Сады Шахерезады — страница 3 из 12

-Ты будешь привидением! Будешь жить вечно. Здесь. В этом доме. Поэтому он будет принадлежать тебе. Не моему папе. Тебе! По-настоящему. Понимаешь, Отверткин? По-другому это сделать никак нельзя было. Теперь ты мне поверишь? Если я проведу тебя туда, где становятся привидениями?

Мальчуган беззаботно щебетал, болтая ногами. То, что мертвый собеседник участвовал в разговоре лишь своим безответным, равнодушным молчанием, его не смущало. Бессловесное общение для малыша было привычным не менее, чем вербальное.

-Ты знаешь, Отверткин, что нужно, чтобы стать привидением? Нужно попасть на дорогу Призраков. Она не здесь. Она далеко. В Нездешнем мире. Ее еще называют Кольцом Возвращения. Некоторых она находит сама. А тебя я провожу к ней, потому что ты сам не найдешь ее. Нездешний мир не похож на наш. Там легко заблудиться. Я знаю, что ты меня сейчас не слышишь. Чтобы говорить с мертвыми нужно кое-что сделать. Но сейчас это не пригодится. Тут нужно другое.

Малыш зажал в ладошке второе пирожное и погрузился в свои нелегкие мысли, время от времени покусывая сладкую мякоть. Мир перестал для него существовать. Были только он сам, мертвый Отверткин и разделяющая их граница Нездешнего, которую нужно преодолеть, чтобы выполнить обещанное.

-Отверткин! - произнес наконец мальчик. - Я доведу тебя туда, как обещал. Но мне самому для этого нужен проводник. Нездешний мир плохо принимает живых. А умереть я сейчас не могу. Без проводника я там ничего не увижу. Живые там становятся слепыми. Наверное, так надо. Так правильно. Ты не обидишься, если тебе придется немножко подождать меня? Ты только не уходи никуда, я сам тебя найду. Мне только нужно что-нибудь еще живое, но уже обещанное Нездешнему. То, что скоро должно умереть. Подошла бы какая-нибудь полудохлая кошка. Но я здесь не видел никаких кошек.

Алек спрыгнул с кресла, подошел к раскрытому настежь окну. Подскочил несколько раз, взобрался с ногами на подоконник,сел и прижал колени к подбородку, обвив их руками. Сплетенье поз Эмбриона и Грустного Бога, отдыхающего после трудной работы. Божественное дитя. Чудовищное дитя.

-Хотя бы даже муха, - продолжал мальчуган. - Но только мухи хватит ненадолго. А дорога у нас с тобой будет длинная. Ты ведь не откажешься от своей вечности, Отверткин?

Малыш повернул чуть встревоженное предположением лицо к телу охранника. И сразу же успокоил себя:

-Конечно, не откажешься! Это ведь твое желание, а не мое. Ничего другого я для тебя уже сделать не могу, - немного виновато оправдался он.

Но вина тотчас была забыта, заслоненная удивительным зрелищем. Прямо на ребенка решительно летела черно-желтая полосатая оса. В челюстях (или что там бывает у ос на месте рта?) у нее был зажат - мальчишка от изумления широко раскрыл рот и выпучил на осу глаза - огромный, для столь маленького насекомого тела, конечно, огромный, кусок цемента. Малыш вжался в боковину окна, освобождая непостижимой осе дорогу. Но та безропотной вежливостью не воспользовалась. Не пересекая границ оконной рамы, оса подлетела к одному из цементных стыков между кирпичами в проеме окна и занялась делом. Трудолюбивое насекомое замазывало что-то в стене своим куском строительного материала. Алек наблюдал за работой осы с восторженным интересом, позабыв захлопнуть рот.

Приклеив заплатку, оса улетела. Мальчуган, отмерев, принялся лихорадочно копаться в собственных карманах. Отыскал среди многих нужных вещей короткий металлический стерженек и начал царапать им "осиное место". Цемент поддавался легко и через несколько мгновений отвалился совсем, открыв маленькую дырочку размером с осиное брюшко. Углубление в стене было плотно забито каким-то белым веществом. Мальчик расковырял дырку пошире и ойкнул, брезгливо присмотревшись.

Осиный клад оказался скопищем тесно упакованных белых червяков.

Подцепив ближайшего стерженьком, малыш вытянул его из дыры на свет божий и уложил на подоконник. Червяк был небольшой, в сантиметр длиной, но упитанный. На перетаскивание с места на место своей особы добыча никак не отреагировала. Даже не пошевелилась.

-Отверткин! - возбужденно заговорил Алек. - Тут целая куча червяков! Их туда оса натолкала. И не шевелятся. Она, наверное, их покусала, и они теперь... это... инвалиды. Как это слово... когда лежат и не двигаются? Пара...? А зачем они ей? Что ли на зиму запасается? А, Отверткин? Ну ладно, это неважно. Отверткин, я нашел себе проводников! Они живые, но уже как будто дохлые. Это очень даже годится. Червяки даже больше годятся, чем кто-нибудь еще. Вот это здорово, как нам с тобой повезло!

В энтузиазме мальчуган высунул язык, пристроил его к болячке на губе и продолжил рыться в карманах шорт.

-Отверткин, ты знаешь, ЧТО ТАКОЕ ЧЕРВЯК? - тоном профессионального лектора заговорило дитя, перебирая на подоконнике свои мелкие мальчишечьи сокровища.-Я тебе расскажу. У червяков нет души... Отверткин, ты не знаешь, что такое душа?.. Но зато у них есть память. Они ведь едят людей. Они хорошие могильщики. Они умеют молчать, но если знать, как с ними обращаться, их можно заставить говорить.

Мальчик нашел то, что искал и теперь распихивал богатства обратно по карманам. Искомыми оказались обычная английская булавка, крошечный моток ниток и кусок пластилина, завернутый в фольгу.

-Старая Тэса умела их потрошить. Они рассказывали ей много чего интересного. Она их читала, как книжки. Как сказки. Знаешь, как она делала? Подцепляла червяка на булавку, вешала над своей подушкой и ложилась спать. А потом рассказывала мне свои сны. Я тогда был еще маленьким, только пять лет. Но я не боялся этих снов, ты не думай. Они были очень странными. И еще она червяков просто сушила. И варила из сушеных суп. У нее от этого супа было... - малыш почесал вихрастую макушку, вспоминая, - раздвоение личности, во. Она говорила, что выходит тогда из себя и парит. Расширяется. И ее становится много. И тогда она может все, что захочет. И нет никаких больше тайн, потому что тогда попадаешь внутрь них. В самый центр тайны. И становишься очень умным, потому что получаешь эту... силу двойного зрения. Которое расщепленное и проницающее. Она говорила, что черви - хранители подземной мудрости. Они показывают мир таким, какой он на самом деле, а не каким его видят эти глупые люди... Отверткин, я у тебя потом обязательно спрошу, каким ты теперь будешь видеть наш мир, ладно?.. Но я их все равно не люблю, червяков этих.

Вводя Отверткина в курс дела, мальчуган времени не терял - размотал нитку, привязал ее к ушку булавки, освободил пластилин от фольги и прилепил им свободный конец нити к верху оконного проема, для чего пришлось встать на цыпочки и даже подпрыгнуть. Теперь нитка с булавкой болтались перед самым носом у рассказчика. Белый червячок все так же парализованно дожидался своей скорой и жутковатой участи.

-Еще она говорила, что наш червивый мир - это лучшее, что досталось людям в наследство от богов... Отверткин, а ты когда-нибудь видел бога? На что он похож, интересно? И почему у них такое странное наследство? Знаешь, как она их называла? Червяков? Легким дыханием Шахе-резады. Во. Это была давно когда-то такая тетенька, которая знала много разных историй. И она меняла их на свою жизнь. Потому что когда у нее кончились все истории, ей отрубили голову. А знаешь, Отверткин, я думаю, что вообще Тот, Кто Рассказывает должен быть очень грустным и несчастным. Потому что он тоже платит жизнью за свои истории. Когда-нибудь ему все равно отрубят голову. Даже если он раньше помрет, - маленький мудрец свесил голову набок и ненадолго задумался о Серьезных Вещах. Но, в конце концов, перестав понимать, о чем же он, собственно, думает, малыш продолжил рассказ:

- А у старой Тэсы, правда, червяки были побольше этих. Здоровые такие, белые, жирные. Где она их брала таких, она не говорила. Может, она разрывала могилы? А потом она умерла. Не от червяков, конечно. Просто она не рассчитала свои силы. А я защищался. Наверное, я тоже не рассчитал свои силы. Я тогда маленький еще был. Я и сейчас еще не умею это делать. Ты уже понял это, да? Просто она иногда чешется у меня сама по себе, - мальчуган внимательно изучал свою левую пятку, вывернув ступню обеими руками, чтобы лучше было видно. - Не сердись на меня, ладно? Кажется, я очень устал, голос малыша потускнел и налился недетской серьезностью. - Мне грустно и одиноко. Обещай мне, что когда я буду жить здесь, ты будешь ко мне приходить и рассказывать на ночь страшные истории. Я их очень люблю. Ладно, Отверткин?

Закончив рассказ, малыш взял с подоконника червячка, проткнул его посередине толстого тельца булавкой, натянул поглубже на иглу и оставил так раскачиваться на нити, влекомой легким сквозняком. Из места прокола выползла большая прозрачная капля и, очень медленно оторвавшись от тельца червяка, поползла вниз.

Мальчик пристально смотрел на червя немигающими глазами. Через несколько минут тот шевельнулся. И скоро червяк уже извивался на игле, как танцор, закручивая по короткой спирали свою неповоротливую, упитанную плоть.

-Ты готов, Отверткин? - изменившимся, отрешенным и хрипловатым голосом спросило дитя. - Я иду к тебе!

1.Первый. Шебалу

Четвертому, самому младшему Служителю из Хранилища Древнего Знания седобородого города Харар не спалось.

Черная смоляная ночь струилась в распахнутую дверь дома, теплой шерстью укутывая всех его обитателей. Ярко-сочные звезды в рассеяньи роняли на высохшую землю скупые крупинки света. Рядом тихо и уютно сопела во сне Иллоэ. За стенкой перевернулся с боку на бок и что-то сонно пролепетал Рок.

Скоро придет рассвет, быстрый и внезапный, как все, что дают здесь земля и небо, и как все, что забирают здесь земля и небо. Гилу и Таннаби идут рука об руку и путь их не пресечется, и ни один не вырвется вперед другого. В этом мудрость Неименуемого Начала, которой напитано Древнее Знание. Настолько древнее, что никто уже, даже Старейшие, не может сказать, откуда оно пришло и как появилось в седобородом городе Хараре. Настолько древнее, что никто из живущих ныне не в силах вместить в себя хотя бы каплю этого Знания, ибо даже капля его намного превосходит по мощи