям на корабле надлежит как можно быстрее закончить свои дела, принять положение тела, максимальное к горизонтальному, лицом вверх и пристегнуться.
В дверях шлюза, в которых только что скрылись Олсен и Стерн, появилась Петрова.
— Хорошо, — сказал капитан Юсупову. — Можете продолжать подготовку к прыжку.
— Это кто? — спросила Петрова, когда Юсупов удалился.
— Что «кто»?
— Что за девица, которую сейчас отсюда вынесла Олсен?
— Это доктор Стерн, этнопсихолог, наш научный консультант.
Петрова дернула носом, уловив исходящий от капитана запах алкоголя:
— Это ты ее напоил?
Врать в отношениях нельзя никогда. Только правда. Поэтому Пульхр не стал возражать:
— Я. У нее сегодня свадьба.
— Чего?
— Потом расскажу. Времени в обрез.
— До прыжка остался один час сорок минут, — подтвердил «Джо».
Когда «Джо» сообщил, что до прыжка осталось пятнадцать минут, все люди на корабле находились в положении, максимально близком к горизонтальному, лицом вверх, все были пристегнуты и тоскливо ожидали того момента, когда «Джо» скажет «Ноль, пуск», корабль встряхнет, и за стеклами иллюминаторов вместо черной пустоты Солнечной возникнет черная пустота уже совсем другой системы. Разница только в том, что звезды будут расположены чуть иначе, и родное Солнце будет одной из них.
ГЛАВА 8
Как уже говорилось, правительство Земли, получив в свои руки лемурианские двигатели, все силы бросило на то, чтобы узнать или хотя бы угадать методом тыка принцип действия. Лучшие земные ученые потратили несколько лет на исследования, но поняли не больше шамана-неадертальца, случайно наткнувшегося в кустах, куда он забрел по малой нужде, на пылесос. Любой вопрос по делу они смывали потоком узкоспециализированной лексики, трогательно напоминая ацтеков, которые с помощью заклинаний пытались защититься от вторжения конкистадоров.
Лемурианский двигатель, установленный на «Неуловимом», представлял собой довольно громоздкое и сложное сооружение. Центральная его часть — двухметровой высоты металлический цилиндр — располагался в пятом отсеке, в специальной выгородке. С помощью гофрированных шлангов и пучков проводов, он соединялся с несколькими шарами меньших размеров, раскиданных по разным палубам, и благодаря системе кингстонов имел выход в открытый космос.
Если устройство лемурианского двигателя, по-видимому, было непознаваемо сложным для земной науки, то управление, напротив, — максимально простым. Для прыжка нужно было лишь загрузить в один из шаров топливную капсулу, набрать на пульте управления координаты выхода, повернуть специальный ключ, который капитан носил на цепочке на шее, и повернуть рычаг. После этого шарообразный кусок пространства радиусом около пятидесяти метров почти мгновенно — за семь секунд — перемещался в заданные координаты.
Тут имелся небольшой ньюанс: точность прыжка находилась в обратной зависимости от расстояния. До девяти световых лет погрешность была приемлимой, ее можно было покрыть за неделю-другую марша на корпускулярно-волновом двигателе, далее точность снижалась по экспоненте.
До Голконды было почти тридцать световых лет. Их предстояло покрыть тремя прыжками лемурианского двигателя, и дальше добираться до цели на маршевых двигателях.
Перемещение с помощью лемурианских двигателей сопровождался неопасными, но довольно неприятными побочными эффектами. Вывернутая наизнанку метрика пространства вызывал перенаправление остаточных токов в нервных окончаниях и семь долгих секунд прыжка человек ощущал себя метафизической струной, растянутой между точками входа и выхода, сознавая беззащитными нервами каждый метр этого неимоверного, с ума сводящего своей бессмысленностью расстояния.
Это ощущение вызывало приступ комплекса неполноценности и экзистенциального шока такой силы, что природные предохранители организма временно выходили из строя. Физически это выражалось в виде судорог, холоднго пота, головной боли и перемежающейся диареей рвоты в разных комбинациях и пропорциях.
И если у людей это состояние продолжалось от нескольких минут до получаса, после чего в организме включались защитные механизмы, и физиология давила негативные ощущения всякой позитивной химией, то корабельный ИИ вышибало всерьез и надолго. После прыжка Пульхр предоставил «Джо» двухдневную увольнительную — все равно толку от него в таком состоянии не было. На все вопросы он однообразно отвечал: «А смысл?» и, не обнаружив такового, погружался обратно в пучину мировой скорьби. Все это время «Джо», лишенный общения со своими психологами, посвятил игре в морской бой с самим собой.