В этот момент появился наставник. Пульхр не нашел сил удивиться, откуда он взялся — ребята никому про свои испытания не говорили. Сразу стало легче. Наставник не допустит, чтобы Чехов умер. И он, действительно, нисколько не растерялся, словно он каждый день видел утыканных стрелами детей. Чехов шевельнулся. Наставник присел над раненным.
Кровь отхлынула от головы, Пульхр почувствовал себя легким от счастья — он только сейчас разглядел, что попал Чехову в бедро.
— А если бы в голову? — спросил наставник, после чего изломал об Пульхра лук и оставшиеся стрелы.
Чехов приподнялся на локте и удивленно уставился на стрелу, словно пытаясь припомнить, была ли она там раньше. Стрела прошла насквозь, и кость, к счастью не задела. Чехов недоверчиво тронул древко пальцем и поморщился от боли. Наставник оторвал рукав своей рубашки и стянул ногу выше раны. Стрелу он обломил у наконечника и вытащил окровавленное древко из раны. Потом Чехов, опираясь на Пульхра, героически похромал в медкабинет. Там ему вкатили пару уколов и зашили. Хромал он еще где-то месяц, а Пульхр в качестве наказания два месяца драил туалеты и посуду на кухне.
— Слушай, — спросил Чехов, когда источник детских воспоминаний начала иссякать. — А что со мной случилось? Почему ты один?
Пульхр ладонь провел по лицу от лба до подбородка, словно умываясь. Чехов пристально смотрел на него.
— Операция «Большой Зубец» — слыхал?
— Нет.
— Ну да, она вроде бы засекречена была… Не суть. Восемь лет назад мы с тобой служили на этом корабле. Я тогда был вторым помощником, а ты — командиром абордажной команды. Мы сумели пристыковаться к крейсеру Мезальянса. Остальные корабли… не сумели. На крейсере оказалась толпа космопехоты. Вас прижали недалеко от командного центра. Я решил помочь, взял всех абордажников из команды: Томпсона, Олсен и еще несколько ребят. Ну, вошли. Там ад, ничего не понятно. Мы тоже сцепились с космопехотой. Я решил прорваться на центральный пост и перекрыть шлюзы. Толкнул какую-то дверь, смотрю, а там знамя корабля, и рядом с ним часовой. Он хотел сдаться, но… не успел. А мы предупреждали, что если не сдадуться, то мы пленных брать не будем! Я знамя, значит, сорвал, и на выход. Вдруг мне в спину удар. Я оборачиваюсь, а там какой-то мичман с пистолетом. Пуля от доспеха, понятное дело, отрекошетила. То есть он на космическом корабле стрельбу открыл! За такое вообще-то полагается руки рубить, — свирепея пояснил Пульхр. — И вот, пока я ему руки рубил, что-то замкнуло, вспыхнуло, начался пожар. Я на выход. Весь коридор в пламени. Шлем от жары вырубился, пришлось его снять. Дышать нечем, повсюду дым, последнее, что помню — я ломлюсь в какую-то дверь…
Пульхр плеснул себе на два пальца, выпил налитое одним глотком и продолжил:
— Прихожу в себя уже здесь, на борту, в очереди в медицинский модуль, в руках знамя, вцепился так, что меня вместе с ним и вынесли. Еле пальцы разжал. А ты рядом лежишь. И видно, что не жилец. Дыра вполживота насквозь. Когда ты меня из пожара выносил, кто-то успел тебе в спину кумулятивным кинжалом ткнуть. Мне потом в госпитале орден твой передали. Наградили тебя посмертно. За спасение товарища. За меня, то есть. И Беретту твои приложили…
У Пульхра зачесалось крыло носа, он потер его и с недоумением уставился на мокрые пальцы.
— Э-э, брат, как тебя развезло-то, — смущенно забормотал Чехов. — Пойдем-ка, отведу тебя в твою каюту.
— Да ладно, — поднялся Пульхр. — Сам дойду.
Чехов все-таки довел его до каюты.
— А то еще свернешь себе шею…
В каюте они застали Петрову в халате. Увидав Чехова, она сложила руки на груди с самым неприветливым видом.
— Привет, — сказал Пульхр. — Не помню, вы знакомы или нет. Это Чехов, командир нашей наземной группы, а это Петрова, наш каптенармус… — с лица Пульхра сошла краска. — Прошу прощения, мне нужно отлучиться…
И он проворно скрылся в туалете. Чехов внимательно оглядел каюту. Петрова стояла у двери, скрестив руки и повернувшись вполоборота, словно пропуская непрошенного гостя на выход.
— Привет, Петрова.
— Здравствуй, Чехов.
— Все-таки добилась своего?
— Не твое дело, Чехов, не твое дело.
Чехов вздохнул.
— Я, наверное, пойду.
— Пойди.
Она закрывала за Чеховым дверь, когда из туалета появился капитан.
— А где Чехов?
— Уже ушел. А ты, ваше благородие, чего-то зачастил пить.
Пульхр нахмурился и сел на диван. Вдруг он со всей дури ударил кулаком по стеклянной крышке журнального столика. Закаленное стекло дало звездообразную трещину, но выдержало. Петрова села рядом и взяла его руку с разбитыми костяшками в свои ладони.
— Завтра же болеть будет, — сказала она.
— Так мне и надо.
ГЛАВА 9
Достигнув Голконды, как и было обещано, через пять дней, «Неуловимый» завис на ее орбите.
Сунь Цзы писал в своем «Искусстве Войны»: «кто знает местность — получит полную победу». Пульхр полностью разделял его точку зрения, хотя местами недоумевал, почему китайцев, таких тонких и глубоких теоретиков войны, до недавнего времени побеждали и завоевывали все, кому не лень. Тем не менее для начала капитан велел «Джо» тщательно изучить местность вокруг шахты в радиусе ста километров, и отправил несколько разведгрупп выяснить обстановку на месте. В целях безопасности разведчики действовали только в светлое время дня и в абордажных скафандрах.
В результате всех этих мероприятний выяснилось, что воздух на планете вполне подходил для дыхания, а опасные возбудители и радиационное загрязнение отсутствовали. Тем не менее, людей на планете в данный момент или не осталось, или они ушли в глубокое подполье. По крайней мере, ночная сторона Голконды, как ее ни крути, всегда была погружена в мертвую темноту.
Шахта, ради которой они прилетели, располагалась на высушенной равнине, которая с трех сторон была окружена горами, а четвертой полого скатывалась к океану. Местный океан, кстати, был пресноводным — верный признак недавнего терраформирования планеты. Ветер гнал с океана караваны тяжелых туч, которые, как сквозь гребень, продирались через скалы, частью изливаясь на склоны, частью прорываясь дальше на запад, в густые леса по ту сторону гряды.
Вход в шахту окружал комплекс промышленных зданий; в полутора километрах от нее имелся заброшенный населенный пункт. Шахта была обитаема: по ночам из нее выбирались человекообразные существа. Судя по показаниям тепловизора, температура тел этих существ была крайне низкой, порядка двадцати девяти-тридцати градусов Цельсия — человек с такой температурой умер бы в течение нескольких часов.
У шахты оказалось богатое прошлое: в радиусе ста километров имелись следы нескольких крушений. Более того, в четырех километрах от шахты стояло небольшое космическое судно, на вид совершенно целое, но обесточенное, с открытым пассажирским шлюзом и без признаков экипажа.
В космофлотах Солнечной системы существовала негласная система названий космических кораблей. Крейсерам, понятное дело, присваивали перворанговые имена: «Королева Виктория», «Ши Хуанди», «Екатерина Великая». Одним из самых удачных примеров, с которым Пульхр имел честь столкнуться, причем буквально, был крейсер Мезальянса «Александр Пушкин». Это имя удивительно шло полукилометровому куску титана, сверкавшему стальной щетиной всех возможных калибров.
Эсминцам, фрегатам и корветам часто давали названия в виде топонимов, например, «Ванкувер», «Оклахома», «Иберия», или в виде прилагательных, указывающих на желаемое качество корабля: «Беспощадный», «Меткий», «Стойкий», «Неутомимый», «Пунктуальный», «Трезвый» и так далее.
Гражданские суда, всякие там космические баржи, буксиры и паромы обычно называли в честь спортсменов, политруков-песенников, мелких партийных падальщиков и прочей местночтимой фауны. Частные яхты преимущественно носили имена жен, любовниц и дочерей.
Пираты, как им и положено, никакой иерархии не признавали, а своим ладьям обожали давать хтонические высокопарные названия, как правило перпендикулярные реальным тактико-техническим характеристикам. Пульхр в свое время, на зачистке пояса Койпера, вдоволь нагляделся на всех этих «Псов Ада», «Сынов Анархии», «Всадников Апокалипсиса» и прочую пафосную дребедень с экипажами, как на подбор ряжеными в клепанную кожу.
«Всадники Апокалипсиса», кстати говоря, были реальным судном с командой из четырех человек и кое-как прикрученной к корпусу самодельной торпедой. Они запомнились Пульхру тем, что столкнувшись с военным кораблем, как-то сразу забыли про Апокалипсис, и не предприняв ни единой попытки сопротивления или бегства, незамедлительно выкинули белый флаг. Полевой суд такую покладистость оценил, и трех всадников приговорили к десяти годам корпоративного рабства — невиданно легкое наказание для пиратов. Четвертый и вовсе отделался сотней плетей условно: его привели на допрос первым, и он сумел заключить договор со следствием раньше коллег.
На разведку самого свежего крушения Пульхр полетел лично, прихватив с собой Бенуа, несколько наемников и шанцевый инструмент. В результате раскопок выяснилось, что упавшее судно, если верить надписи на плохо сохранившейся корме, называлось «Гарпия». «Джо», проанализировав полученную информацию, сгенерировал наиболее вероятную версию произошедшего. «Гарпия» была сбита ракетой и пыталась совершить аварийную посадку. Возможностей судна или умения пилота, а скорее всего, и того и другого, оказалось недостаточным. При посадке «Гарпия» пропахала брюхом тормозную борозду длиной двести метров, попутно разваливаясь на куски.
Крушение произошло около трех месяцев назад, никаких следов экипажа обнаружить не удалось. Черный ящик также не нашли, да его, скорее всего и не было, — вряд ли пираты стали бы возить с собой вещдоки.
На узлах двигателя сохранились серийные номера, «Джо» пробил их по своим базам и выяснил, что в своей предыдущей жизни «Гарпия» была мирным сероводородовозом, входила в гражданский флот Мезальянса и называлась «Валентина Терешкова».