Капитан пожал плечами. Он был человеком взрослым, иллюзии растерял давно, знал, как делаются дела, и понимал, что для того, чтобы верить СМИ, нужно достичь той степени наивной просветленности, которая достигается только упорным и регулярным просмотром новостей. Капитан позволить себе такой роскоши не мог, а потому не верил никому, в том числе первому встречному инопланетянину, который тем временем продолжал:
— Все разумные существа похожи друг на друга. Есть такой термин в биологии: конвергенция. Это когда разные виды, занявшие одну экологическую нишу, или вернее, гильдию, спустя какое-то время становятся похожи внешне. Например, акула это примитивная рыба, а дельфин, технически, — копытное млекопитающее. Но обитают они в одной среде, занимаются примерно одним и тем же, поэтому внешне очень похожи. Разум это тоже в своем роде экологическая гильдия, поэтому разумные существа это неизбежно гуманоиды…
— На самом деле, дельфин и акула не так уж сильно похожи…
— На самом деле, и мы с вами не так уж сильно похожи. Да, кстати, забыл представиться, — представитель приподнялся и протянул руку. — Стефан Дедал.
Ага! Инопланетянин все-таки оказался братом по полу. Ну, хоть какая-то ясность.
— Виктор Пульхр, — рука Дедала была сухая, твердая и горячая. — Это ваше настоящее имя?
— Да, — ответил Дедал. — Мои родители были греческого происхождения, но детство я провел во Франции.
— Вы же говорили, что вы — лемурианин?
— Меня усыновили, когда мне было восемь лет. Фамилия родителей была «Дедал», а имя я мог выбрать сам. Я тогда увлекался Джойсом, и мне показалось остроумным выбрать имя «Стефан».
— Не рановато в этом возрасте увлекаться Джойсом?
— Ну, я всегда был фанатом земной культуры. Поэтому меня и отправили на Землю. Согласитесь, правильно, чтобы с людьми работал тот, кто их любит, а не равнодушные чиновники. У меня, кстати, диплом Оксфорда по русской литературе. О, наши цивилизации могли бы многому друг у друга научиться! Технически мы вас немного опередили, но в плане культуры по сравнению с вами мы — дикари, — Дедал от восхищения достижениями человеческой культуры зажмурил глаза и покрутил головой. — Вообразите, у нас отсутствуют целые пласты: например, музыка. Обожаю творчество Элтона Джона. Как я страдал, когда наши народы разорвали отношения! Но я так и не нашел в себе сил покинуть Солнечную систему. Теперь вот чем могу помогаю налаживать отношения между нашими цивилизациями…
Давайте уже перейдем к делу. Итак, я хотел с вами встретиться, чтобы обсудить с вами предложение, которое я передал через «Джо». Оно вас по какой-то причине не устроило. Надеюсь, вы оцените индивидуальный подход…
Пульхр открыл было рот, но Дедал остановил его жестом руки.
— Прошу вас, выслушайте. Отказаться всегда успеете. Я просто хочу понять вашу мотивацию. Итак, вам в ближайшее время предстоит полет к Тау Кита, который займет больше тридцати лет. С высокой вероятностью, вы, ваша команда и ваш корабль погибните во время пути. Если вы все-таки доберетесь до Тау Кита, ваш корабль будет безнадежно изношен, часть команды умрет от старости, часть сойдет с ума. Может быть вы думаете, что за время пути ваши адмиралы умрут, и вы, как старший оставшийся в живых офицер, возглавите флот? Что-то подобное у вас в карьере уже было, а адмиралы все как на подбор в преклонных летах, вполне логично. Боюсь вас разочаровать: для всех шестнадцати адмиралов на крейсерах установлены криокамеры.
— Я думал, криокамеры это городская легенда…
— Отнюдь, они вполне себе существуют.
— Откуда вы знаете?
— Когда мы еще сотрудничали с людьми, Земля закупила у нас несколько партий. Ваше правительство, естественно, эту информацию засекретило. Так что по прибытии на Тау Кита, вы с адмиралом Скунцтом, если вам обоим повезет выжить, будете примерно одного возраста, под восемьдесят. Адмирал еще пободрей будет: он в камере сэкономит силы, а вы более тридцати лет будете питаться продуктами вторичной переработки и дышать восстановленным воздухом. А это, знаете ли, очень портит здоровье. Вы же летали в составе научно-разведовательных экспедиций? Помните, во что превращается команда и корабль уже после шести месяцев похода? А тут тридцать семь лет, только вдумайтесь в это, Виктор!
Пульхр кисло улыбнулся. Ему одинаково неприятный были воспоминания о тех временах, когда он служил в научно-разведовательном флоте, и осведомленность инопланетянина о его прошлом.
— Вы хорошо подготовились, — сказал он. — В таком случае, может быть расскажете что-нибудь о себе? А то вы обо мне столько знаете, что даже неудобно…
— Всему свое время, Виктор, всему свое время. Сейчас важно, чтобы вы не совершили поступок, о котором будете жалеть всю оставшуюся жизнь. Впрочем, можно ли назвать это жизнью… Вам что-нибудь говорит название научно-разведовательного судна «Хирон»?
— Экспедиция к альфам Центавра?
— Совершенно верно. Первый корабль достигший другой звездной системы и вернувшийся назад. Герои Дальнего космоса, гигантский прыжок для всего человечества… Экспедиция «Хирона» длилась двадцать девять лет. Вам до Тау Кита предстоит лететь тридцать семь. Правда, «Хирон» летал сто лет назад, с тех пор технологии регенерации кислорода и продуктов питания, да и медицина в общем немного улучшились. Так что будем считать, что последствия для вас и экипажа «Хирона» будут примерно равными. Вы, конечно, помните фотографию экипажа «Хирона» после возвращения? Она есть во всех учебниках истории. Вот, пожалуйста…
Дедал сунул руку под стол, достал оттуда какую-то книгу и протянул ее Пульхру. Это был учебник новейшей истории, по которому учили в школах и интернатах Альянса. Книга была потрепанной, но еще вполне крепкой. Между страницами торчала закладка, по которой Пульхр сразу попал на цветную вкладку с групповым портретом экипажа, сделанную после триумфального возвращения «Хирона».
Герои Дальнего космоса, одетые в парадную форму научно-разведовательного флота, расположились в три ряда. У всех на лицах широкоскуло сияли улыбки победителей. Улыбался даже капитан… как его?.. а, да, Витус Явольский, хотя по его суровому лицу с пронзительным орлиным взглядом было видно, что улыбается он только по особым случаям. Ну что же, это как раз такой случай: навеки вписал свое имя в историю, встал в один ряд с Юрием Гагариным, Нилом Армстронгом и Ли Шаем.
Пульхр, ностальгически улыбаясь, листал страницы учебника. А ведь по такому же точно он сам учился в интернате. Перед его внутренним взором встала классная комната с вечно занавешенными тяжелыми портьерами окнами и ступенями во всю ширину помещения, поднимающимися к доске. Какой-то шкодливый школьник в свое время коротал с этим учебником время, пририсовывая историческим лицам на иллюстрациях усы, бороды, торчащие уши и тому подобные придатки.
Долистав до фотографии, на которой генеральный секретарь Мезальянса Диего Гонзалес жал руку президента Альянса Альфонсо Моралеса, Пульхр вдруг осознал, что он учился не по такому же точно учебнику, а по этому самому. Именно он в свое время улучшил Диего Гонзалеса рогами, копытами и хвостом, а Альфонса Моралеса снабдил попугаем на плече, деревянной ногой и косой повязкой через левый глаз.
За свой творческий порыв, помнится, Пульхр две недели не вылезал из нарядов и дежурств, и за это время охладел к изобразительному искусству до полного отвращения. Изувеченный учебник, кажется, должны были утилизировать, а вот поди ж ты, прошло тридцать лет, а он снова держит его в руках…
— Похоже, вы с детства питали некоторую неприязнь к политикам, — с усмешкой сказал Дедал. — По крайней мере ни на одного военного у вас рука не поднялась. Так вот, эта знаменитый парадный портрет экипажа «Хирона» — не более чем фантазия на заданную тему. На самом деле всех их фотографировали поотдельности, потом фотошопили и сводили на общее фото.
— Почему?
— Посмотрите исходники и сами поймете, — Дедал опять сунул руку под стол и на этот раз протянул Пульхру стопку лоснящихся, как будто лакированных, фотографий. — Эти фото были сделаны на следующий день после возвращения «Хирона». В свое время эти карточки чуть не просочились в СМИ, и Альянсу пришлось приложить массу усилий, чтобы этого избежать. Понимаете, почему?
Пульхр, перебирая фотографии, рассеянно кивнул. Ду уж, если бы ЭТО стало достоянием общественности, то на программе освоения Дальнего космоса можно было бы ставить крест. У всех изображенных на фотографиях был крайне истощенный, истерзанный и какой-то ссохшийся вид, свинцовый оттенок кожи, волосы, включая ресницы и брови, начисто отсутствовали, у некоторых не хватало конечностей, у двоих вместо лиц была жеваная кожа — похоже, брызнуло топливом маневренных двигателей. Как они после такого смогли выжить без госпиталя? Часть экипажа была одета в больничные пижамы, некоторые красовались в смирительных рубашках.
На оборотах карточек имелись рукописные пометки на английском, фамилия, имя, звание, которые, видимо, предназначались для тех, кто обрабатывал фото. Примерно у половины эти приписки имели такой вид:
«Неизв., найден в трюме 2 отсека, предп. старшина Гуревич», «Неизв., прятался за кожухом установки регенерации питания, предп. науч. офицер Эриксон», «Неизв., нес вахту за пультом ГЭУ, предп. ст. инженер Петров».
— А почему так много неизвестных?
— За время пути весь экипаж заработал тяжелые психические расстройства. Кто-то считал, что всегда жил на корабле, кто-то перестал отличать сон от реальности. По результатам обследования психиатры даже разжились новым видом психического расстройства: автоматизированной деменцией. За время экспедиции умерла примерно половина экипажа, чьи обязанности были распределены между живыми. Особенно тяжело пришлось нижним чинам, которые спали несколько часов в сутки, а в остальное время неприрывно несли вахту. Практически все они утратили личности и речь, или сохранили их только в пределах должностных обязанностей. Очень немногие на борту помнили свои имена и прошлое.